Зов красной звезды. Писатель - Бэалю Гырма Страница 13

На следующий день, едва дождавшись рассвета, он отправился к Хирут. Возле самого дома встретил госпожу Амсале с мужем. Они куда-то торопились. Госпожа Амсале на ходу окинула его взглядом с ног до головы и сказала:

— О, какой ты теперь солидный!..

На нем был новый черный костюм, бледно-голубая рубашка и алый галстук. Волосы красиво подстрижены. Он выглядел человеком вполне преуспевшим в жизни. Не это ли имела в виду госпожа Амсале? Как бы там ни было, ее слова произвели на него впечатление.

Тесеммы не оказалось дома. Старый, беспрерывно кашляющий сторож сказал об этом у самой калитки. Жаль — Тесемма с детства сладкоежка, и Деррыбье специально для него принес торт.

Поглаживая лежавшую в кармане коробочку с браслетом, Деррыбье вошел в дом. Молоденькая служанка, которую он видел впервые, учтиво провела его в гостиную. Она приняла Деррыбье за важного гостя, так как заметила, что хозяйка говорила с ним. В доме многое изменилось: вместо старой мебели — роскошный гарнитур, на полу новый ковер. Лишь кое-где по углам на паркете Деррыбье различил следы тонких каблучков госпожи Амсале. Казалось, пол был изъеден оспой. «Да, здорово мне пришлось поломаться, надраивая этот паркет», — подумал Деррыбье.

На стене висела злосчастная плетка, которой хозяин высек его. Там же — старинная сабля.

— Чай или кофе? — прервала его мысли служанка.

— Я бы хотел видеть Хирут, — сказал он.

«Вот как увиваются все за ней, словно кобели весной. Никакого спасу нет, и чем только она их привораживает?» — Служанка недобро посмотрела на Деррыбье, но вслух, разумеется, ничего не произнесла. Только кивнула.

Из соседней комнаты доносилась музыка. Он вспомнил спальню Хирут, вырезку из журнала на стене… В это мгновение вошла она. Почему-то сейчас она показалась Деррыбье похожей на ту пчелиную матку с фотографии.

Она не сразу узнала его. Или притворилась, что не узнает. «Конечно, я для нее как был всего лишь вещью, так и остался», — с горечью подумал он. А ведь обнимала же она его, и он ее ласкал. Вспомнились жаркие слова, которые она так требовательно произносила в то незабываемое утро. Теперь же ни один мускул на ее лице не дрогнул при виде Деррыбье — холодная и неприступная.

— А, это ты, — с нескрываемым разочарованием наконец произнесла она. Между ними по-прежнему была пропасть.

— Да, Хирут. Я пришел повидаться с тобой. — Он запнулся. — Вот, не сочти за дерзость, принес тебе маленький подарок. — На его широкой ладони лежала коробочка с браслетом. Он положил ее на стол. Она приоткрыла коробочку, равнодушно посмотрела на золотую вещицу.

— С чего это ты? — Других слов у нее не нашлось.

Он хотел крикнуть, что любит ее, что не может без нее жить, тоска одолела, но тут дверь открылась, и в комнату со двора вошли двое парней. В руках каждый держал по пачке листовок. Они не ожидали увидеть в доме кого-либо, кроме Хирут. Один из них от неожиданности споткнулся о край ковра и выронил листовки на пол. Деррыбье увидел набранный крупным шрифтом заголовок «Демократия». Парень стал поспешно собирать листовки, поскользнулся и упал.

— Ну ладно, — заторопилась Хирут. — Нам пора. Чао! — и вышла из комнаты вместе с парнями. Раскрытая коробочка так и осталась лежать на столе. Деррыбье с ненавистью ударил по ней кулаком. От обиды было впору заплакать. «Даже не взглянула толком на подарок. Хоть бы одно слово доброе сказала. Конечно, бывший слуга для них не человек. И не посмотрит в мою сторону, словно и нет меня на свете. Да, видно, у каждого своя судьба, и, как говорила Фынот, каждый человек — пленник времени. Наверное, она права».

Он шел по улице, не разбирая дороги и натыкаясь на прохожих. Те оборачивались, с любопытством осматривали его нарядный костюм — верно, принимали за сынка богатых родителей, лишившихся недавно своих поместий и доходных домов.

Деррыбье не хотелось возвращаться домой, и он направился в ближайшее кафе.

— Виски, — бросил он хозяйке заведения, за стойкой протиравшей стаканы. Посетителей в кафе почти не было, и хозяйка, молоденькая еще девушка в бесстыдно коротком платье, сама поднесла ему стакан. Присела рядом и не без кокетства спросила:

— Ты, видать, не часто заглядываешь в кафе?

— Почему ты так думаешь? — поперхнувшись виски, спросил он.

— Да это ж видно. Ну а чем ты меня угостишь, миленький? — На ее лице появилась улыбка опытной потаскухи.

— Наливай себе, что пожелаешь. А мне принеси еще виски. — Он решил напиться. Девица пожелала тоже виски. Выпив, развязно затараторила:

— А что теперь остается благородному человеку? Пить — и только! Что деньги, земли, богатство? Все идет прахом. Сегодня — кути, наряжайся, — она одобрительно посмотрела на его отличный костюм, — а завтра — что бог пошлет! Раньше богачи были скрягами, тряслись над каждым сантимом, а сегодня сорят деньгами, пропивают добро… Да что виски! Все хватают: мебель, машины — лишь бы деньги потратить. Вчера откладывали на черный день, а сегодня все идет прахом. Никто ни в чем не уверен.

Трескотня говорливой девицы оглушила Деррыбье больше, чем виски.

— Так что ж, по-твоему, кончились добрые времена? — пробормотал он. После нескольких порций виски язык его плохо слушался.

— Кто знает, что будет завтра? Эй, — махнула она помощнику, — принеси-ка нам еще виски.

— Светлый день должен наступить. Иначе жить невозможно. Человеку нужна надежда, — сказал Деррыбье.

Сам он не очень верил в то, что говорил. Он не знал, что нужно делать, чтобы этот светлый день наступил.

— Что, несчастная любовь? — подмигнула хозяйка кафе. — Только не спрашивай, почему я так думаю. Женщина сразу видит то, чего мужчине вовек не понять. Вижу — вот и все. Я ведь хорошо разбираюсь в любви. Много таких, как ты, несмышленышей приходит сюда. — Она замурлыкала какую-то песенку про любовь и засмеялась.

Деррыбье стало противно. Не хватало, чтобы всякая потаскушка копалась в его душе.

— Ладно, не лезь не в свое дело. Это за виски! — Он встал и направился к выходу.

— Куда же ты? Не торопись, посиди еще, красавчик! — крикнула она ему вдогонку. Жаль было упускать такого клиента.

Деррыбье приплелся домой сильно на взводе. Шатаясь, подошел к зеркалу, что висело в прихожей, взглянул на свое отражение и со злостью двинул по нему кулаком. Зеркало треснуло, но не рассыпалось; казалось, теперь оно со всей полнотой отражало его внутреннюю растерянность и опустошенность.

Уснуть он не мог. Закрывал глаза, и тут же кровать начинала плавать по комнате,