Зов. Сборник рассказов - Мария Купчинова Страница 14

Зато старушка в меховой безрукавке и фетровой шляпке прошлого века, занятая раскладыванием по баночкам еды для беспризорных котов, слышала и замечала все. Пожевала впалыми, тонкими губами, неодобрительно взглянула:

– Вроде интеллигентные люди. Когда только успевают набраться?

– Не серчай, мать, он на конкурсе «Голос» выступать готовится, – подмигнул Сивцов.

– Отвыступал уже свое, – буркнул старший Горюхин.

– Не отвлекайся, Федорыч, дальше-то что? – Иван поднялся со скамьи и нетерпеливо переминался с ноги на ногу, готовый к подвигам.

– Да что дальше… Матрос Горюхин, конечно, ворвался в каюту предводителя пиратов первым. Красив как Аполлон… Белые полотняные штаны подметают палубу, грудь колесом, чуб как у запорожского казака. Адмирал еще команду отдать не успел, а Горюхин уже вытаскивает на свет прячущегося за парчовыми шторами упитанного коротконогого человечка в красном кафтане и чалме с алмазным пером. Человечек жалостливо оттопыривает губу, плачущим голосом взывает: «Магда, скажи им!». Висящий на стене ковер раздвигается, из-за него появляется женщина. Удлиненные, миндалевидные глаза цвета коллекционного коньяка с золотыми искорками, рассыпавшаяся по плечам копна русых волос, длинные ноги в прозрачных кремовых шароварах, обнаженный живот, который хочется целовать и днем, и ночью…

Федор несколько смущенно вздохнул:

– Пожалуй, слишком увлекся описанием, но приврал не сильно …

– Мальчики, Федя, Ваня, что вы развоевались? Хватит, – бархатное контральто наложницы пиратов звучит завораживающе. ¬– Не трогайте Саида, он не виноват ни в чем.

4

Федор Федорович невольно поморщился: ночь в одном купе с бабой в его планы не входила. Сейчас начнется: «Откройте окно, закройте окно, помогите достать чемодан, выйдите, мне надо переодеться…». Презентация новой книги в столичном издательстве завершилась как обычно посиделками в ресторане. Выпили достаточно, поэтому больше всего хотелось сразу завалиться на полку и заснуть. А соседка стоит у открытого окна, разговаривает с провожающим ее мужчиной и даже не пытается подвинуться, чтобы сосед по купе мог спрятать чемодан, сесть на свое место. Между прочим, у него – нижнее…

– Магда, я умоляю тебя, подумай – донеслось с перрона.

Кто-то низенький, толстенький смешно протягивал к окну руки и говорил, не умолкая:

– Нет-нет, не закрывай окно, позволь договорить. Хотя бы пообещай, что, если пожалеешь, если поймешь, что ошиблась – вернешься.

Женщина молчала. По тому, как напряглась и окаменела ее спина, Федор понял, что возвращаться она не собирается. Спина вдруг показалась такой знакомой, что защемило сердце: словно он уже не раз видел ее застывшую у окна в ожидании… его, Федора? Смешно…

Поезд наконец тронулся. Женщина закрыла окно, не поворачивая голову, опустилась на сидение:

– Извини, Федя.

– Ленка? Как ты узнала, ты даже не обернулась в мою сторону?

– Ты забыл, я всегда узнавала твои шаги. И меня зовут Магда, – бросила на столик между ними перчатки, быстро взглянула на Федора и опять стала смотреть в окно.

Цвет ее глаз менялся от времени суток, от настроения. Федору нравилось думать, что от поцелуев ее глаза светлели и становились золотистыми, приобретая коньячный оттенок. Когда-то он готов был без устали пить этот коньяк, пьянея от поцелуев. Но сейчас глаза были темно-карие, спокойные и усталые.

– Почему Магда? – растерялся Сивцов.

– Наверное потому, что к этому имени невозможно приделать суффикс «к», – низкие бархатные нотки в ее голосе, как когда-то прежде, опять взволновали Федора.

– Ты ни разу не заглянул ко мне в паспорт: мама назвала меня Магдаленой. Такое романтичное имечко… В детстве я его стеснялась, вот и звали все Ленкой, а потом… Новая жизнь – новое имя.

Что она так внимательно рассматривает в окне? Черное небо, быстро мелькающие огни полустанков, убегающие точки звезд… Или отражение двух профилей: мужского и женского… Она изменилась: коротко постригла волосы, перекрасилась в блондинку, обтягивающее трикотажное платье с достоинством демонстрирует фигуру зрелой женщины. Вот, пожалуй, что в ней новое: независимость и уверенность в себе…

Сняла сапоги, облокотившись на стенку, подтянула ноги на сиденье, накрыла одеялом.

– Может, мне выйти? Переоденешься?

– Спасибо, пока нет. Просто ноги замерзли.

Федор вспомнил: у нее в любую погоду мерзли ноги. Он грел их руками и поцелуями.

– Не думай, я не пьян.

Сказал и тут же разозлился на себя: с какой стати оправдывается.

– Всего лишь отметили презентацию книги.

Теперь, получается, еще и хвастается. Все невпопад.

– Закажи, пожалуйста, чай.

Из открытой сумочки выглянула суперобложка его новой книги. Значит, была на презентации, но к нему не подошла. Или он ее не узнал…

Федор долго курил в тамбуре, а когда вернулся с двумя стаканами чая в руках, показалось, что Магда уже спит.

Выпил остывший чай, не раздеваясь, лег на спину, подложил руки под голову. Когда Ленка ушла, решил: значит, не судьба. Не останавливаясь, писал рассказ за рассказом, встречаясь с приятелями много пил, наслаждаясь свободой и тем, что не надо спешить домой. Пока однажды не понял: дома больше нет. Ленка, которая так раздражала его своим постоянным ожиданием, и была его домом. А когда некому стало ждать, от дома осталась только пустая, холодная комната.

Он пытался понять, почему она ушла, и не находил ответа.

Сейчас это все уже не имело значения. Отчего же вдруг так захотелось укорить ее, сказав: «Я любил тебя…». Не сказал.

Магда не спала. Отвернувшись к стенке, она тоже перебирала обиды. Если бы он сказал, что любил, она бы ответила:

– Ты думал только о своих героях. Тех, о которых писал. На живых людей, которые были рядом, у тебя вечно не хватало времени. Я больше так не могла…

Федор пересел бы к ней, взял за руку:

– Неправда, Лен. Я считал тебя своей женой.

– Я – Магда! – ответила бы она. – Это Ленка ждала тебя, когда бы ты ни вернулся, и какой бы ни вернулся. Считал… Тебе даже в голову не приходило, что я оставалась женой Ивана: ты же плевал на условности. Ты считал: я думаю так же. Вот только ни разу не спросил об этом меня. А еще… я устала гадать: вернешься ли ты сегодня трезвым…

Он разозлился бы, спросил:

– Что же ты бросила того, трезвого, который был на перроне? Тот толстый, похожий на рыбу с золотым зубом из старого сна, лучше меня?

Может быть, она рассмеялась бы. Может, призналась бы, что поняла главное: ее дом – там, где он, и едет она к нему. Может…

Они ничего не сказали друг другу.

Поезд пришел в родной город утром. На вокзале Федор помог Магде поймать такси, вот только ехать было некуда. Ленка бы на ее месте расплакалась, глаза Магды остались сухими: она давно не позволяла себе слез.

5

– Федь, а помнишь, как мы с тобой спустили с лестницы мужика, который приперся за Магдой? –