Фристайл. Сборник повестей - Татьяна Юрьевна Сергеева Страница 130

— Женская половая система червя отличается от мужской тем, что это совершенно разные вещи…

— Очень глубокомысленное замечание… — не выдержала преподавательница, улыбнувшись. — Рассказывайте…

— Так про мужскую или женскую?

— Любую…

— Женская половая система червя состоит…

Но тут Борька спохватился. Женская половая система червя достаточно сложная по сравнению с примитивной мужской. И он махнул рукой.

— Ладно. Лучше свою…

Тут уж студенты не могли остановиться от хохота. Смеялась тогда и преподавательница.

А ещё у «Червяка» был коронный цирковой номер. Дело в том, что указательный палец его правой руки был укорочен на целых две фаланги в результате очень давней детской травмы. Когда «Червяку» хотелось посмешить своих однокурсников или даже сорвать лекцию, он садился в аудитории на первый ряд прямо напротив кафедры лектора, засовывал оставшуюся толстую фалангу в нос, создавая впечатление, что большая часть пальца погружена в его недра, и начинал есть глазами преподавателя. Тот, случайно обратив взгляд на студента, изображавшего само внимание, видел только огрызок пальца, оставшегося снаружи, и начинал заикаться, не веря своим глазам. Студенты были в восторге, давясь от смеха. Лекция фактически срывалась. Но поскольку «Червяк» от великого ума стал повторять этот номер достаточно часто, то вскоре был вызван в деканат для просветительской беседы. Цирк на лекциях прекратился.

Никита одним открытым глазом увидел только широкую спину «Червяка», который быстро просочился между рядами аудитории и исчез где-то в дверях. Никита попытался опять задремать, но вернулась Вера с пирожками. Она протянула ему обещанных два с ливером.

— А ты?

— Уже.

Вера опустилась на своё место, жалобно скрипнуло качающееся под ней кресло. И вдруг она спросила.

— Ты что успел конспект почитать?

— Какой конспект?

Вера обмерла.

— Моя тетрадь… Пропала моя тетрадь…

Никита окончательно проснулся.

— Ты точно не убирала её в свой «дипломат»?

Он спросил, но ответ знал наперёд. Никита не видел, чтобы Вера, уходя за пирожками, убрала свои конспекты в кейс.

Она побледнела.

— И ты не видел, кто её украл?

— Нет…

И тут Никита вспомнил широкую спину Борьки Семёнова.

— Подожди… Я, кажется, знаю, кто это!

Сон как рукой сняло. Он вскочил и, расталкивая возвращающихся с перерыва однокурсников, вылетел в коридор. И тут же налетел на «Червяка». Но тот, увидев разъярённое лицо Никиты, быстро сообразил, что к чему, и рванул от него по опустевшему коридору. Никита бегал хорошо и быстро его догнал. Но «Червяк» успел заскочить в туалет и громко захлопнуть задвижку в кабинке.

— Ты мне на фиг сдался! — Рявкнул Никита, на всякий случай, дёрнув дверь. — Отдай Верины конспекты.

— Какие конспекты? — Услышал он в ответ притворно-невинный голос «Червяка».

— Хорош придуриваться! Верни тетрадь и сиди в клозете, хоть до утра. Иначе я сейчас сломаю сначала дверь, а потом — тебе шею…

Последовала достаточно долгая пауза, затем послышался тяжёлый вздох.

— А если я верну тетрадь, ты драться не будешь?

— Очень ты мне нужен! Мне Веру жалко… Человек трудится, а ты — дармоед…

— Ладно, ладно… — Щёлкнули замки новенького дорогого кейса неудачливого похитителя чужих знаний. — Держи!

Под дверью кабинки была довольно большая щель. Никита увидел коричневую обложку Вериной тетради и выхватил её из холёной руки «Червяка».

— Хоть бы «спасибо» сказал! — Совсем неожиданно услышал он. Эта потрясающая наглость его рассмешила.

Никита успел вбежать в аудиторию за спиной входящего профессора.

Он протиснулся мимо товарищей и плюхнулся на своё место. Неожиданно звонко стукнуло откидное сиденье. Профессор не удержался и съязвил.

— Ну, Быстров, Вы уселись? Можно начинать лекцию?

— Извините… — Только и успел буркнуть он, положив на колени расстроенной Вере её заветную тетрадь. Он получил такой восхитительный благодарный взгляд!

Семейство тёти Наташи о Никите не забывало. Лерка, как внимательная сестра, часто прибегала к нему с разными вкусностями от своей мамы — то с бесподобными пирожками (это вам не пирожки с «алебастром» в институтской столовой!) или даже с тортом на какой-нибудь праздник. Однажды, обнаружив на вешалке заношенную до невозможности куртку Никиты, пришла в ужас, тут же постирала её в старенькой стиральной машине (маминой!), и теперь, изредка появляясь у Никиты, пристально разглядывала его верхнюю одежду и ругала за неряшество. Это был крупный его недостаток: на работе он был образцом аккуратности, но дома… Живя один, он не задумывался куда бросить джемпер или рубашку, и по утрам, бывало, долго искал свои носки. За это его ещё в детстве всегда ругала мама. Но как-то незаметно получилось, что Вера сменила его подругу детства и теперь, когда у неё появилось время по вечерам, сама бдительно следила за чистотой его вещей и ворчала по поводу аккуратности. На курсе их давно поженили. Сначала их дуэт бросался в глаза. Но потом однокурсникам надоело хихикать и понимающе улыбаться им вслед, и на них перестали обращать внимание. Теперь, когда у Никиты выпадал свободный от работы вечер, Вера подолгу у него задерживалась. Они вместе ужинали, приготовив еду на скорую руку, занимались, писали истории больных, которых курировали на занятиях, и проверяли эти записи друг у друга. Конечно, сохранять дистанцию при такой близости было очень непросто. Никита часто отвлекался: вдруг возникало непреодолимое желание схватить Веру в охапку, прижать к себе, спрятать лицо в её пушистых волосах и — да! да! да! утащить её на свой диван за перегородку. Иногда он встречал её растерянный вопросительный взгляд и ему начинало казаться, что она чувствует тоже самое… Но ничего подобного не происходило — каждый вечер заканчивался по одному и тому же сценарию: спохватившись, что уже слишком поздно, они бежали в общежитие, куда Вера прорывалась почти со скандалом и непременным выговором от дежурной вахтёрши — какой-нибудь тёти Маши или тёти Клавы. Никита, нехотя, возвращался домой в пустую квартиру. И не однажды у него возникал вопрос: почему Вера ни взглядом, ни жестом не помогает ему сделать первый шаг к сближению? Его мучили и ревнивые вопросы: может быть у неё кто-то есть помимо него, Никиты? Но она слишком искренний, честный человек, она не смогла бы притворяться. Да и зачем, собственно? И он давал себе очередное честное слово, что в первый же вечер вот здесь, в этой комнате, он, наконец, с ней объяснится. Но почему-то ничего не получалось — следующий вечер проходил также, как и предыдущий. Но, наконец, выругав себя в душе за трусость, Никита решился.

Вера