Вадим Назаров - Круги на воде Страница 14

- о гадах, что мстят имеющим лапы;

- о белобоких плотоядных рыбах, кормящих своих детей молоком;

- о птицах, совершающих жертвоприношения солнцу, эти смотрят на свет, пока глаза их не обуглятся;

- о Святых деревьях;

- о маке и конопле, травах, не поклонившихся Господу в Третий День.

Она поведала, как по утрам Ной с сыновьями пели молитвы на верхней палубе, и вода на стенах Ковчега превращалась в патоку. Как Иафет о чем-то долго беседовал с Улиссом, путая волчьи и чаячьи глаголы, когда воды уже стали спадать с лица Земли.

Полкан не понимал Волгу, в его теле было слишком много влаги, и слова, попадая в уши, превращались в пар.

В помете, который в срок принесла Волга, суки оказались волчицами, а кобели - шакалами и псами.

Целый год Полкан лежал на тёплой скале и лизал свой хвост. Пищу он отбирал у воронов, а в питье не нуждался. Вкус мертвого мяса будоражил его чутье и короткую память. Только одну добычу он мечтал вкусить неостывшей - человека. Муха напела ему, что мясо того сладко, а кость бела. Интересно, - думал Полкан, - что скажет Волга, когда я поднесу ей в зубах печень Ангела?

Волга видела, что ее дети не похожи на тех, кто метал жребий на священной горе. Дочери не признавали мужей равными себе, и беременели от мелких бесов. Сыновья же, случалось, для забавы резали целый козлиный народ, черви съедали пропитание черного дня, а стая голодала.

Волчица раскаялась, что из чрева ее вышло поганое племя, днем не почитавшее Ангелов, а ночью не приносящее даров Луне. Когда лет ее на земле было тридцать шесть, она ушла на берег моря и там рыдала и выла так, что белуги замолчали, чтобы ее выслушать.

Наконец Полкан решил исполнить задуманное. Он встал на реке Аракс, вблизи того места, где она с ревом проваливается под землю, и стал ждать, когда человек придет к броду. Человек пришел и убил Полкана. Жадный взгляд волка отразился от голого живота Каина и вернулся обратно в глаз, сверкая наконечником из иглы морского ежа.

Волга вздрогнула от знакомого звука струны и перестала выть. Ее голос, подобный сухому ветру, что приносит бесплодие стадам, отделился от нее и качался над водой. Опираясь на ветер, словно на шест, волчица перепрыгнула море, и ей открылась река, полная лотосов, осетров и мелкого жемчуга

Ветер над этой рекой разбивался на тысячу ветерков и на многие голоса гудел в осоке, которая была еще такой зеленой, что не знала Слова Травы и не смела шелестеть в ответ. Река же, сама не имея имени, не могла ее научить.

Волга что-то шепнула реке. Волна подхватила имя, поверхность воды взыграла и заискрилась. Лебедь-кликун сложил из бликов слово и прокричал его.

Так Волга стала второй после Луны волчицей, которая оказалась меньше своего имени.

Вскоре она разродилась последним щенком и без удивления отметила, что это был настоящий волк, похожий на Улисса, Рема и Гера. Волга поняла, что раньше выбрала неправильное место для деторождения, а теперь оказалась в благодатной стране, где женщины могут от дурного семени рожать золотые плоды.

Она вылизала щенка, быстро пропела ему все песни, какие слышала от своей матери, наказала отомстить за отца и тихо преставилась.

Вскоре она узнала, отчего души волков уходят под землю, а человеческие поднимаются в небеса.

Река в среднем своем течении нашла молочную жилу, приложила волчонка к ней и тихо качала. Она знала уже достаточно слов, чтобы сложить колыбельный заговор. Огороды еще не воткнулись в ее берега, и лодки не оскверняли чистоту зеркала. Кроме кутенка, нахлебников у нее не было.

Река медленно двигалась вдоль зеленых холмов и смотрела, как Ангелы столь же неторопливо заканчивают в горних ремонт, прикручивают замки на хляби и раздаивают облака.

10. АРАКС

Специальный канон устанавливает порядок прибытия Ангела-послушника в Метрополию. Он должен проследовать по главной улице или по реке, чтобы Хранители города могли убедиться в его дружелюбных намерениях. Этот порядок был введен в те времена, когда Земля была отрезана от Небес адскими заставами. Времена изменились, но канон, как и, скажем, церковную десятину, никто не отменял.

Ангелы соблюдают древний обычай и находят его весьма дальновидным, ведь над рекой не повесишь блестящих сетей-антенн, на воде не нарисуешь богопротивных знаков, которыми теперь помечены некогда славные дома.

Разумеется, никто не наказал бы Руахила, если бы он провел меня по набережной, но Ангел решил дождаться развода мостов, чтобы войти в город подобающим образом. Мы сидели на носу баржи, груженной углем, и терпеливо ждали. Надо ли говорить, что на всей реке никому не было до нас дела.

