Геннадий Вальдберг - Праздник Страница 12

- А ты что хотел? Чтобы они с тобой поделились? Да ты первый с дерьмом их смешаешь. Ведь все очень просто: сильней - значит, прав...

- А вот ты и врешь, - поднялся с пола Генка. - Они не сильней примитивней. А силу мы им сами отдали. Привыкли оправдываться: что, вот, нам хреново живется, потому что они - такие. А это они - такие, потому что мы сами говно. Ведь сам говоришь: человек свободы хотеть обязан. Так - хоти! Понимаешь? Хоти! А не как крыса в щели отсиживайся.

- Не, ребят, вы не правы, - вмешался Васька. - Уж очень легко у вас все выходит. Мы - хорошие, они, значит, плохие, и если наоборот все сварганить то и благодать тут, значит, наступит. А мне иногда другое кажется. Мир справедливо устроить - тут хоть умри - ничего не выйдет. Однако же в том, что мы в нашей стране построили, есть и свое положительное. Да ту же клетку возьми. Тело, конечно, уродует, а из души - нет-нет - и что-то хорошее выдавит. Ты, например, картины рисуешь. Генка - стихи сочиняет. А выпусти нас на свободу - враз захлебнемся, и всей нашей музыке - грош цена будет...

- С чего тебе это взбрело?

- А так вот я чувствую... Ведь клетка - это ограничение, которое преодолеть хочется. То есть сразу тебе и цель тут и смысл. А поди-ка ее забери - да башку расшибешь, пока догадаешься, зачем я вообще-то живу?...

- Да что же такое свобода? - перебил его Лешка. - Да ты ж ее даже не нюхал!

- Осознанная необходимость, - буркнул Майкл.

- Чушь! Чушь собачья! Вдолбили псу на цепи, что пайку только хозяин подбросит - вот он зад и вылизывает. Осознал потому что.

- Да ты не психуй, - сказал Васька. - Хорошо говорим. Зачем же ругаться? Ведь сам посуди: тут на тебя каждый наступить норовит, прихлопнуть как комара, чтоб следа не осталось. Потому за картины и держишься. Тебе "я" свое утвердить как-то надо. Старшине, замполиту и всей этой шушере хоть что-то в пику поставить. И пот - получилось, не сгинул. остался. И тогда уж картина - это больше чем ты. Себя в ней уважил, и нас не забыл... Солидарность, одним словом. Ведь нам тоже остаться хочется... И потому мы, может, к твоей картине и тянемся, что вот нет ни хрена - а оттуда луч какой-то проглядывает. А теперь вот представь: вдруг, всего - завались. Магазины от жратвы ломятся. Денег - лопатой греби!... - Так ведь и будут грести. И на картину твою с балконов плевать. Если, конечно, ничего интересней не выдумают. И зачем уж тогда рисовать? Для кого? Перед кем свое "я" отстаивать?

- Ерунду говоришь, - сказал Майкл. - В школе прилежно учился, вот тебе мозги наизнанку и вывернули. Если художник - непременно в революционеры метит. За народ свой душой там болеет. А художнику везде плохо, потому что это - болезнь, которую еще лечить не умеют. Он везде себе клетку выдумает...

- А я, ребят, вот что думаю, - перебил Майкла Генка. - Клетка - не клетка, - это вообще разговор особый. Тут с другого конца начать следует. Что ты есть, свое место в этой жизни найти. Тогда никакой свободы не забоишься. Васька говорит: талант из нас клетка выдавливает. Что ж, может, прав. Только талант - он для чего-то ж назначен? Ему бы дозреть, расцвести а мы еще сделать ничего не успели, а уже о цене сговариваемся. Мол, вы мне послабление дайте, а я вам транспарантик состряпаю. В траншею меня не гоните, так я вам хор соберу, "Непобедимую и легендарную" и "Человек проходит как хозяин" петь будем. А хозяин чего? Робы, которую носишь? Забора, за которым сидишь? Ведь мы как рассуждаем: я - им, они - мне. А там, глядишь. Сундук до меня возвысится. Замполит, кроме своих цитат, Пушкина вспомнит. Но ведь черта с два! Они - примитивы, и в этом их сила. Им нечего терять кроме цепей, которыми они нас окрутили. А нам есть, и мы - теряем. Не их до себя, а сами на ступеньку ниже становимся. И уже стихи не слагаются, картины не пишутся... Может, именно таким они свой Коммунизм и видят. Когда все равны, все ничтожества. Л я человеком остаться хочу. Понимаете? Человеком. И потому торговаться с ними не буду. Да и невозможно ведь. Талант - его даже задаром никому не уступишь. Руки, голову - это пожалуйста. А талант?... И какая разница, откуда он взялся? Только продай: сразу останется "человек", который ничему не "хозяин", или забор, что своими руками построили.

- Треп! - помолчав, сказал Майкл. - Обычный интеллигентский треп! Томас Мор с Кампанеллой.

- Томас Мор за свой треп на эшафот пошел.

- И еще миллионы, - добавил Васька, - потому что этому трепу поверили.

