Генка и Нинзя - Евгения Петровна Белякова Страница 14

– Тоню? – Подняла на него покрасневшие глаза Лиза.

– Тоня уехала в лагерь, – неуверенно поправила её Аня и Лиза прошептала:

– А, точно.

Генка вздрогнул. А вдруг… Что если Тоня никуда не уезжала? Ее родители могли придумать сказочку про лагерь, чтобы не пугать детей пропавшим ребенком… И ведь узнала как-то Нин-зя про то, как сбывается всё, что пожелаешь, стоит бросить жертву Маниту? Может, она сказала что-то, а потом Тоня упала, а это сбылось…

Генка помотал головой. Ерунда. Если бы пропал ребенок, родители так просто не отпускали бы их бегать где ни попадя.

– Так, – Генка рявкнул и хнычущие тихонько девочки встрепенулись. – Мы же не хотим, чтобы кто-то сюда пришел и тоже упал?

– Нет, – покачали они головами.

– Значит, давайте заваливать проход. Всем, что под руку попадется.

И они принялись за работу. В ход пошли сначала коробки, потом ящики. Вчетвером они накидали поверх входа в погреб много мусора, с трудом, но подтащили несколько обрушившихся балок из кухни. В ход пошли поржавевшие сковородки и кастрюли, потом обломки кирпичей…

Генка таскал, таскал, бросал… и мысленно примеривался: сможет ли он поднять эту балку один? Получится ли отодвинуть большой шкаф в одиночку?

Он знал, что ему может… захотеться вернуться. Прийти сюда снова. И не от взрослых он закрывал этот вход, а от себя.

Закончив, он заставил девчонок, которые чуть не падали от усталости и предлагали посидеть, подняться наверх. Выбравшись из дома, они упали на траву в заброшенном садике. Над головой синело небо.

Тёмный, животный страх ушел. Но обычный – остался. Пока его отвлекала задача – завалить проход, – Генка не вспоминал, что было, а сейчас в его голове опять раздавался этот чавкающий звук, снова и снова.

– А мы сегодня будем доигрывать, или как? – спокойным голосом спросила Лиза.

Гена не поверил своим ушам. Приподнялся на локтях, посмотрел на девочку… Натолкнулся на совершенно обычный взгляд серых глаз. Ни следа пережитого, может, в самой глубине, на донышке зрачка…

– Нет, конечно – фыркнула Аня. – Ты что, совсем? Без Нины не будем.

– А где она?

Генку обдало холодком.

– Куда-то ушла… – Аня запнулась и продолжила.– Да, ей надо было что-то важное сделать.

Они вышли на улицу, щурясь от солнца. Генка повернулся к девчонкам.

– Мы сюда больше ходить не будем. – Сказал он твердо и по очереди посмотрел каждой в глаза, дожидаясь кивка в подтверждение. – Там обвал был, помните? Рухнула балка, и вход в погреб завалило. – И повторил. – Так что сюда больше ходить не будем.

– Хорошо, – с видимым облегчением, легко согласились девочки.

И пошли по домам, с удивлением рассматривая поцарапанные руки.

Генка тоже пошел домой. Он не думал в этот момент о Вите, который, наверное, в недоумении кружит сейчас по дворам, гадая, где все.

Он думал о Нине.

Почему девчонки так быстро забыли обо всем, что было внизу? Почему он помнит? Может, потому что был рядом с Маниту… Но девчонки и раньше легко забывали, даже когда ходили, просто относили мышей.

Может, разница в том, что он… присутствовал, когда… когда Нина упала? А Нина помнила всё про Маниту, потому что при ней упала Тоня?

Генка бы сейчас всё отдал, чтобы забыть, как девчонки. Возможно, смутно помнить, что они куда-то ходили, там было темно, а Нин-зя… потерялась.

Но он не забыл ни единой секунды из того, что было внизу, в погребе.

Генка вернулся домой. Действуя механически, бросил рюкзак в таз, налил воды, насыпал порошка. Добавил туда одежду «Ленки». Включил душ и стоял под щекочущими струйками воды долго, погрузившись в мысли.

После душа причесался, переоделся в чистое. Потом постирал рюкзак, вещи, повесил сушиться на балконе. Лег на кровать и открыл «Алые паруса» на том же месте, где забросил их неделю назад.

Вернулись родители. Заглянувшей в комнату маме Генка ответил, что все было в порядке. Мама ушла.

А потом Генка услышал условный стук в стену между балконами. «Тук-тук-тук. Тук-тук».

Он не ответил, и пять секунд спустя в проеме балкона появился Витька.

– Ну, ты жук. – С укором произнес он. – Я же видел, что у тебя лампа горит, не мог постучать в ответ? Что случилось то? Где все были? – Он сел на край кровати, в которой лежал Генка, все еще с книгой в руках, и щелкнул ногтем по обложке. – Мы пол-дня бегали по району, искали вас. Куда все провалились? У тебя не вышло бросить… свинок, что ли?

– Вышло. – Ответил Витя и закрыл книгу. – Просто потом планы поменялись. Нину родители срочно позвали и она всё отменила. А я вас не нашел, потому пошел домой.

– Вот зараза, – Витька цыкнул зубом. – Всё же так хорошо устроилось! Свинок ты бросил, мы бы победили! А так… Как мне теперь её достать, а? Это что же, ждать следующую неделю… и отдать этой твари… еще кого-нибудь? Блин! Блинство!

– Я не думаю, что девчонки будут играть еще когда-нибудь. – Сказал Генка ровным голосом. – Но если будут… Ты, Витька, не беспокойся. Теперь мы будем побеждать. Очень, очень, очень долго.

***

Ночью Генке приснился сон. Он шел по их району. Был день, наверное, воскресенье, потому что на улицах никого не было.

Генка знал, где-то под землей, глубоко внизу – там, где проходили теплотрассы, в подвалах домов и в лабиринтах аварийных коридоров, в бывших бомбоубежищах, теперь забытых и заколоченных – прорастали крохотные усики. Черные и шипастые, как лапки тараканов, белесые, сухие и ломкие, как старые обои; мокрые, желтые, склизкие, как больные улитки, – они тянулись, пролезали в щели, обвивали трубы, просачивались в краны, проступали сквозь стены, как плесень, вылуплялись из земли, как дождевые черви.

Маниту рос.

Еще совсем недавно он был маленьким. Крохотным, как яйцо паучка. Потом стал размером с половую тряпку. Потом – с большую лужу.

Затем ему повезло: он получил крупную добычу. И разросся на весь подвал. Его кормили. Бросали ему пищу, и он был благодарен. Он всегда отвечал добром на добро. Как он его понимал…

Существо, что приносило ему пищу чаще других, приходило говорить с ним. Делилось частью себя – капельками крови из рук и ног. Будило его этими красными, вкусными каплями, показывало свои мысли. И за это он тоже был благодарен, и делился с существом своими снами. Он старался всегда вознаграждать равно тому, что было ему дадено.

По-честному.

Именно это существо впервые назвало его «Маниту». Имя ему понравилось,