Владимир Борода - Зазаборный роман (Записки пассажира) Страница 13

Вот и приехали. Огромное серое здание, вход, правда, не парадный, а сбоку, но дверь стеклянная, за нею мент усатый и честь мне отдает, под козырек. Все чин чином - важная персона доставлена, под локти держат двое, третий сзади прикрывает. По лестнице с ковровой дорожкой, блестящими прутьями придавленной, вверх. Здесь еще один мент и тоже усатый, видимо, здесь такая мода, тоже честь отдает. Проходим за массивные стеклянные двери. Ярко освещенный коридор, дерево полированное на стенах и дверях, малинового цвета ковровая дорожка на полу. Стучат мои телохранители в двери с номером 243.

- Да!

- Подследственный Иванов доставлен по вашему требованию!

- Введите.

И меня вводят. Hебольшой, но с роскошью обставленный кабинет.

Холодильник, телевизор, радио, вентилятор, сифон... Чего только нет для плодотворной работы Романа Ивановича Приходько, старшего следователя и так далее. Hу, конечно, есть и стол, и сейф, и кресел со стульями хватает, а на полу ковер красивый, зеленое вперемешку с темно-красным. Живут же люди, а у меня в хате на полу асфальт, стены белые, шубой покрытые. Это когда бетон в беспорядке накидан. В творческом. Чтоб не писали и жизнь медом не казалась. Hа свободе некоторые дома с фасаду так отделывают, да...

Сажусь на мягкий стул, любезно пододвинутый Лешей (сервис) и протягиваю руки Саше. Снимает Саша наручники и улыбается. Рад мне, гостю дорогому, и, наверно, если б была душа, то, наверно, от души. А так просто скалится, рот есть, что не улыбаться.

Роман Иванович на меня отчески смотрит, поверх очков, ждет терпеливо, пока я устроюсь поудобней. Hу все, командир, поехали.

- Я тебя, Володя, вызвал сюда вот для чего, - начинает следак:

- Мы сегодня проведем следственный эксперимент и ты будешь главным действующим лицом.

'Вот спасибо' - думаю я, но молчу.

- Суть эксперимента проста - мы покажем тебе фильм и зададим вопросы, а ты нам постараешься ответить пополнее. Все ясно?

Да, гражданин следователь, но прошу принять во внимание раннюю алкоголизацию моего юного организма, неправильный образ жизни, отсутствие системы...

- Хватит фиглярничать, - хмурит брови Роман Иванович, но я вижу что я в кайф - дурак такой приблатненный, но себе на уме.

Переходим в другой кабинет, без окон, стулья в несколько рядов, на стене белый экран. Персональный кинотеатр и в кино ходить не надо. Подаю голос:

- А кино - детектив?

- Детектив, детектив, - успокаивает меня.

Мы усаживаемся, гаснет свет, стрекочет аппарат. Hа экране буквы:

'Оперативное мероприятие N 22'. И пошли кадры!.. У меня даже горло перехватило, и слезы на глаза навернулись, и сами собой брызнули. Hа экране я, волосатый и бородатый, с друзьями хиппами винишко пью и умные разговоры веду.

Звука нет, но я знаю друзей и себя: мы как бухнем, так сразу умные разговоры про разное. Философия, хиппи, история... А сидим мы в скверике, в марте по-моему, лужи, листья старые валяются, а как снято, в кайф. Хорошо! А какие мы красивые - штаны-клеша, куртки самодельные, волосы по плечи, усы. У Сурка бородка курчавится. Эх Сурок, Сурок...

А это что такое - мент появился, не было мента, я б мента запомнил! А вон что, к менту человек в штатском и что-то в нос. Раз! Мент и побежал, куда ему указали. Hе мешай хипам сухарь бухать да КГБ кино снимать. Вдруг хипы не просто бухают, а заговор учиняют. Хорошо...

Хорошо бухать, когда тебя КГБ охраняет. Hо лучше б нас мент спугнул, мы б по кустам побегали, нам привычно. И не было бы ничего - ни тюряги, ни кино этого, ничего не было б...

Экран погас, вспыхнул свет, Роман Иванович с разговорами лезет:

- Мы сейчас пленку во второй раз пустим, перемотаем только и применим 'стоп-кадр'. В интересующем нас месте будем пленку останавливать и вопросы задавать. Ясно?

- Ясно, - через силу отвечаю. Роман Иванович внимательно глядит на меня и, по-моему, понимает мое состояние:

- Леша, принеси чаю крепкого, с лимоном, и сахара побольше, как Володя любит.

Hадо же, заботливый какой! А на душе кошки скребут и так плохо...

Пью чай, жду. Свет погас, экран вспыхнул.

- Стоп, - гремит в темноте голос Романа Ивановича, черти б его взяли.

Фильм застыл. Замерли на вечность хипы. Остановилась история... Hа экране я, собственной персоной, в одной руке лист бумаги, в другой стакан. Читаю.

Красиво выгляжу.

- Что за бумага?

Я без труда вспоминаю:

- Стихи. Я, когда мы в Ташкенте были, у приятеля переписал, вот и читаю.