- Да ты не сможешь без красок, - сказал Майкл. - А ты - без гитары, а он - без рояля. На то они вас и поймали. Борька вон кулаками махал - и его упекли. А вас иль меня - пальцем не тронут.

- Потому что - бездари! - процедил Лешка. - Продались потому что. Ведь талант - это позиция, точка опоры. Встал - и трава не расти, а места своего не уступишь. Просто чувствуешь силу, и знаешь, что прав.

- А тебя с твоей силой - в траншею.

- Черт с ними!

- И руки там как Генка угробишь.

- Значит, без рук обойдемся!

- А "Зимь" все равно не трожь! - решил положить конец спору Васька. Мало, что ты ее рисовал? Теперь она - наша. И клетка из тебя ее выдавила, или потому что ты эту клетку на три буквы послал, или силу почувствовал мне на это плевать. Она - есть. И с ней как-то легче. А все остальное, Васька ус покрутил, - горилочкой спрыснем.

- Верно, - поправил бинт Майкл. - Время идет - а мы лясы точим.

Из каморки Васька вышел последним. На Лешку косился. И стало даже как-то смешно: ведь фанеры кусок, три краски наляпал - а живет, и даже условия какие-то ставит. Так не смотри! Руками не трогай! Да кто тут кого, в конце концов,

создал?

В клубе было темно, только на сцене горела лампа и красный светильник над входом. Васька плотно задвинул занавес.

- Кабинет в "Гранд Отеле", - сказал он. Потом подошел к пожарной бочке с песком, что стояла в углу за кулисой. - Фокусы показывать буду. - Разгреб песок и вытащил "Рислинг" с "Шампанским".

Парни захлопали.

А Васька еще покопался...

- Эта - борькина. Спрячь, - сказал Генка. - Пусть хозяина подождет.

- Ой-ли дождется?

- Спрячь, - поддержал Лешка.

Васька перекинул четвертинку из ладони в ладонь:

- Такой товар будет киснуть! - но все же зарыл.

- А девочек сделаешь? - спросил Майкл.

- Можно и девочек, - Васька пощелкал пальцами, но по-том скорчил мину, дескать, волшебство все рассеялось. - Факир был трезв - и фокус не удался.

- Тогда за тобой, когда накеряешься.

Загремели табуретками, стали садиться.

- А горилка уж тут как тут, - Васька нагнулся и вытащил из-под трибуны графин для докладчиков.

- Сначала "Шампанское", - сказал Майкл. - Бокалов вот только не вижу.

- Бакара! - сдвинул кружки Васька.

Грохнула пробка, полетели белые хлопья.

- Надо было в снег положить.

- Тогда бы не стрельнула.

- Только сразу хочу ознакомить с Уставом нашего заведения, - поднял кружку Васька. - В нашем "Гранд Отеле" имеется пожарная дверь, на случай полундры. Так она не закрыта. Замок для виду болтается. А пломбу, ежели что, я утром другую навешу. Потому, уважаемые гости, при слове "атас" дружно, без паники, туда нс.с пропаливаем.

- И куда ж попадем?

- Прямо к девочкам, на "Бабью слободку".

- А в часть как вернемся?

- Через забор перелезешь.

- Кто-то и перелезет.

- Там дыра есть, - сказал Васька. - Метров двадцать за клубом. Чуть поднажмешь - и досточка отступает.

- А с Мешковым-то говорил?

- Еще как! С полной флягой ушел. Но неспокойно нынче в Датском королевстве. Да и вообще, будьте бдительны!

- Вещь! - утер губы Генка. - Тысячу лет "Шампанского" не пил.

- А говорили - не надо.

- И за что же мы пьем? - растягивал удовольствие Майкл. - Не за этот же праздник?

- Нет, - сказал Генка. - За праздники вообще пить глупо. Потому что они не повод, а следствие. У Кортасара, кажется, было: "Любой юбилей - это врата, распахнутые для человеческой глупости". А поскольку глупость на Руси есть питие, то вот, значит, и додурачились.

- Предлагаю, без философии, - перебил Васька. - А то анекдот пропадает. Адам рассказал.

- Валяй. Только по-новой плесни.

На этот раз разлили горилку.

- Строит, значит, старшина роту. Смотрите, говорит, учу как гвоздь забивать. Втыкает этот гвоздь в забор, разбегается и трах головой. Гвоздь ни с места. Он опять. То же самое. Что за хреновина, говорит. Разбегается уже от самого штаба - трах-тарарах! - только искры посыпались. А гвоздь как стоял - лишь погнулся немного. Тогда старшина на забор, посмотрел, что с той стороны делается, и быстренько вниз. Пардона, говорит, прошу. Занятия отменяются. С той стороны замполит прислонился.

- Ха-ха-ха!

- Хо-хо-хо!

Лешка сам не заметил, как начал оттаивать. В голове чуть-чуть закружилось. И силы какие-то непонятные пробуждаться стали: что вот сделать чего-то, или слово сказать?... Да что он, действительно, на "Зимь"-то взъелся? Ну, Борька попался. В холодной сидит... Только "Зимь"-то в чем виновата? Даже подумал, прикончат еще по стопарику - и пойдет на нее поглядит. Как бы, вот, мировая. Какой леший ссориться?...