Избранное. Том первый - Зот Корнилович Тоболкин Страница 12

Отласов приветливо встретил. Эти в кабак не захаживали. Вино курили сами. Видно, большая нужда привела. Маслянистые жёлтые глазки Ильи сверкнули алчным огнём. Медово улыбнувшись, поднёс гостям по чаре, усадил в красном углу, ждал.

– Не здесь, – вырешил, увидав ожерелье. Боялся, кто-нибудь высмотрит – ограбит. Уж грабили, да и выручка в тот раз была мала. Выкатили бочку, увезли. Остался от похитителей след санный. Потом бочку эту с ендовой и ковшом нашли у кедровки. Все вечеровавшие пустили ковш по кругу. А кто угощал этим вином, Гарусовы так и не дознались. Грешили на Володея. Но он и Любим в тот день пропадали на охоте. Воротились из тайги утром. Однако, проходя гостиный двор, перемигнулись. Там всё ещё стояла пустая бочка.

– Где добыли? – перебирая драгоценные китайские жемчужины, любопытствовал Илья. Сам прикидывал, как бы не переплатить. То, что это ожерелье навсегда останется у него, он решил с первого взгляда. Уж больно баское. Цены ему нет.

– Где взяли, там нет, – холодно отрезал Иван. – Сколь дашь?

– Да уж не обижу.

– Храни до весны. Весной выкупим, – получив плату, наказывал Володей.

Илья дрогнул морщинками узенького лба: «Выкупишь ты у меня... два кукиша!».

Когда подоспел запыхавшийся Любим, сделка была завершена. Узнав о сговоре, яростно сплюнул:

– О-от простодырые! Да за этот жемчуг пол-Якутска скупить можно.

Володей было потянулся за материнским украшением, но Илья шмыгнул за дверь, дверь защёлкнул изнутри задвижкой. Потом на всякий случай припёр ломом и только тогда присел на сундук и отёр вспотевший от волнения лоб. «Надо будет в тайник положить».

Тайник под полом, под винною кадью. Запалив свечу, спустился под пол, ещё раз полюбовался переливами жемчуга и, спрятав, стал разгонять недовольных пьянчужек.

– Ишо петухи не кричали... – слезливо жаловался один, только что заложивший нательный серебряный крест.

– Дома послушаешь... ежели они у тебя есть, петухи.

– Ох, сволочуга! – ворчал пьянчужка на улице. – Вылитый батюшка!

Илья не обижался. К обидным словам привык. Слыхивал разное. Да и отец внушал: «Слова – ветер. Просвистят – затихнут. А деньга, Илюшка, счёт любит. Учись деньгу беречь».

Это первое, чему Илья выучился. Второе – разводить вино водою. «И вода денег стоит» – тоже отцовская шутка. У него и шутки ценой в целковый. Илья похож на отца. Только что хром да прижимист ещё более. «Наша порода!» – хвалился перед гостями Гарусов-старший, похлопывая своё чадо по жирному загривку. Чадо старалось. Иному словечко угодное молвит, иному вовремя рукотёр поднесёт или наполнит до краёв чашу...

– Разумен... люблю! – хвалил воевода, который чаще других бывал у Гарусовых в гостях. Ходил не из-за вина. Хозяйка не в меру приветлива. Кода все спивались, Яков, меньше других выпив, притворялся мертвецки пьяным. Зинаида устраивалась с хмельным воеводой.

«Ничо, – посмеивался покладистый сотник. – От её не убудет. Зато мне прибыль».

И верно: прибыль была не только в мошну, но и в зыбку. И Танька, дочь младшая, чем-то смахивала на воеводу, правда, не на этого, на прежнего. Яков прочил её за Отласа, за Володьку. Стал привечать казачину.

- Может, породнимся? – спросил однажды.

- Мать под чужих ложилась... дочь лягет. Мы на такое добро не заримся.

Дочь пристроили за подьячего. А на Отласа Яков затаил смертную обиду и ждал случая, чтобы отыграться. Случай представился.

Накануне отправки гуляли. Стешка, как плеть казацкая, висела на руке Володея. К утру притомилась, ушла спать. Ворочаясь в постели, сквозь тяжкую дрёму мысленно звала к себе мужа.

Он сидел у реки, в которой пряталась вторая луна. Первая, в бледном окружении звёзд, белой дырой зияла в небе. «Вот и небушко прохудилось». – Сев перед Братьями, Володей вслушивался в скрип утиный. Качался паром у переправы. Перекликались караульные. Острог спал.

Над рекою туман стлался густой, липкий. Низкая левобережная половина таилась в тумане. И озеро на том берегу, и тальник, и журавлиные сонные поселения. Лишь паруса гор медленно, гордо плыли в тумане и виднелись отовсюду.

Есть у озера место заветное. Володей любит там купаться. В кустах черёмуховых, даже поутру тёплых, затаился маленький балаганчик. В нём Стешку ласкал тайно. Пришла бы...

За спиной хрустнула галька. Володей оглянулся, залился счастливым смехом.

– Токо что о тебе думал.

– Я всё ждала, ждала – не идёшь...

– В шалашик бы, а?

- Зябко! – Стешка притворно поёжилась, хотя утро тёплое начиналось. Тело, только что нежившееся в постели, и впрямь слегка пощипывали мурашки. Да не потому зябла. – Погрей!

- Там погрею! – Володей сбежал по головоломному спуску к перевозу, отвязал паром и, минуя отпотевшие мостки, перелетел через жердь на неошкуренные, перевитые дублёным гужом брёвна. – Спускайся! – велел Стешке.

Она кинулась по тому же следу, поскользнулась, выпрямилась и, рискуя разбиться, крикнула:

– Держи меня! Держи!