Анатолий Злобин - Бой за станцию Дно Страница 13

- Вот вам, Ван Ванович, держите, - с этими словами Аркадий Миронович достал из бумажника деньги и протянул их фотографу, мигом воспрянувшему при виде трех бумажек, развернувшихся веером в руке Сычева. - Спешите. Надо успеть к обеду.

Аркадий Миронович сам не ожидал от себя такой прыти. Тут же пожалел о пропавших бумажках, но дело было сделано, обтекаемый шар с довольным урчаньем укатывался по коридору. Аркадий же Миронович скромно принимал слова благодарности.

В комнату впорхнуло видение из предвечернего сна, и видение не простое, а с розовыми крылышками, то ли пелеринка такая, то ли просто небесный дар. И розовая шляпка на голове, не столько крылатая, сколько взлетающая. Голос ангельский - и вместе с тем вполне земной, как они умудряются достигать этого, ума не приложу.

Да и не следует нам понимать.

- Товарищ полковник, разрешите доложить, - пропел земной ангелочек. Развезла четыре группы по предприятиям. С восьмой школой получилась накладка: вы пошли к ним, а они к вам.

- Это ничего, Наташа, - миролюбиво заметил полковник. - На фронте тоже так случалось. Мы пришли на место, а противника нет... Надеюсь, в вашем случае это не будет иметь трагических последствий?

Наташа Веселовская сделала большие глаза:

- Все очень серьезно, товарищ полковник. Может сломаться расписание.

Семен Семенович Шургин засмеялся, любуясь Наташей:

- Вот видите, какие страхи у молодого поколения. Как-нибудь школа номер восемь переживет этот слом. Что у вас еще? Ведь по глазам вижу - есть хорошие вести.

- Далее. Прощальный банкет состоится, как было намечено, в баре "Чайка", там очень уютно, вопрос согласован, субсидии утверждены, мы потом с вами разработаем меню, и еще одно, - Наташа замялась, перебирая ножками и вспархивая розовыми крылышками.

- Я слушаю, говорите, - подбодрил полковник Шургин. - Тут все свои. Наверное, это о Четверухине?

- Так точно, - с облегчением отозвалась Наташа. - Вчера выступал. И сегодня. Но у него не получается. Все плачет и плачет. Выйдет вперед, скажет два слова: такая честь! - и давай плакать.

- Значит так: сержанта Четверухина с программы снять и направить его в двадцатую комнату к майору Харабадзе, он уже осмотрел 12 человек, пусть поможет Четверухину. У нас впереди много дел, и плакать, даже от радости, нам еще рано.

- Слушаюсь, - отозвалась Наташа ангельским голосом.

Рядом возник другой голос, не менее ангельский.

- Семен Семенович, я его уложила.

- Кого?

- Лешу Четверухина. Он переволновался. Дала ему седуксен. А то все плачет и плачет. Наконец-то заснул.

Вровень с Наташей стояла наша Роза Красницкая, героиня наших фронтовых романов, а романы были скорострельные, как пулемет, и Роза была прекрасной, как ангел, а ведь ангелы не стареют - не так ли?

Вот они стоят вровень. Наташа в кокетливой пелеринке, в модной шляпке, и наша Роза-смотрите, смотрите - в гимнастерке и кирзовых сапогах, на поясе широкий офицерский ремень, какая она подтянутая, ладная, улыбчивая, а талия-то, где талия? Там, где талия, все сомкнулось, одна воздушность, видимость, глаз не оторвать. Выше талии идея. Ниже талии - страсть! Вот что такое Роза Красницкая, наша мечта и наша любовь. Роза, Роза, сколько воинов ты спасла под огнем?

- Смотрите, а ведь они похожи, - заметил полковник Шургин. - И рост, и стать. Вам не скучно с нами, Наташа?

- Что вы, товарищ полковник. Все страшно интересно. Мы просто не думали, что это будет таким волнующим. Жора Маслов, наш активист, выразил общее настроение, сказав: "Это не хуже, чем диско".

- Уж мы специально старались для Жоры, - не выдержал Аркадий Сычев, посчитавший, что задет не только он один.

Но Наташа Веселовская свое дело знала.

- Аркадий Миронович, - пропела она. - Вы тоже наш ветеран?! Какая приятная неожиданность. Надеюсь, вы дадите интервью для нашей газеты, я сейчас же дам команду. И вообще, почему бы вам не показать по телевидению это прекрасное и волнующее мероприятие? Или мы хуже других? - И сделала позу, вскинув обе руки и показывая себя всю - смотрите, какая я розовая, небесная, разве я не достойна всесоюзного экрана?

Павел Юмашев рубанул сплеча единственной рукой:

- Давай, Сыч, показывай нас по блату. Ради чего мы тебя в бригаде держали?

Полковник Шургин плечами пожал, давая понять, что не возражает против показа.

