Василий Голованов - Танк Страница 12

Грузовик уходит, взвывая передачами на обрывистом склоне реки. Потом скрывается в полях.

- Спасибо, - говорит Татьяна, как будто мы помогли что-то исправить, большое вам спасибо, родные мои...

Горе сделало ее очень чуткой. Господи, как же с Володькой они вернутся сейчас в этот дом?! Я не представляю, ей-богу, не представляю. В лучах заходящего солнца мы уезжаем со страшного берега. С нами в машине в Рязань возвращаются водолазы.

Мы приезжаем на станцию, они сдают дежурство, бросают резиновые комбинезоны в кучу таких же, вместе с поясами, увешанными свинцовыми грузами.

- В хорошее лето до двадцати человек в день, - говорит наш водолаз, приготовляясь отправляться домой на велосипеде. - Тонут по-любому, на ровном месте. Вот такая беда.

Никогда не думал, что эта беда погубит моего брата. Я так и не увидел его. Он лежит в морге в Кувшинове, и я увижу его только на похоронах. Наверное, он, как и все мертвецы, будет не похож на себя. Татьяна говорила, что в последнее время один глаз у него совсем не видел, а шрам на щеке скрывала борода.

Мы прощаемся со спасательной станцией, с плакатами "Спасение на водах" и наконец устремляемся в обратный путь.

У первого же ларька останавливаемся.

- Мне шоколаду, чипсов и еще что-нибудь пожрать, - говорит Мишка. - А тебе?

- Мне три бутылки пива и спички.

Я забиваю трубку травой и делаю глубокий затяг.

- Хочешь, отсыплю тебе?

- Отсыпь.

Мы измочалены до невозможности. Мишка ведет, так и не выпив свой кофе. Я палю шмаль и припиваю пивом. Дорога налетает красными огнями тяжеловесных фур и временами вспыхивает желтым пламенем населенных пунктов. Вернее, пивного ларька в центре каждого неизвестного городишки.

Я бы поцеловал Лизку, да Мишка будет против. Просто он не понимает, что нас осталось четверо, четверо на всей планете. Хотя Наташка в Австралии, может, и не в счет.

Мы входим в поворот, и тут...

- Стой! - едва успеваю заорать я. - Тормози!

Танк. С растрескавшейся броней, похожей на расколотый дождями и вечностью бивень мамонта, торчащий из берегового откоса, стоит он на дороге. И двое людей - третий в люке - с бельмами вместо глаз, опаленных нашими фарами, больше всего похожие на покойников, только что восставших из могил, орут:

- Прорвались! Мы прорвались с первой попытки! Вы нам верите?!

- Прорвались! - ору я, пытаясь выскочить из машины... - Какие же вы молодцы! Конечно, я верю вам!

- Тогда как нам проехать на Дюссельдорф? - спрашивает командир, устало шевеля губами.

- Поверните направо и жмите на запад, - говорю я, потому что один знаю, кто эти покойники, и не боюсь их. - Сейчас вы претесь на юг. Вам нужен компас... Утром определитесь по солнцу...

- С кем ты говоришь? - поворачивается ко мне Миша. - Там никого нет! Мы чуть не расколотили машину...

- Танк, - говорю я, потому что вижу танк впереди, как свои собственные руки. - Танк, ты что, не видишь?!

- Да какой танк, к чертовой матери, тебя уже просто глючит на каждом шагу!

- Меня глючит?

- Да.

- Ну если ты не врежешься в него, я поверю тебе.

Миша спокойно заводит мотор и трогается. Мы проходим сквозь танк как сквозь туман и вновь оказываемся на темной дороге, где дальний свет упирается только в желтые пятна освещенного пустого шоссе.

- Ладно, - говорю я, - я потом тебе объясню, что это было. Развоплощение.

- О'кей, - соглашается Миша и прикуривает очередную сигарету. - Ты мне лучше вот что объясни: ты-то совсем уже развоплотился или все-таки думаешь поправляться?

- Я не мог развоплотиться за одну ночь. Проходы во времени... Впрочем, бог с ним, объясни, в чем дело.

- Мне нужен помощник. Ты сможешь торговать холодильниками?

- Думаю, да.

- Это монотонная работа.

- Я думаю, мне понравится их развозить.

- А ты хоть раз видел нормальные холодильники?

- Знаешь, мне понравятся любые, кроме морга. После этого случая ты должен меня понять.

Минут десять мы едем молча.