Всеволод Иванов - Канцлер Страница 14

Андраши скромно потупился:

- Я предполагал, дело обойдётся без ноты...

Бисмарк продолжал настаивать:

- Старик сейчас спрашивал меня - останется ли Германия нейтральной в случае войны Австро-Венгрии с Россией? Я ответил, что ни в коем случае не позволю разрушить Австрию! Какая наглость?! И вдобавок он укрыл украденного у вас коня, чтобы доказать полное бессилие Австрии. Татарин!

- Молю вас - скромно произнёс Андраши - успокойте его, князь. Мы совершенно не готовы к войне.

Бисмарк буркнул:

- Вы всегда не готовы, а всегда побеждаете. Попытаюсь выполнить вашу просьбу. Но предупреждаю - он будет требователен.

Пока Бисмарк приближался к Горчакову, Биконсфильд и Ваддингтон понимающе переглянулись.

- Там, где посредничает Бисмарк, война неизбежна. Я спешу сообщить свои соображения королеве.

- Президент проклянёт меня, если я пробуду здесь ещё десять минут.

Стараясь остаться незамеченными, они двинулись к выходу.

А между тем женщины, находящиеся в гостиной, продолжали разговор на свои, сугубо женские, темы.

- Светское воспитание мешало моей откровенности с вами, Ирина Ивановна, Или, наоборот, я была чересчур откровенна и казалась вам плохо воспитанной? В том и другом случае пора признаться - мы любим одного. И - безнадёжно. Иначе мы б добыли известный документ, отсутствие которого вызвало всё это! Она указала на Бисмарка, рассуждающего с Горчаковым.

- Небо наказало меня! Отныне вы увидите другую женщину, Нина Юлиановна. Повелевайте мной! Повеление очень идёт к вашей величественной фигуре...

- Ах, милочка! Вы так трогательно страдаете...

Беседа же мужчин была более тверда. Бисмарк сказал Горчакову:

- Князь, ваше спокойствие удивляет меня! Вас осмеливаются заподозрить в укрытии ворованного! Требуйте ноту! Вручайте свою! Он пойдёт на любые уступки. Ваше молчание придаст ему силы. Он и то сейчас спрашивал меня: останется ли Германия нейтральной в случае войны Австро-Венгрии с Россией? Я ответил, что ни в коем случае не позволю Австро-Венгрии разгромить Россию!

- Пожалуй, мне лучше подойти к нему?

- Нет, вы горячи и пылки, князь.

- Боюсь, что вы более горячи и пылки, ваша светлость.

- Андраши вас видеть не может! - уверил Горчакова Бисмарк.- Он отвернулся! Впрочем, есть надежда уладить.- Подошёл к Андраши и прошептал:Этот сумасшедший старик утверждает, что конь его.

Андраши ответил разозлённо:

- Конь?! Я понимаю, какой это конь! Конь, несущий Австрию к пропасти. И я чувствую, что рядом со мной не будет ни английского, ни германского коня, и я один буду выбит из седла перед этой русской пропастью!.. Я предпочитаю упрямого мула этому "драгоценному коню", лишь бы остановиться.

- Мне трудно уразуметь ваш венгерский пафос, граф...

- Потому что воевать-то буду я, а не вы?!

Подошедший Горчаков произнёс:

- Граф, здесь какое-то прискорбное недоразумение...

Андраши, чуть не радуясь, воскликнул:

- Недоразумение? Да, недоразумение!.. Точное слово, ваша светлость!.. И почему все так волнуются о коне? Этого коня... Августа... я подарил вам ко дню вашего восьмидесятилетия, князь. Я не хотел это афишировать, но, раз уже раскрылось, что поделаешь?!

Бисмарк тихо пробормотал:

- Граф, это малодушие. Вы погубили страну".

Андраши был упоён своей находчивостью:

- Да, подарок! Я счастлив, что этот подарок поразил вас своей внезапностью, а значит, и обрадовал, ваша светлость. Что касается инцидента на речке Пржемше - так это сущий вздор.

- О, дружба двух наших наций навеки нерушима.

- Именно нерушима!.. Поздравляю вас, ваша светлость, с великими словами.

Возвратившийся вместе с австрийским офицером Ахончев был обрадован несказанно:

- Ваша светлость! Приятное известие. Рысака Августа в конюшне нет.

Ошеломлённый Горчаков только и мог вымолвить:

- Как нет?

- Господин австрийский офицер подтвердит.

- Подтверждаю слова русского офицера, ваша светлость.

- Что за вздор? Конь должен быть там,- заявил Горчаков.

- Но его нет, ваша светлость. Есть некоторые вещественные остатки коня, но по качеству корма виновника этих остатков трудно установить, был это Август или другой конь,- произнёс Ахончев торжествующе.

- И тем не менее, ваша светлость, Август - ваш!..- заверил Андраши.

Пока он говорил, Ахончев подошёл к милым дамам, сидевшим в стороне, и Развозовская, а также Ирина Ивановна в два голоса объяснили ему происходящее. Он успокоился совершенно.

