Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин Страница 129

За окном заиграла гармошка. В дом вошли Пётр и Вера.

Пётр. Ну что, скульптор подаёт о себе вести?

Клавдия (даёт телеграмму). Вот, читай.

Вера. А я уезжаю... насовсем. Так что до свиданьица.

Дарья. Скатертью дорога. В отпуск-то на мамкины хлеба прикатишь?

Вера. Была нужда! Я в Сочи или в этот... в Саперави поеду. Есть такой курорт, Петя?

Пётр. Были бы деньги, саперави найдётся.

Дарья. А ты чего отстаёшь? Чемодана не нашлось?

Пётр. Чемодан давно готов. Судьба не решилась.

Дарья. Кто ж её решит за тебя?

Пётр (показывает кулаки). Вот эти гирьки. На соревнование вызывают. Первое место в области займу – тогда мне зелёная улица.

Клавдия. Раньше за драку судили, теперь зелёную улицу открывают. Вот дивья-то!

Пётр. Много ты понимаешь, тётка! Бокс не драка. Бокс – спорт, в котором берут верх самые смекалистые, самые сильные. Про Королева, про Шоцикаса слыхала? Вот великие мастера.

Клавдия. Что же особенного намастерили? Хоть бы одним глазком глянуть.

Дарья. Да уж не безделицу, наверно, коль великие.

Пётр. Темнота! Таких людей не знаете! Это же мировые драчуны!

Клавдия. Надо же, надо же! А я было подумала: умельцы какие, вроде Игната моего либо Гриньки. И верно: темнота!

Пётр, досадливо отмахнувшись, уходит.

Дарья. Коров-то своих кому передала?

Вера. Об этом пускай начальство печётся. Я теперь – вольная птица.

Клавдия. Птицы-то в родные края летят, а вы, едва оперившись, из дому улепётываете.

Вера. Гришке твоему можно, нам нельзя?

Третья женщина. Гришка – особь статья, он в художники пошёл.

Клавдия. А что, хоть в художники? Выучится – домой вернётся. В нём тяга отцовская к земле. А у тебя одна думка: скорей учесать да замуж выскочить.

Вера. Не вдоветь же мне, как вы вдовели! Человек должен жить красиво! А я тут с утра до вечера в назёме ковыряюсь. Да титьки коровьи дёргаю. Вот и вся красота.

Игнат всё ещё в мастерской. Более прочих ему нравится незаконченная фигура Сеятеля. В ней чувствуются задумчивая грусть и сила. Сеятель этот предвидит испытания, которые могут выпасть на долю Земли.

Услыхав шаги пробежавшей по двору Веры, Игнат поднял голову и увидал свои ордена. Снял их, взвесил на ладони. Входит Никита. Он ёжится, играет глазами, но держится бойко, даже развязно.

Никита. Воротился, значит? (Тянет руку, но тотчас отдёргивает, зная, что её не пожмут.)

Игнат. Воротился, как видишь. А ты думал, там сдохну?

Никита. Мне что, живи. Ты мне не мешаешь.

Игнат. Врёшь, змей! Я у тебя бельмо в глазу! Потому и оговорил меня! Потому и засадил на восемь лет.

Никита. Засадил-то не я, судьи. И оговаривал тоже не я. Мешок в кузнице был спрятан? Был. Вот и весь сказ.

Игнат. А ты не знал про этот мешок? Кроме Гриньки ты один обо всём знал. А на суде отнекивался.

Никита. Может, знал, да забыл.

Игнат. Говоришь, а глаза играют. Подлая душа! Ничем тебя не проймёшь!

Никита(с неожиданно прорвавшейся болью). Сам так же думал, что не проймёшь, да просчитался! Не раз пронимало, Игнат! Не раз пронимало! Случалось, по неделям глаз не смыкал. Сердце стало пошаливать...

Игнат. Есть, стало быть, сердце-то! А мне казалось, ошмёток собачий вместо сердца в твоей груди.

Никита. Не смейся, Игнат! Я тоже хлебнул лиха, и война, и годы эти не песней прожиты.

Игнат. Зачем пожаловал? Видаться или заделье?

Никита. В Юрге лесник нужен. Спокойная должность, денежная.

Игнат. Нужен, так устраивайся.

Никита. Я тебе советую. В Барме клеймёному не житьё.

Игнат. Экий заботливый! Да ведь я знаю, что тебя заботит! Давай напрямки! Там гости ждут.

Никита. Уезжай, Игнат, не береди душу! Оба уезжайте. Могу до греха дойти.

Игнат. Это ты мне грозишь?! Мне?

Никита. Да нет, Игнат, прошу. Совсем по-доброму прошу.

Игнат. Уезжай сам! А мне без этой земли жить невозможно. И нечем жить, если её нет!