До сих пор остается неясным, почему Аркадий Миронович ничего не сказал про телеграмму Васильева и про то, что он уже дал команду прислать передвижку для организации передачи? Вряд ли мы получим ответы на эти вопросы. Видимо, у него имелись свои соображения. Поэтому Сычев отвечал дипломатично: он-де программами не ведает. Но такие передачи планируются заранее, телевидение искусство синтетическое, на пальцах ничего не покажешь, нужна аппаратура, техника, нужны операторы, режиссеры, осветители, монтажеры, надо искать в киноархиве документальные кадры военных лет, вот если бы нам удалось найти съемки боев за город Дно или что-то в этом роде. Давайте сообща подумаем, что можно сделать, а он, Аркадий Миронович Сычев, окажет всяческое содействие, для него это тоже высокая честь и так далее.

Словом, телевидение нам не светило.

- Если нам к вчерашнему вопросу вернуться, - задумчиво предложил подполковник Неделин, - мы тут прикинули с товарищами: можно организовать групповую картину.

При слове картина Сергей Мартынов резко встрепенулся, до того он внимательно слушал и прилежно молчал.

- Скорее, групповой портрет, - взволнованно начал он. - Я так вижу боевых друзей, мы ветераны, и такими должны остаться. Но как вы сами хотите? На манер "Ночного дозора" или в каком-то другом виде?

Аркадий Миронович выступил вперед, кладя руку на плечо Мартынова. Он нисколько не удивился, услышав от Мартынова о "Ночном дозоре", казалось, так и надо было, оба взволнованны, и это естественно в такое утро.

- Пойми, Сергей, - начал Аркадий Миронович. - Никто не ограничивает твою творческую свободу. Как ты увидишь, так и будет. Собственно, мы вообще ни при чем...

- Как ни при чем? - сбивчиво говорил Сергей Мартынов. - Я всех хочу нарисовать. Мне нужен не только фон, мне требуется натура. - Повернулся к полковнику. - Я сделаю, Семен Семенович, я нарисую, можете не сомневаться, я же здесь двадцать два года в школе номер восемь учителем рисования проработал, а теперь на вольных хлебах, меня в городе все знают, я могу и на холсте, и на стене, но на стене лучше, использую темперу, все русские иконы написаны темперой, я давно уже думал, пробовал, эскизы имею, а потом бросил, нет у меня завершающей точки, вы приехали, должна появиться.

- Смотри-ка, ты, значит, художник, - с удовольствием протянул полковник Шургин, приостанавливая сбивчивую речь Мартынова. - И портреты можешь?

- Вы не волнуйтесь, Семен Семенович, - торопился Мартынов. - Я бесплатно сделаю, совершенно бесплатно. Без учета себестоимости, как этот живодер, он у меня еще попляшет. Мне от вас потребуется только одно.

- Проси, - сказал Шургин. - Все, чему мы можем посодействовать, будет исполнено.

- Краски? - догадался младший лейтенант Рожков, привставая с дивана.

- У Сергея Андреевича прекрасная мастерская, там все оборудовано, заметила Наташа Веселовская. - Правда, сама мастерская старовата, но мы сейчас думаем по этому вопросу.

- Все есть, все, - нетерпеливо подтвердил Мартынов, протягивая руку к полковнику. - Мне нужны ваши фотографии.

- Да вот же она, совсем свежая. - Шургин указал на фотографию, которая к тому моменту оказалась лежащей перед ним на столе.

- Не то, не то! - Сергей Мартынов безнадежно взмахнул рукой. - Мне необходимы фотографии военных лет.

- Сказанул. Откуда мы их тебе возьмем? - удивился подполковник Неделин. - Нас тогда не фотографировали. Мы воевали, а не позировали.

- Весь мой личный архив в Пруссии сгорел, - сказал полковник Шургин.

- У меня была такая малюсенькая, как от партбилета, - сказал младший лейтенант Рожков. - Но она дома, в Новосибирске.

- У меня тоже ничего нет, - сказал Николай Клевцов, качая головой. Откуда?

- А у тебя? - Мартынов повернулся к Сычеву.

- Что-то есть. Сорок пятый год, уже после войны, в штатском, - Аркадий Миронович пожал плечами. - А фронтового ничего.

- Вот, вот, я предвидел, - путанно торопился Сергей Мартынов. - Где высшая мысль, откуда ее взять? Сбивается замысел. А если ее нет, тогда и победы нет, старуха говорила, где они, молодые, в земле лежат. Но я все равно сделаю, товарищ полковник, я обязан, перед вами тоже, но в первую очередь перед ними, которые в земле лежат, я сделаю, дайте мне срок два дня, вот увидите.

Мы и опомниться не успели, как Сергей Мартынов, крепко сжав кулаки, с напряженным бледным лицом, выходил из комнаты, выкидывая вперед протезную ногу. Это было похоже на бегство, но вместе с тем такой уход казался неизбежным, во всяком случае, никто из нас не удивился, мы приняли все это как должное.

- На комбата-один мы можем положиться, - уверенно заявил полковник Шургин. - А это что? Не взял, выходит?