Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин Страница 118

Надежда. Про цветы можно?

Гринька (обдумав). Про цветы говори. Да покороче! Дело не терпит.

Надежда. Терпит не терпит, любит не любит, к сердцу прижмёт...

Гринька исподлобья взбуривает на неё.

О чём это я?

Гринька. Про цветы начинала.

Надежда. Забываюсь. Старею, видно. Хоть в тридцать восемь какая старость? Самое лето в душе, сок бродит по жилам. Хмельной сок, Игната!

Гринька(решительно). Ступай, тётка Надёжа! Топор я сам тебе принесу.

Надежда. Дай досказать. В Грачиной роще, Игнат, подснежники расцвели. Как раз там, где чёрный камень. Я не рвала их, берегла до поры. Сегодня сорву, однако.

Гринька. Не придёт он к чёрному камню! Напрасно стараешься. А я приду и все твои подснежники выпластаю! Все до единого.

Игнат. Ну вот, Надёжа, зазубрину на лезвии вывел. Теперь хоть брейся своим топором.

Надежда. Эх, кабы в душе ещё вывел! (Забыв топор, уходит.)

Игнат и Гринька принимаются за прежнее.

Перед кузницей – Домна. Она принаряжена. Раздумывает: заходить ли? Не решилась. Отошла к тополю, слушает звон кузнечный, старческое дыхание мехов.

Появляется Никита. Он в чистом, при всех медалях.

Никита. Из району звонили. За семенами велят ехать.

Домна. Ох, Никита, зря ты насоветовал это! Теперь хожу – голова от дум пухнет.

Никита. Думы-то разные бывают. (Усмехнулся намекающее.) Ишь как вырядилась!

Домна. Всех по Клавдии по своей не меряй!

Никита. Все вы Евины дочери! Ехать, что ли, за семенами-то?

Домна. Езжай, да не сболтни там! Сразу загремим.

Никита. За портфельчик боишься? Не шибко толстый портфельчик-то.

Домна. И чего ты под кожу лезешь? Осатанел совсем. А ведь одну упряжу везём. И чин и твой не ниже: как-никак бригадир.

Никита. Чин, чин! Без чина много всяких причин. С фронта ехал, всё расплановал: тут так, тут этак – дорожка ровная, прямиком в гору пойдёт. А она сплошь в ухабах и под гору катится. Потому и злюсь и пакостные слова на язык липнут. А дело наше святое, Домна Сергеевна, чистое дело: ослаб народ, забыл, чем хлеб пахнет. Надо поддержать немножко.

Домна. То худо, что не одни мы ослабли. Всей державе туго приходится. А мы всех умней быть хотим.

Никита (чуть переигрывая). Ради своего колхоза можно и похитрить. Бабы, или, по-городскому сказать, женщины, себя не щадя, всё войне отдавали, и ежели государство для них малой толикой поступится – большого убытка не будет.

Домна. Да ведь обман получается! Просим на семена – раздадим на трудодни. И кто обманывает: колхозная верхушка.

Никита (философски). У нас планида такая. Хошь людям добра – ври, хошь пользы себе – опять ври. Умные колхозные бригадиры начальство своё обводят, глупые – подчинённых околпачивают.

Домна. Не то, Никита. Светлая жизнь обманом не строится.

Никита. О светлой жизни судишь, ага... себе хочешь светлой жизни. (Кивнул в сторону кузницы.) И тут же лукавишь: дескать, я не к Игнату пришла, я по делу. А мне эти дела давно известны! Так же и другие хитрят. И кто ловчее концы в воду прячет, тот самый правильный человек.

Домна. Говоришь – ровно следы заметаешь. А сам исподтишка подталкиваешь: падай, Домна, падай! Ну, упаду – легче тебе станет?

Никита. Вместе упадём, ежели что. Команда была: лезь через бруствер и – в атаку! Кабы на фронте после команды так раздумывали – ни за что фрица не одолели бы. (Уходит.)

Появляется Лужков. Он с велосипедом. Возбуждён.

Лужков. Я только что с Лебединой протоки. Большое поле уже засеяли. Без единого перекура.

Домна. А вы собирались кнутом подгонять?

Лужков. Подгонять – нет, не собирался. Но ведь я должен понять те мотивы, которые движут людьми! Полуголодные, отощавшие и на таком накале! Только энтузиазм?..

Домна. Мне бы ваши заботы!

Лужков. В такое время ужасно чувствовать себя посторонним! Я сожалею, что не выучился на агронома.

Домна. Ещё не поздно, учитесь.

Лужков. Собираюсь, да за учебники сесть некогда.

Домна. До учебников ли? Вижу, по чужим огурешникам шастаете. У Клавдии Хорзовой в огурешнике гряды, что ль, закладывали?

Лужков(смутился). Я, знаете... я от собак прятался. Целая стая накинулась.