Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин Страница 127

зрительному залу, сам спускается в зал.) Загадочный ты человек! Как и вообще люди... с тайною, с недосказом. А с виду наивный. Ну, не притворяйся простачком! Простодушию твоему не верю. Хочешь обнять человечество, в глазах слёзы умиления. Чище и незащищённей тебя в эту минуту нет никого на свете. А кем ты предстанешь, когда позовут заботы? Когда те, кого ты обнимаешь, будут жить рядом изо дня в день? Какие мысли сейчас текут в твоих извилинах? Эй ты, вояка! Ты умел воевать... А землю пахать сможешь? (Медленно бродит.)

Вновь появляется Клавдия.

Клавдия. Ты с кем тут, Гриша? Опять со статуями?

Григорий. С людьми, тётя Кланя.

Клавдия оглядывается.

(Он улыбнулся). Ну да. Статуи разве не люди? Правда, если они добры, то добры вечно. А люди переменчивы: то любят, то ненавидят. А злятся и в любви и в ненависти.

Клавдия. Ненормальности много вокруг, потому и злятся. В ненормальности люди доверие теряют.

Григорий. А ты доверчивая.

Клавдия. Я? Не-ет, меня били много. Кого бьют, в том доверчивость выбивают. И тогда человек... злеет!

Григорий. Как ни били тебя, ты сумела остаться доброй.

Клавдия делает протестующий жест.

Не перебивай, я лучше знаю. Ласку твою на себе испытал. Помню, больной лежал, в сыпняке. Ты неделями не отходила от изголовья. Кто я тебе? Отец там... ни муж, ни друг. И я чужой, сам себе предоставленный зверёныш. Мог с голоду сдохнуть, мог стать отребьем. Не сдох, не стал. Это ты сохранила меня, тётя Кланя! Все отвернулись от нас, ты одна не отвернулась. Ходила гордая, улыбалась, будто счастливей тебя никого не было.

Клавдия. Может, и впрямь не было...

Григорий. Ты веришь, что он не виноват?

Клавдия. Как же, Гриня, как же! Мне сердце подсказывает. Бабье сердце – вещун.

Григорий. Вот я думаю, тётя Кланя: какое оно, счастье?

Клавдия. Трудное, Гриша. Оно такое трудное порой, что никакой силач не подымет. Вон Святогор и тот надорвался.

Григорий. Странное толкование! Необычное, во всяком случае. Я Святогора другим задумывал.

Клавдия. А вышел такой. Мне со стороны виднее.

Григорий. Вот такую тебя... в камне вывести! Наверно, это была бы самая тёплая моя вещь, самая чистая. Это – сама земля, сама Россия! Если б только хватило сил!

Клавдия снова гладит ордена Игната.

Клавдия. Запылились.

Григорий. Так скоро! Я только вчера их чистил.

Клавдия. К поезду не опоздаешь? Третий час.

Григорий. Успею. А скажи, тётя Кланя, откуда обо мне тот художник узнал?

Клавдия. Лужков ему говорил. Просил приехать, посмотреть.

Григорий. Вот и пойми: кто он, защитник или судья?

Клавдия. Человек он, Гриня. Просто человек. Помнишь, к нам переводы из Юрги приходили? Мы всё гадали: от кого? А их Лужков присылал.

Григорий. Ты деньги-то растратила?

Клавдия. Вернуть хотела, да боюсь обидеть.

Григорий. Верни. Мы сроду чужим не пользовались.

Клавдия. Ладно, верну.

Григорий. Тятя-то без меня, наверно, приедет.

Клавдия. Как приедет, я тебя тотчас извещу.

Григорий. Тревожишься? Не тревожься. Вон как ласково в письмах тебя навеличивает: Кланя да Кланюшка.

Клавдия. Навеличивает. А кто я ему? Ни жена, ни полюбовница. И тебе кто?

Григорий(тихо). Ты мать мне, тётя Кланя. Если б не знал родной матери – одну тебя мамой звал. А так не могу, прости.

Клавдия(улыбаясь). Пойдём, Гриня. Тебе на станцию пора. С камнями-то прощайся, долго не увидишься. И участок свой попроведай... на солонцах.

Григорий. Говорят, перепашут их. Все наши труды насмарку. Сколько назьму вбухано, сколько пота! Я ж семена по зёрнышку собирал, тётя Кланя! Чем председатель думает?

Клавдия. Ему что: велят – пашет, велят – кукурузу на лучших пашнях сеет.

Григорий. Велят, велят! Совесть должна велеть! Дремлет совесть, а люди из колхоза выходят. Тётка Домна словом остановить хочет. Словом разве удержишь в колхозе?

Клавдия вздохнула. Опять тронула ордена.

2