Я смотрел на город и видел в нем много нового. Так, я понял, зачем на куполах церквей устроены террасы, чему служит шар над Академией и шпиль, что напротив него, над Адмиралтейством. Крылья мостов распахнулись, и судно пошло по реке вверх.

Над первым мостом я приметил бледную радугу. Руахил поспешил объяснить, что это и есть знаменитые Ворота Завета - единственное собственно ангельское сооружение на русском Севере.

В Небесном Воинстве любят эту столицу, - сказал Руахил, - не знаю, как людям, но Ангелам весьма удобно служить в ней.

Я провел по лицу ладонью и сквозь пальцы увидел: Поместный Ангельский Собор на ярусах Исаакиевского, строгие книжники Синода, легкомысленный Гений триумфальной колонны, попирающий змея Александриец. Всюду мне открылись знаки горнего присутствия. Вазы и статуи на крышах только усиливали ощущение обитаемости невских небес. Собиратель Империи, похоже, и в самом деле задумал этот город не для людей. Отсюда и водный простор, привлекающий ветры, и тенистые парки, и смотровые площадки на куполах похожих на маяки храмов.

Мы поднялись до Лавры и там покинули черную баржу. Начало нашего путешествия мне понравилось.

Руахил исчез за оградой, а я остался стоять на деревянном мосту у кладбища и смотрел, как Монастырка переплетает водоросли вологодским узором, готовит приданое своим дочерям, подрясники братии.

Мне в глаз попала ресница, я потер веко пальцем, достал, слизнул и сплюнул в реку.

Никогда так не делай, - сказал кто-то у меня за спиной. Я вздрогнул, наклонился к перилам. Рядом со мною стояла старуха-нищенка. Лицо ее было пурпурным, а глаза лиловыми, как и пуговицы полосатого пальто.

Никому не давай ни волоса, - сказала старуха, - народ сейчас подлый, каждый второй поколдовывает. Я, - продолжала она, - собираю все свое добро с самого детства: зубы, волосы, кожу, ногти, чего там еще. Смерть ведь принимает по весу. Вот пусть и получает вместо меня мешок с дерьмом. Моя бабка уже два раза так делала, жива до сих пор.

Спасибо, - сказал я. Порылся в карманах, нашел там завалявшийся фунт с молодой королевой и протянут старухе.

В ее ладони монета растаяла как ледяная.

Вот так, - сказала старуха, - сделаешь человеку добро, а он тут же тебе и заплатит. И, прихрамывая, ушла.

Едва я начал замерзать, Руахил вернулся, и, сказав, что мне позволили провести ночь в тайном приюте, в опоре моста св. Благоверного Князя Александра Невского. Ангел протянул мне просфору, которую я тут же съел. Показалось, он чем-то встревожен, но спрашивать я не решился.

Тайное убежище походило на монашескую келью. Мебель была из неструганых досок, стены из нетесаных камней. Единственное, что не принадлежало этому миру, - удивительная икона в красном углу. То был образ царя Давида, и от образа исходили не только благоухание и свет, но слышалось тихое пение. Руахил шепотом объяснил, что сам Псалмопевец, сидя под дубом в южных пределах Рая, читает миру кафизмы негасимой Псалтири, и Ангельский хор подпевает.

Я благоговейно внимал музыке. Слова мои пришли в тишину, мысли оставили все земное, я уснул и спал очень долго.

В середине завтрашнего дня, где я, проснувшись, себя обнаружил, хор сменился на гусли. На столе лежали яблоки, ломоть хлеба, стояла миска с медом. Я успел подкрепиться, приложился к поющему образу, и Руахил, возникнув в дверном проеме, приветствовал меня благословением. Его крылья были сложены на груди по-морскому, в виде Андреевского креста.

Мы покинули убежище и по левому берегу, по задворкам водоканала, отправились к самой глубокой и страшной станции метро, где находится ближайший вход в Преисподнюю.

Мы скоро шли вдоль слепых стен, мимо заводов и памятников, когда я почувствовал, что меня нагоняет страх. Оглянувшись, я увидел белую собаку под деревом, пьяного рыбака и свою тень. Я остановился и сказал, глядя в землю:

Объясни, пожалуйста, на каком я свете. Вчера со мной говорила старуха, сегодня я стал, как раньше, отбрасывать тень. Я опять живой. Что случится, если сейчас мы расстанемся.

Ангел Корабельного поля стал видимым для всех посреди набережной Робеспьера. Молчал он недолго, заговорил, голос прятал в шелесте липы:

То, что ты принял за тень - это камень в твоих ногах, он, а не я, тянет тебя к истоку Аракса. Старуха тоже известна многим из нас. Ты можешь уйти, и ничего с тобой не случится, просто так, а не иначе сложится жизнь. Вместе с адамовым яблоком ты получил страшный дар - свободу. Сам решай: cтать синицей в кулаке Господа, или журавлем в Тартаре, на серном руднике, над гнилым колодцем.