Бессонные ночи - Александр Назаров Страница 13

Холод приводит меня в чувство. Всегда приводил. Он выстраивает мысли, делает сознание собранным. Я не ношу слишком теплую одежду, предпочитая холод, хотя не так давно я чуть не умер от холода. Видимо, старею, уже не так легко его переношу. Мне говорят, что я могу подорвать здоровье, одеваясь так легко, но какое мне до этого дело? Я хочу дышать свободно, хочу думать свободно. Это для меня дороже.

День окончился. Клара, Аттерсон и я идем по коридорам Нортштадта, обсуждая наши сценарии.

— Мне тут сказали, — начала Клара, обращаясь ко мне, — что к первым наброскам твоего сценария появились вопросы. Говорят, что он уж больно странный.

— Ну, — пожимаю плечами, — мы живем в эпоху, когда странное не отделить от гениального.

— Высокого ты мнения о своем сценарии, — подкалывает меня Аттерсон, — не думаешь, что тебя могут закрыть за излишнюю жестокость? А, ну еще за “неправильные идеи”

— Никаких идей в сценарии у меня нет. Автор ничего не имел в виду, понимаете? Они себе сами напридумывают того, на что можно обидеться. Мы живем в тот век, когда само наличие смысла уже бессмысленно. Эх, надо было ставить экранизацию книги какой-нибудь, как вы сделали. Нет, мне надо придумать что-то своё!

— В этом весь Шольц! — восклицает Аттерсон.

— В любом случае, проблемы будем решать по мере поступления. Съемки уже начались. Первые минуты материала отсняты. Отступать нам некуда, — подбадриваю я своих друзей-коллег.

Двери института распахиваются, я вдыхаю морозный воздух полной грудью. В тот же момент я слышу голос рядом со мной.

— Привет, Фред, — голос, буквально вбивающий меня в землю. Тело пронзают сотни иголок, позвоночник начинает вибрировать. Что она здесь делает? Её же тут быть не должно. Я назначил встречу на шесть вечера.

— И тебе привет, Этель, — говорю я ей, набираясь сил, — что ты здесь делаешь?

— Я знаю, что встреча у нас только через пару часов, но я не хотела ждать. Мне было слишком холодно и одиноко. Я узнала, где ты учишься и решила прийти за тобой, пророк. Пойдем?

— Да, конечно. Пошли, Этель, — неуверенно отвечаю ей я, затем оборачиваюсь к озадаченным друзьям, — Ну ладно, пока ребята, увидимся.

Мы с Этель Мейер уходим на северо-запад, к окраинам Города. Мне удается расслышать позади себя вопрос Клары: “А это еще кто такая?”. Они, кажется, очень озадачены. Я бы хотел пойти с ними, но не могу бросить Этель, заставлять её больше ждать. Черт возьми, я не хотел, чтобы моя учебная жизнь пересекалась с моей… скажем так, “ночной” жизнью. Словно выдумка и реальность соприкоснулись. И я, кажется, перестаю понимать, где что.

— Куда мы пойдем на этот раз? — слышу я рядом с собой вопрос Этель.

— В давно заброшенное место. Я слышал о нём от друзей. Большое красное здание. Знаешь такое? Говорят, это место проклято. Я же скажу иначе. Это место чистейшей эмоциональной силы. Столько страданий, устремлений и надежд в одном месте! Возможно, там мы и найдем путь на небо.

— Я слышала о нём. Говорят, там много людей пропало без вести. Призраки, мистические твари, ползающие граффити…

— Предлагаю проверить, — говорю я в шутку.

Пытаюсь смотреть на дорогу, дома. Но как бы сильно я не отводил взгляд от Этель, в конце концов он все равно оказывался на ней. Во мне всё бушует. Каждый позвонок словно начал вертеться вокруг своей оси. Так хочется просто снова обнять её, просто снова держать её в своих руках. Эта жажда сжигает меня изнутри. Давай, прямо сейчас, обними её, поцелуй. Вы оба — два потерянных создания, все, чего вам нужно — нежность. Не могу, это разрушит образ, разрушит всё.

Мы идём по мосту через реку Сонг, которая разделяет так называемое “Кольцо благополучия” Города от западных, бедных районов. Там, за мостом освещены только несколько улиц, всё остальное погружено во мрак. Уже стемнело за то время, пока мы шли от Нортштадта к мосту. Опять началась метель. Снег пролетает сквозь свет фонарей и окрашивается в золотой. Словно с неба падают частицы солнца.

— Постой, — вдруг говорит Этель, — посмотри, как красиво.

Свет от города отражается облаками на горизонте, у моря, создавая прекрасную картину. Сейчас, с высоты моста все кажется таким маленьким, таким спокойным и родным. Теплый свет фонарей контрастирует с кусачим холодом. Я смотрю на то, как колышутся воды незамерзающей реки, это наполняет моё сердце спокойствием на какой-то короткий момент. Этель закурила сигарету и в задумчивости уставилась куда-то вдаль.

— Знаешь, что это за мост, Фред? — вдруг говорит она.

— Неужели…

Нет, я же не мог привести её на тот самый мост. Мост, где с ней сделали это…

— Ага, — говорит она как будто без эмоций, — сейчас я вспоминаю это, будто это и не со мной было. С кем-то другим. В другой жизни. Как странно. Неужели я и не Этель Мейер вовсе? Или та глупая, бедная девчушка была не мной? Но если я не она, а она не я, т почему я всё еще чувствую прошедшую боль? Или там, под мостом, произошла моя первая маленькая смерть. Что тогда я успел сделать в жизни. Словно была рождена только для того, чтобы пострадать и умереть. Странное предназначение. Никчемное.

— Это не так. Никто из нас не предназначен лишь для страданий, — говорю ей я, а сам про себя думаю, что её слова — мои слова, но я должен её успокоить. Не могу видеть, как она начинает прикусывать губу, а её глаза наполняются слезами, — подумай, быть может, мы были рождены, чтобы встретить друг друга, чтобы достичь рая. Что люди понимают о целях в жизни? Заработать денег, славу — всё это чушь. Наш путь тернист и далёк, но мы идем к звездам. И это стоит того. Свет стоит того, чтобы идти сквозь тьму.

— Ты прав, как же ты прав, пророк, — говорит она, а по щекам начинают бежать слезы, размазывающие тушь по лицу, — просто так странно осознавать, что путь этот открылся мне после ада. Спасибо, пророк. Кажется, я теперь всё понимаю. Да, точно. Ты же видишь это?

— Вижу что?

— Мы так старались найти место для сонастройки, но чуть не прошли его. Вот она, лестница к небесам. Никогда бы не подумала, что нужно спуститься вниз, чтобы вознестись. Но теперь это очевидно, — по её лицу расползается странная улыбка, — Мы находимся очень высоко над водой, внизу — бездна, на кромке которой колышутся тёмные