Александр Зиновьев - Искушение Страница 12

Сталин становится объектом внимания с точки зрения возможного покушения лишь с того момента, как он стал фигурой номер один в советском руководстве. В намерении убить Сталина обвинялись очень многие, включая Каменева, Зиновьева, Бухарина, Тухачевского, Рютина, Енукидзе, Мдивани и т.д. И было бы наивно думать, будто никому не приходила в голову мысль осуществить это на деле. Разоблачались десятки террористических групп, и не все они были фиктивными. Так, в 1935 году группа студентов в Горьком планировала покушение на Сталина. Они не осуществили свое намерение, но они его имели. Они собирались совершить покушение во время первомайской демонстрации в 1936 году.

Я сам с несколькими моими товарищами (нас было четверо) замышлял убийство Сталина в 1939 году. Наш замысел был наивен и практически неосуществим. Но страстное желание убить Сталина у нас было. Мы готовы были пожертвовать жизнью ради этого. Более того, мы готовы были пойти на заведомо безуспешное покушение, лишь бы факт такого покушения стал широко известным. Мы собирались совершить покушение во время демонстрации на Красной площади. О горьковских студентах и других террористических группах мы не знали. Вариант покушения во время демонстрации напрашивался сам собой как единственно доступный для нас. Наши намерения не реализовались по целому ряду причин. В том же году я был арестован за выступление против культа Сталина. Мне случайно удалось бежать. Целый год я бродяжничал по стране, скрываясь от преследования, - был объявлен всесоюзный розыск, как я узнал впоследствии. Наконец, мне удалось скрыться от голода, нищеты, преследования и одиночества в армии. Во время моих скитаний и в последующие годы мне неоднократно приходилось встречать молодых люд ей, мысли которых в отношении Сталина были сходны с моими. Могу упомянуть в качестве примера Александра Макарова. Он был комсомольским работником в Грузии, был лично знаком с Василием Сталиным, страстно ненавидел Сталина и готовил на него покушение в Грузии.

До смерти Сталина тайная антисталинистская пропаганда была основным делом моей жизни. После доклада Хрущева на XX съезде партии, положившем начало официальной десталинизации страны, все вдруг стали превращаться в антисталинистов, и мой антисталинизм утратил смысл. К этому времени я уже выработал мое понимание коммунистического общества. Я понял, что причины зол советской жизни надо искать не в Сталине и его сообщниках, а в самом коммунистическом социальном строе. Но интерес к Сталину и ко всему, что связано с его именем, у меня сохранился.

В хрущевские годы мне приходилось встречать людей, которые провели много лет в сталинских лагерях за подготовку покушения на Сталина. В частности, в это время я узнал, что почти одновременно со мной в институте, где я учился в 1939 году (это был Московский Институт Философии, Литературы и Истории, сокращенно - МИФЛИ), был арестован студент Романов. Его обвинили в участии в заговоре против Сталина. Он провел в тюрьмах и лагерях 18 лет. Разумеется, в большинстве случаев такие обвинения юридически были несостоятельны. Но были и обоснованные обвинения. И кто знает, сколько тайных замыслов убить Сталина остались невыявленными?! Они канули в вечность вместе с их носителями. Дело не в том, что не нашлось людей, мечтавших убить Сталина и что-то делавших для этого. Они были. Дело в том, что им не удалось выполнить свои намерения по независящим от них причинам.

Проблема покушения на Сталина не есть проблема морали вообще. Она есть часть более грандиозной проблемы - проблемы понимания сталинской эпохи. Важнейшим препятствием на пути объективного понимания этой эпохи является не столько недостаток фактов, сколько ошибки в методах понимания. В частности, сегодняшнее знание и понимание прошлого переносят на само прошлое так, будто оно должно было бы восприниматься таким образом самими деятелями прошлого. Но реальным фактором истории было не то, как и что люди думают о прошлом теперь, а то, как люди тогда понимали и переживали факты своей истории, какие у них были намерения и возможности. Ошибочно с критериями настоящего судить о поведении людей в прошлом. Я, например, стал уже в 16 лет антисталинистом. Но произошло это не потому, что я знал о масштабах сталинских репрессий и возмущался ими. Я об этих репрессиях знал ничтожно мало. Особых сомнений в том, что писали газеты и говорили пропагандисты о врагах народа, у меня не было. Я не относился к этому с полным доверием, но и не стремился их опровергать. Я не разделял общих эмоций по поводу процессов тридцатых годов. Но они и не затронули меня в смысле формирования моего мировоззрения. Последнее сложилось под влиянием наблюдений за жизнью окружающих людей и личной бытовой неустроенности. То же самое было с моими единомышленниками. Мы рано заметили, что вместо обещанного земного рая получается земной ад, и, не умея еще понять сущность и закономерность происходящего, мы персонифицировали причины зла в личности Сталина. У меня вызывало протест также обожествление Сталина. Вначале я вообще не думал о том, справедливо это или нет. Если бы даже Сталин на самом деле был таким, как его изображали, я все равно стал бы протестовать против его культа. Сатана, восставший против Бога, был одним из героев моей юности. Все те молодые антисталинисты, которых мне приходилось встречать в юности, стали таковыми не из-за репрессий. И я лично не встречал ни одного человека, пережившего репрессии, который стал бы убежденным антисталинистом. Мой друг по институту Андрей Казаченков, от которого я в 1939 году больше всего узнал орепресси-ях, не был антисталинистом.

