Порча - Владимир Клавдиевич Буев Страница 13

Глава 8 Беседа

По прибытии домой я проводил Веру до тахты, затем приготовил шевченковскую эмульсию. Вера выпила первую порцию этого отвратительного на вкус снадобья без хлопот.

На следующий день к нам приехала из деревни Верина родная сестра Таня. Она на два года младше Веры. Сдержанная, мягкая, черноволосая. Сидим в зале, разговариваем. Вера лежит на диване, подложив руки под голову, я присел рядом.

– Врачи что сказали? – спрашивает у меня Таня.

– Что они могут сказать? Выписку завтра отдадут, посмотрим, – я призадумался. – Жидкость скачали, не церемонились. А дальше… Там конвейер. У них одно: химия. А химию сейчас ставить нельзя: организм слабый. Вот если поправится, тогда, вроде, можно будет.

Таня тронула мочку уха, уронила взгляд. Она обо всем догадалась. Вера молчала. Мне стало неловко. Чтобы сбить напряжение, я немедленно принялся излагать план действий.

– По методу Шевченко одна больная вылечилась, – Таня подняла голову. Она была наслышана о методе Шевченко. – У нее асцит, семь ведер жидкости удалили. Представляешь?

– Ничего себе! Асцит – это что, водянка?

– Да, водянка.

– А вот ты лечишь руками. Это помогает?

– Как тебе сказать? – я чувствую, где болит, но чего-то не хватает. Тут не простой случай, надо заговор знать. Да Вера и сама тоже чувствует мое биополе. – Я посмотрел на Веру. – Так?

– Так. Только давишь. Надо вытаскивать, а ты размазываешь. Еще хуже делаешь, – Таня оживилась.

– Где-то про экстрасенса смотрела по телевизору. Он водит рукой вдоль туловища и все органы внутри видит, – я удивился:

– Как это, разве можно видеть руками?

– Не знаю, как это происходит, но говорили, что руками водит и, будто вживую, глазами видит.

– Знаешь, дело не в том, чтобы видеть органы. Вытащить болезнь сложно. А видеть-то не трудно. Анатомию все знаем, вот и представляем, где что находится.

– Нет… Он не только представляет. Он их видит – возразила Таня. – Сердце, печень, желудок руками водит и видит сквозь кожу. Я так поняла.

– Ну да, есть, наверное, такие люди, – я усмехнулся. – Может, они и книги читают с закрытыми глазами?

– Насчет чтения не знаю, – Таня улыбнулась. – По ауре, наверно, видит.

– Ладно, кудесников хватает. Вообще-то, сейчас вот что важно… – я вознамерился обрисовать положительную перспективу, загибая мизинец. – Был недавно в церкви. – Вера упрекнула:

– Сходил все-таки.

– Да, сходил! Там молиться будут. Сорокоуст. Кстати, Вера, – я твердо посмотрел на нее. – Как поправишься, надо будет перекреститься. – Вера укоризненно перебила:

– Что ты, как дьяк, заладил? С ладаном еще пройдись тут, посмотрим на тебя, – она с усмешкой глянула на сестру. Таня оставалась серьезной.

– Разве у нас не одна вера? – спросила она. – Я считаю, та же самая: православная христианская. Только обряды у вас старинные, а Бог-то один.

– Бог один. Но свою веру надо постоянно подтверждать, в том числе и соблюдением обрядов. Кто не верит в Бога, тот живет без надежды, – меня понесло. – Во-вторых, метод Шевченко… Обязательно попробуем. – Загибая пальцы, я уловил, что Таня не слушает меня. А мне непременно хотелось обнадежить не столько ее, сколько Веру.

– И, в-третьих, буду лечить руками, – на языке уже вертелись и экстрасенс Люба, и неизвестные слова, которые надо во что бы то ни стало узнать, но почувствовав, что утомляю собеседницу, замолчал. Ушел в ванную, предоставив возможность сестрам побыть наедине.

