Когда воют волки - Акилину Рибейру Страница 13

— Ну, господа, решайте! — мягко, но настойчиво заговорил Фонталва. — У вас нет серьезных оснований возражать, и вы молчите, а поэтому будем считать вопрос исчерпанным, если вы не соблаговолите изложить ваши сомнения…

Тогда Ригоберто своим сильным и звучным голосом, громко, словно он выступал в парламенте, сказал:

— Разрешите мне… Эти люди молчат не потому, что им нечего сказать, а потому, что они не умеют четко изложить свои доводы. Вы хорошо знаете, уважаемые господа, что не каждому по силам объяснить причины того или иного явления. Крестьяне отказываются согласиться с планом лесопосадок, и причин на это у них более чем достаточно. Каковы же они? Вот вопрос, который должен интересовать вас, господа, если вы являетесь чиновниками Лесной службы, которая, я в этом нисколько не сомневаюсь, будучи национальным органом, действует во имя общего блага.

Штрейт, как глава миссии, сделал знак Фонталве, чтобы тот дал разъяснения. Фонталва подошел к картам, висевшим на стене, крестьяне двинулись за ним и тесно окружили инженера, который пальцем показал границы участков, отведенных каждой деревне. Все молчали, раздавались лишь покрякивания или односложные удивленные и негодующие возгласы. Ломались веками установленные границы участков. Лишь Жулиао Барнабе, по прозвищу Гнида, держался спокойно и надменно; своим жирным отвислым подбородком он напоминал свинью, которую, после того как она получила приз на конкурсе животноводов, закололи и повесили на крючок, чтобы стекла кровь. Он был большим приятелем д-ра Лабао, и тот подозвал его к себе. Гнида тут же подошел, и они стали что-то шептать друг другу на ухо. Всем своим видом Лабао выражал раздражение. После того как Гнида вернулся к группе крестьян, очень гордый вниманием, которое ему оказали, д-р Лабао тихо обратился к Штрейту. Ригоберто отлично слышал, что он говорил, а если и не понял кое-чего, догадаться было нетрудно.

— Этот хочет подписать, но боится, — говорил д-р Лабао. — Ему пригрозили. Он здесь самый надежный. Я постоянно призываю его быть послушным и терпеливым. На наше несчастье, д-р Ригоберто начал говорить, а его два дня не остановишь.

— Спаси нас бог! Я через час должен сесть на поезд. Скажите-ка мне одну вещь — кто платит этому адвокату?

— Платят, как обычно в этих краях. Барнабе рассказывал, что из Урру ему привезли воз дров, из Понте-ду-Жунку два воза сена, из Азеньи — пару дубовых пней. Из других деревень он получает шерсть, навоз для удобрения, иногда ему вскапывают огород или картофельное поле.

— Понятно. Черт побери, из-за него я опоздаю на поезд!

Ригоберто стоял в двух шагах от них и, даже если б не хотел, все равно б все слышал. Лабао, вероятно, не догадывался, насколько его голос, когда он обращался к глухому, становился твердым и громким. Наступила пауза. Фонталва уже заканчивал, и Штрейт снова повернулся к Лабао:

— Судя по всему, эта огромная горилла Барнабе ваш приятель?

— Мы старые друзья. Он богат. Его отец был чесальщиком шерсти.

— Он не смог бы уговорить крестьян дать согласие? Средства мы отпустим…

— Конечно, сможет, — ответил Лабао.

— И сыновья у него есть?

— Двое… Настоящие выродки…

— Назначаются сторожами. А он пусть пообещает крестьянам и корчевщикам побольше денег.

Д-р Лабао отозвал Гниду к окну, и они снова принялись шептаться.

Между тем Штрейт взял слово, опередив коллегу, который собирался выступать.

— Я попытаюсь четко сформулировать проблему, стоящую перед нами. В вашем районе имеется обширная зона в десять-пятнадцать тысяч гектаров — полупустыня, местами оголенная эрозией или покрытая камнями, местами поросшая кустарником, называют ее Серра-Мильафриш. Вокруг раскинулись земли дюжины деревень, которые получают в этой зоне приблизительно одну треть нужных им удобрений, строительной древесины и дров, а также имеют там выгоны. Государство говорит крестьянам этих деревень: я беру у вас определенную часть земель, предположим пятьдесят-семьдесят процентов, где сегодня растет лишь кустарник, который обгладывают овцы и с которого за целый день с трудом наберешь возок хворосту; через пятнадцать лет здесь вырастет густой лес, он будет расчищен и разрежен, в тени деревьев будут расти сочные травы. Тогда стада смогут снова пастись на вершинах и склонах гор. В лесах будут проложены трассы, по которым смогут ходить автомашины, и деревни, до сих пор связанные между собой кружными ухабистыми дорогами, словно приблизятся друг к другу. Когда горные склоны покроются растительностью, улучшится и водный режим района. Уровень вод в колодцах и поверхностных источниках станет более постоянным, а реки и ручьи не будут так сильно заливать поля и, возможно, прекратят размывать почву. Я уже не говорю о санитарной пользе и улучшении климата, которое будет вызвано этими мероприятиями. Это ясно само собой, кроме того, лет через двадцать-тридцать жители этого бедного района получат работу. Валка леса, распиловка, добыча смолы создадут могучий источник доходов и займут довольно много рабочих рук.

Тут представитель от Аркабузаиша, Жусто Родригиш, поднял свои ручищи, правой хлопнул по левой и раздавил двух мух, которые сосали его кровь. Затем он поднес руку ко лбу, целясь на третью, но она вовремя улетела, сев на нос Мануэлу Розарио из Азеньи, и тот тоже не стал с ней церемониться. Крестьяне из Алмофасы и Понте-ду-Жунку, которым эти мухи надоели не меньше, воодушевленные примером Жусто, начали ловить мух и отгонять их от себя. Двор ратуши и скотный базар кишмя кишели мухами; их и без того было полно, но со скотом, пригнанным на ярмарку, стало еще больше.

— Черт побери! — воскликнул Жусто. — Я уж и не знаю, чего здесь больше — мух или воров!

Штрейту из Лесной службы показалось, что резкий возглас Жусто имеет отношение к его персоне, и он приложил ладонь к уху, но, поняв, что это не так, успокоился и снова заговорил:

— К тому же уступка с вашей стороны является весьма условной. Все эти годы государство обязуется откладывать на счета административных корпораций какую-то определенную сумму. С одной стороны, оно арендует у вас земли, как если бы вы были их законными владельцами, что еще никак не доказано, а с другой — дает вам часть чистого дохода от лесов.

— Если бы эти деньги попали в руки того, кто знает, как ими распоряжаться, это было бы неплохо, — пробормотал Гнида отчетливо, словно молитву в церкви. — Жунты и так получают на воду, на тротуары, на кладбища… Правительство правильно поступает!

— Такому доверить дело, так он даже пустырь за дорогой запишет на свое имя, — вставил Жоао Ребордао из Парада-да-Санты, которого Гнида называл врагом режима и арестантом, — он бы денежкам нашел применение!

— Нам тут только коммунистов не хватало! — огрызнулся