Сталина, конечно, стоило убить. Но те, кто могли- это сделать, не хотели, а те, кто хотели, не могли осуществить свое намерение практически. Даже одни и те же лица оказывались в таком положении. Возьмите того же Артузова. Он призвал к убийству Сталина лишь тогда, когда сам оказался его жертвой. А что он думал до этого? Он-то прекрасно знал, что вытворяли Сталин и его подручные. Он сам был в их числе. Не попади он в число жертв, вряд ли он высказал бы слова насчет убийства Сталина. Антонов-Овсеенко рассказал о бывшем комсомольском работнике, который однажды ехал в лифте вместе со Сталиным. У этого человека в кармане был пистолет. Находясь в лагере, он вспомнил этот момент и пожалел о том, что не воспользовался случаем и не убил Сталина. Опять - так он подумал об убийстве, когда стал жертвой и уже не мог это сделать. .

Нужно принимать во внимание психологию и идеологию тех, кто имел доступ к Сталину. Орджоникидзе, например, был прекрасно осведомлен о преступлениях Сталина. Он знал, что и ему несдобровать. Он покончил с собой. А ведь мог бы запросто пристрелить Сталина. Почему он это не сделал? Потому что для него Сталин был не просто отдельный человек, но существо, аккумулировавшее в себе новое общество, созданию которого посвятил жизнь Орджоникидзе. Сталин стал олицетворением и символом идеалов партии. Таким же было отношение к Сталину и большинства деятелей той эпохи. Они ненавидели его лично. Но его историческая функция их завораживала. Киров знал заранее, что его убьют. И все же он отказался от претензии на пост Генерального секретаря и вроде бы выдал Сталину тех, кто прочил его на место Сталина. Нельзя объяснять такое поведение глупостью, трусостью, холуйством и прочими качествами такого же рода, которыми разоблачители наделили чуть ли не всех сподвижников Сталина. Киров, как и Орджоникидзе, знал о положении в стране и в системе власти. Он понимал, что задача руководства страной в тех условиях была ему не по плечу. Она была тем более не по плечу прочим сторонникам и противникам Сталина. Они все в гораздо большей мере добровольно наделили его диктаторской властью, чем подчинились насилию. Насилие тут сыграло роль организации добровольности. Главным фактором, позволившим Сталину приобрести огромную власть и злоупотреблять ею, были не преступные качества Сталина, а объективные условия в стране и в системе власти в то время. Это создавало определенную психологическую атмосферу, не способствовавшую идеям покушения на жизнь Сталина в верхах общества. Такая идея могла зародиться лишь в самых низах общества, причем - в среде образованных молодых людей. В верхах же к ней могли прийти лишь после того, как историческая роль Сталина была сыграна, и сталинизм исчерпал себя. Если бы Сталин был убит его бывшими соратниками, то это был бы не террористический акт, а верхушечный переворот внутри самой системы власти.

Наконец, Сталина не так-то просто было убить по причинам чисто техническим. Уже в конце двадцатых годов в органах было создано специальное управление по охране членов правительства. У каждого члена Политбюро были телохранители во главе с особым комиссаром охраны. Охрана Сталина была такая, какой не было ни у царей, ни у королей, ни у президентов. Добавьте к этому отсутствие оружия у населения, секретность маршрутов вождя, тщательный отбор людей в местах его появления. В 1936 году членов партии лишили права носить оружие. Наше покушение, которое мы сначала планировали на 7 ноября 1939 года, пришлось перенести на 1 мая следующего года главным образом потому, что у нас не было никакого оружия, если не считать испорченный пистолет без патронов. На это же жаловались и другие потенциальные террористы.