Тему крещения в нашей церкви мы с Верой обсуждали и раньше, но как-то вскользь. А теперь при сестре ей, видимо, не хотелось муссировать столь деликатный вопрос. Таня приехала, чтобы решить щекотливую этическую дилемму. Она предлагала, если случится непоправимое, сделать похороны в деревне, где покоятся отец и старшие братья. Однако Вера пожелала навсегда остаться в городе. Сестры не деликатничали, обсуждая насущную тему. Да что там? Наша жизнь – всего лишь приготовление.

Через дверь в ванной слышу, как, проходя на кухню, Таня мимоходом спрашивает:

– Вова молится? – она через раскрытую дверь в нашей комнате случайно заметила молитвенные принадлежности: иконки, молитвенник, свечу.

– Молится, – серьезно ответила Вера. Я невольно улыбнулся. Она гордится мной!

Несколько лет тому назад мне подарили нужную книгу в твердом переплете с золотистым крестом на обложке. Это был Молитвослов издания Московской Старообрядческой митрополии. В сборнике более двухсот страниц с объяснением каждой молитвы. Церковнославянская речь передана современным русским шрифтом. Я много лет не касался этой книжки, а теперь взялся.

Купил свечей, насыпал в старый граненый стакан пшена. Воткнул в пшено свечку и зажег ее. Достал с забытых полок старинные бабкины иконы и другие молитвенные принадлежности: рушник, лестовку. Нашел в книжке молитву под названием «Канон за болящего». Поначалу читалось трудно, потому что некоторые слова требовали особого произношения. Читал, стоя с книгой в руках, и изредка посматривал на Веру. Она лежала, затаенно прислушиваясь. На тумбочке бесшумно попыхивала тоненькая восковая свечка. И так было каждый вечер.

В молитве несколько раз повторяется особый абзац, который называется катавасией. Смысл катавасии – в произношении текста с указанием имени, за кого молишься (имярек). Чтобы не перелистывать страницы назад, когда в молитве приводится ссылка на катавасию, я выучил текст катавасии наизусть, и в нужном месте выговаривал ее по памяти.

Когда приехал в больницу за выпиской, Татьяны Гавриловны в кабинете не оказалось. Созвонился с ней. Она предложила забрать выписку самому. В глубине пространного помещения суетилась какая-то женщина в белом халате. На мое обращение она указала на массивный письменный стол: «Смотрите там». И вскоре вышла, запросто оставив в кабинете постороннего.

Я огляделся, прошел к столу. Под массивной столешницей скрывался ворох разбросанных бумаг. Невольно подумалось: какой бардак! С трудом нашел нужный документ. В выписке значилось: «Процедив заболевания. Асцит. Экссудативный плеврит. Мтс. в легкие?». То есть, предположительно, метастазы пошли в легкие?

Вспомнилась беседа с главврачом туберкулезного диспансера, с которым когда-то общались по делам. Он говорил: «Чтобы вылечить легкие, больной обязательно должен хорошо питаться». И вот первый удар пришелся, как обух прилетел, именно в процесс приема пищи. Аппетит у Веры был, но есть невозможно стало.

В начале ноября она еще могла самостоятельно готовить себе пищу. Трижды в день я настойчиво взбалтывал в мензурке шевченковскую микстуру и подавал ей. Вера пила, не морщилась. Затем в организме что-то произошло. Выпьет эмульсию, поест чего-нибудь, и начинается рвота. Вера слегла. Я поставил возле постели пластмассовое ведро с водой. Разорвал продуктовый полиэтиленовый пакет, выкроив достаточно продолговатую пленку. Верхний конец пленки подоткнул под подушки, другой конец опустил внутрь ведра. Получилось что-то вроде разового желоба, чтобы удобно было облегчать желудок, не поднимаясь с постели.

Натурализм предсмертных дней, когда