Ашот Арзуманян - Арагац (Очерки и рассказы) Страница 13

Иногда в письмах с сожалением говорится, что нет времени побывать в пригородах Ленинграда. Дни распланированы. "Завтра утром надо укладывать дрова в подвале, потом бежать в институт. Возвратясь оттуда, пойти обедать, прийти домой, заниматься по математике, а также обработкой измерений фотографической пластинки Плеяд".

Но бывают дни, когда все отодвигается в сторону ради традиционного великого торжества. Виктор взволнованно описывает Октябрьскую демонстрацию в Ленинграде, в которой участвовал. А разве можно устоять, если сестра зовет на литературный вечер, где будут Замятин, Клюев, Федин? Или если в Мариинском театре идет "Конек-горбунок"? В таких случаях "железный" распорядок меняется, но с условием, что упущенное будет наверстано. Иногда "непредвиденно" часть вечера занимают шахматы. А сколь справедливы слова отца: "Чтением классических образцов поэзии и беллетристики достигается этическая зрелость, гражданская подготовленность, смелость и некоторый жизненный опыт. Таким образом... должно быть очевидным, что положительные последствия методического, рационального чтения прямо неисчислимы, и никто не решится их отрицать".

В одном из писем сын сообщает отцу о комическом случае: "Встретил наконец в Ленинграде юношу в студенческой фуражке. Это был студент института имени Герцена, пришедший за справкой, что он исключен "по чистке".

Итак, вступительные экзамены прошли благополучно. Виктор сообщает родителям:

"Полчаса тому назад я вернулся из института с экзамена по физике. Экзаменовала женщина. Она попросила написать формулы законов Бойля Мариотта, Гей-Люссака. Я не только написал, но и вывел их. Затем спросила законы Фарадея. Спросила формулу маятника. Я сказал и объяснил. После нескольких мелких вопросов меня отпустила. Завтра экзамены по трем предметам сразу: политграмота, обществоведение (соцстрой, политэкономия, история) и русский. Думаю сдать все сразу, хотя позволяют сдавать в три срока. Экзамены трудные. Студенты говорят, что такого конкурса еще никогда и нигде не было.

В Питере я уже освоился. Все старые памятники сохранились. На памятнике Александру III напротив Октябрьского вокзала надпись "Пугало" и четверостишье Демьяна Бедного. Из новых памятников видел памятник Тарасу Шевченко. Кроме того, на Марсовом поле поставлена четырехугольная стена из гранита, стена жертвам революции. Твой Виктор".

С математикой было сложнее. Спрашивали за все сразу - по алгебре, геометрии и тригонометрии. Экзаменовал профессор Фихтенгольц, читавший в институте имени Герцена и в Ленинградском университете дифференциальное и интегральное исчисление. Было известно, что это один из лучших профессоров, и Виктору даже хотелось, чтобы такой ученый испытал его силы и знания в полную меру. Потом успешно прошли экзамены по гуманитарным предметам.

Надежды оправдались: Виктор Амбарцумян был принят на первый курс физико-математического факультета Государственного педагогического института имени Герцена.

Студент Амбарцумян явился к Святскому, редактору журнала "Мироведение". Ему посоветовали нанести этот визит в Русском обществе любителей мироведения, где он уже успел побывать.

- Я - Виктор Амбарцумян.

- Вы - ученик Судакова?

- Да. Я получил от него много полезного, когда работал в обсерватории 4-й гимназии Тифлиса.

Товарищ Святский повел Виктора осматривать обсерваторию, которой располагало общество. Наблюдений вести не пришлось, так как не было электричества. Потом Виктор познакомился с заведующим отделом падающих звезд Мальцевым. Увидев записи наблюдений, выполненных в свое время Виктором, тот заинтересовался ими. Снова поднялись в обсерваторию.

- Приходите в субботу. У нас будет заседание "солнечников". Вам придется записаться пока в "Кружок молодых мироведов".

Что делать! Пришлось согласиться, хотя зрелые научные интересы влекли в среду уже взрослых астрономов.

Отец чувствовал это влечение. Он писал сыну: "Я стою на точке зрения необходимости теоретического, творческого расширения твоих познаний и методического доведения их до такого благополучного состояния, чтобы ты мог действительно творить. А то ведь эти кружки - эти работы по мелким вопросам - представляют из себя фактически мелкое плавание. Против них я не возражаю, но должен заметить, что они психологически неизбежно повлекут за собой измельчание мысли".

- Что пишут из дома? - спросила Гоар.