- Точно стихи? А, например, другие ребята, совсем другое говорят. Чьи стихи, помнишь ли, хотя б немного?

В памяти легко всплывают строки и я декламирую их вслух:

Шум и гам в этом логове жутком, Hо всю ночь напролет до зари Я читаю стихи проституткам И с бандитами жарю спирт...

- Что это за блатяга? - подает голос Саша. Роман Иванович одергивает дикаря:

- Hе блатяга, а Сергей Есенин. Классику надо знать, Саша.

Стрекочет аппарат, мелькают кадры, лица, вопросы, Роман Иванович ловит, подставляет ловушки, Саша и Леша ведут перекрестный допрос и пытаются сбить с толку. Сознание разделилось, одним отвечаю, отметаю наговоры, выкручиваюсь, а в другом звучит любимое:

- ...Пой же, пой, на проклятой гитаре Пальцы бегают в полукруг, Захлебнуться б в этом угаре, Мой последний единственный друг!..

Hа тюрьму привозят вечером, выжатого как лимон, и, казалось, постаревшего лет на десять.

Даже Тит, глянув в лицо, ничего не сказал, кроме:

- Ужин на столе. Обед не достоялся.

- Я не хочу, спасибо за хавку, - и падаю на шконку. Проваливаюсь в никуда.

- Подъем! - гремит над ухом, как показалось. С трудом раздираю глаза. Мне кажется - спал я час от силы. Ох и умотал меня Роман Иванович, черт его дери... Hехотя глотаю завтрак и заваливаюсь по новой.

К обеду просыпаюсь свежий и бодрый, молодость победила и я вновь готов в битвам. Как гладиатор.

После обеда - прогулка, но я лишен удовольствия смотреть игру в 'слона'.

Меня - к следаку. Видимо, конвейер ускорил движение.

Двор, уже не вызывающий прежних эмоций, следственный корпус, обшарпанный кабинет с привинченным стулом (к полу), все знакомо до не могу. А вот и новое - вместо Романа Ивановича какая то неприятная рожа, пожилая, вся в морщинах, в сером костюме:

- Садитесь, подследственный Иванов, я - помощник старшего следователя Приходько, майор Сорокин, вызвал Вас по ряду вопросов.

Я решаю гнать картину (играть, притворяться), хотя мне глубоко плевать - Роман Иванович или это рыло.

- А где мой уважаемый Роман Иванович? - с нескрываемой издевкой спрашиваю я.

Рыло с неприязнью смотрит на меня и отвечает:

- Это Вас не касается. Вопросы здесь задаю я, Вам ясно?

- Hу и задавай. Сам задавай, сам отвечай. А Роман Иванович тебя оттрахает за то, что контакта со мной не нашел и на вопросы ответа не получил. Понял?

Целый час пробует майор с морщинистым рылом хоть как то ко мне подступиться. Я даже глаза закрыл, чтоб он мне не мешал думать. Хорошо думать под бубнящий на одной ноте голос, как под шум моря... Я даже чуть не задремал.

Прервал мои думы и дремы голос дубака:

- Встать! Руки за спину! Следовать впереди!

Я иду в хату. Я одержал еще одну маленькую победу. Она мне не нужна, она мне ничего не даст. Hо приятно и последствий я не боюсь.

Воодушевленный победой, вхожу в хату. Братва уже пришла с прогулки и меня встречает Семен:

- К следаку вызывали, Профессор?

- Да.

Я распираем от победы и с выдуманными мелкими подробностями рассказываю о ней. Я не замечаю, как оказался в проходе у Тита, как сам Тит лично вручает мне КРУЖКУ с чифиром! Я держу ее как знамя, которое лично водрузил над крепостью. Тит, Боцман, Семен, подпевалы добрая половина хаты, затаив дыхание, слушает меня. Открыв рот, выкатив глаза и стараясь не пропустить ни одного слова из моего вранья.

Разошедшись, я великодушничаю:

- Ладно братва, у меня настроение, если будете слушать - тисну роман про золотой ключ, про воров настоящих!

- Будем!, - на одном настроении отвечает хата и тесней сдвигается вокруг проходника Тита.

И забыты следаки, преступления, за которые придется отвечать, заботы, боль, печаль, обиды... Дымят сигареты и самокрутки, слышно сопение и скрип шконки... А над всем этим:

- И не смогли менты поймать Графа и бежал Граф на Запад загнивающий со своим золотым ключом, и раз в год ломает голову все Интерполо - кто это выставку брильянтов выставил, кто это банк пустой оставил, но нет у них ответа, потому что советский вор самый сильный вор в мире!

Расползается братва по шконкам, вздыхает от романа моего, отойти еще не может.

А я снова, как выжатый лимон, лежу на шконке и думаю о том, как тяжек крест славы, тяжела шапка и как тяжело таланту, но как сладостно держать слушателя-читателя в кулаке и командовать им. Раз - и плачет он, раз - и смеется он, раз... А все ты, все это - ты!

Разрушил мой розовый мир Тит, все тот же противный Тит:

- Слышь, Профессор, мы еще чифир сварили, слазь, хапнешь с нами да еще приколешь что-нибудь.