Горчаков же обратился к Бисмарку:

- Множество странных событий, князь, а в том числе и это событие с конём, так любезно разъяснено графом...- Любезный поклон в сторону Андраши.Всё это заставляет меня сильно задуматься и обратиться к вашей помощи, в которой вы мне никогда доселе не отказывали. Окружающие и я сам чувствуем себя во власти непонятных чудес. Мы то беднеем, то богатеем, то почти свершаем преступления, то стоим перед шуткой. Например, у моего доброго знакомого графа Развозовского, душеприказчика. Ахончева, пропала вексельная книга...

- Да, я знаю. Эту пропажу мог бы осветить некто Клейнгауз, социалист.

- Социалист? - удивился Горчаков.

- Или нечто вроде. Он, несомненно, замешан в покушении на нашего престарелого императора, здоровье которого, к счастью, улучшается. Клейнгауза ищут. Ищут везде, проговорил хмуро.- И преимущественно возле города Мысловец у речки Пржемши, где сходятся не только австрийская и русская, но и немецкая границы. Я его найду! Я имею все возможности узнать истину.

Горчаков сухо произнёс:

- Я не сомневаюсь в возможностях, князь, а сомневаюсь лишь в вашем искреннем желании.- И отошёл.

С букетом цветов впорхнула Наталия Тайсич. Лицо её едва ли не в первый раз в жизни пылало от стыда и боли. Робко Наталия обратилась к Горчакову:

- Цветы...- протягивая букет,- Мои подношения, ваша светлость... мое сердце... думы...- Посмотрела на Александра Михайловича испуганно.

Горчаков, наклонившись к ней, будто для того, чтобы принять букет, сказал тихо:

- Я было обиделся на вас, милая, но сейчас... прошло.- И многозначительно:- Однако, должен добавить, я не люблю горячих коней.

- Отец мой всё ещё не встал с постели,- оправдываясь, заговорила Наталия.- Я одна... Мне хочется сделать многое... для родины... и для вас, ваша светлость. Я не знаю, как... как может помочь сербам молодая девушка в этом большом городе, ваша светлость?

- Вы милы и трогательны, Наталия. Но вы чересчур торопливы, и сухие люди осудят вас за это. Прошу - зайдите ко мне, когда уйдут дипломаты, а до того,- ласково погладил её по руке,- не надо, не надо торопиться...- И отошёл к Андраши.- Какой тихий, приятный вечер!..

Появился слуга:

- Его превосходительство, господин министр Кара-Теодори-паша.

Наталия шепнула Ахончеву:

- Я пропала!

Бисмарк спросил Горчакова:

- Турок? У вас?

- Поражён,- последовал ответ.- Мы с ним едва раскланиваемся издали.- И слуге:- Проси! - Потом для всех:- Чрезвычайно любопытно, зачем он пришёл?

Кара-Теодори-паша, министр иностранных дел и первый уполномоченный Турции на конгрессе,- красивый и стройный мужчина, в чёрном казакине и феске. У него умные, проницательные глаза, а также постоянное раболепие, которым он любил щегольнуть, напускное, как и напускная наивность его, в особенности при том эпизоде, который разыграется чуть позже.

Остановившись у дверей, министр пропустил вперёд турецкого офицера, нёсшего расшитую подушку. На подушке блестел драгоценный ятаган с рукояткой, усыпанной камнями. Кара-Теодори-паша и офицер низко поклонились Горчакову, который, недоумевая, ответил на поклон.

Бисмарк толкнул Андраши:

- Что здесь происходит? Неужели конгресс окончился и мир между Турцией и Россией уже подписан?

Андраши пожал плечами.

Кара-Теодори-паша заговорил с восточной медлительностью и цветистостью слога:

- Ваша светлость, господин канцлер России! В великий день вашего восьмидесятилетия, когда вся Европа восхищается вами...

- Но я ещё более восхищён вашей речью, любезный Кара-Теодори-паша.

- Я от имени Высокой Порты и турецкой нации пришёл, чтобы передать вам свои поздравления и принести вам мою благодарность за ваш бесценный и такой глубокомысленный дар, доказывающий истинное стремление России к миру с турецким народом.

- Убей меня бог, если я понимаю, какой я дар поднёс ему, кроме Сан-Стефанского договора,- шепнул Горчаков Ахончеву.

- Разрешите, дорогой канцлер, в знак дальнейшей дружбы и процветания двух стран - Турции и России - поднести вам и наш скромный подарок, этот ятаган. Мы знаем, вы поднимете эту священную сталь лишь в защиту справедливости и добра. Поверьте, ваша светлость, что этот подарок, блеск этой стали и камней - только слабый отсвет тех чувств, которые вы вызвали во мне и в моём правительстве своим бесценным даром нам.

Горчаков, принимая ятаган, проговорил:

- Я обожаю Восток, дорогой паша, но сложность его речи иногда затрудняет моё понимание. Не потрудитесь ли сказать более ясно - за что вы так дивно благодарите?