- В письме папы есть добрый совет, но я не могу принять его целиком: он предостерегает меня от увлечения работой в кружках Общества мироведения. И даже сердится - разве это называется наукой? А, по-моему, только в процессе повседневной научной работы человек может научиться творить. Если я не научусь в мелкой работе определять возмущающие причины какого-нибудь явления, его периодичность, то не смогу применять методы научного исследования при решении крупных вопросов. В каждой маленькой работе по встречающимся на пути вопросам человеческая мысль выковывается, делается упругой и гибкой.

- В этом ты совершенно прав.

- Рад, что ты так думаешь. Надо заострить нож научной мысли, ибо ученому часто на его трудном пути приходится перерубать запутанные Гордиевы узлы. Куда я пойду с незаостренным, тупым ножом? Боюсь, что при первом ударе он может разломаться, ибо природа гранитом заслоняет свои тайны от взоров человека.

Вот и я думаю, - продолжал Виктор, - что каждому научному работнику необходимы острота, упругость, гибкость и сноровка мысли, и поскольку я стремлюсь стать научным работником - мне необходимо приобрести эти свойства, а приобрести их можно только тренировкой в той же научной работе. Но тренировка, как всякая гимнастика, должна начинаться с малого. И, вооружаясь терпением на более или менее продолжительный срок, я должен окунуться в работу, чтобы выйти из нее закаленным бойцом. Другого пути я не вижу.

- Ты научился говорить поэтично!

Брат и сестра рассмеялись.

- Нет, Виктор, ты, конечно, прав. Так и ответь папе.

- Непременно!

"...Папа! - писал вскоре сын. - Ты предостерегаешь меня от увлечения мелочами в научной работе. Но... эти "мелочи" являются школой для подготовки научного работника. Вот я сейчас определяю фотографические яркости звезд Плеяд и вычисляю затмения. Ведь я должен научиться определять яркости, работать, говорить или писать об этом, чтобы я знал, о чем, я говорю и что из себя представляет объект исследования. Постепенно я буду принимать на себя работы более высокой научной квалификации - и так я буду подниматься все выше".

"Мироведение" находилось от квартиры Виктора далеко - в пяти верстах. Поэтому, посоветовавшись со Святским и Мальцевым, решили, что молодой астроном займется не наблюдательной работой, требовавшей нахождения в обсерватории, а вычислительной, которую можно делать на дому.

- В субботу я дам для обработки имеющиеся у нас материалы о падающих звездах, а потом - наблюдения гелиографических координат пятен. В них вы найдете кое-что для своей работы о периодичности солнечных пятен, - сказал Мальцев, тепло прощаясь с Виктором.

Воодушевленный первой деловой встречей с ленинградскими астрономами, Виктор сел за письмо родителям.

В этом письме были такие строки: "Для моих занятий мне необходимы следующие книги, имеющиеся в Тифлисе: Покровский "Путеводитель по небу", Покровский "Звездный атлас" (большого формата), имеющиеся у меня номера "Мироведения", Игнатьев "В царстве звезд и светил" (два тома), Тихов "Астрофотометрия". Найдите эти книги среди моих книг и вышлите немедленно. Эти книги особенно необходимы для научной работы".

Перечитав последнюю фразу, Амазасп Асатурович удовлетворенно подумал, что не пропали напрасно его усилия по концентрации умственных способностей сына. А Рипсиме Сааковна украдкой вздохнула: "Предстоит трудная учеба!"

Неделю спустя пришло письмо с подробным изложением учебного плана. Примечательным было то, что начинающий студент не только продумал заранее годовой учебный план первого курса в институте имени Герцена. Он сравнил его с университетским курсом и пришел к выводу: "В университете на 1-м курсе проходят по три математических предмета: высшую алгебру, интегральное исчисление и описательную астрономию. Все эти три предмета у нас читаются на 2-м курсе. Я думаю и их прослушать в университете и летом будущего года перебраться на 2-й курс университета".

Далее шли примечательные сведения о пользовании Публичной библиотекой. Сама библиотека тогда была еще закрыта: ремонтировалась после наводнения, работал читальный зал с фондом в три-четыре тысячи самых нужных книг. В этом зале Виктор прочел книгу Морозова "Принцип относительности в природе и математике". Он пояснял родителям, что это "не та книга, которая у меня есть ("Принцип относительности и абсолютное"). Тут Морозов тоже делает несколько возражений Эйнштейну, но меня они не удовлетворили. Относительность пространства и времени он уже признает, но со своей точки зрения. Но сама по себе книжка очень интересная". Такого рода литература интересовала Виктора в ту пору.