Избранное. Том первый - Зот Корнилович Тоболкин Страница 144

И в тундре стрелы летели с гор, с гор смерть посвистывала. То в рыжих хлябях тонули и выбирались, всё-таки выбрались! Матерясь нещадно и нещадно проклиная коварные здешние болота.

- Роди, Марьянушка, поскорей! – просил Мин. – Чую, последние денёчки живу – говорил старик. Но в землях камчадалов, которые звали себя ительменами, он ожил. Уж больно красивые начинались места. Здесь всё соседствовало и всё поражало человеческий взор: то гора, забывшая, что ли, снять ослепительно белую шапку снега, то рядом – другая, ревущая, огненная. Летят из неё камни, забивающий глаза пепел, и сотрясается земная кора. Страашно! Страшно и невероятно красиво вокруг! Будто рай и ад по соседству.

А травы какие! А цветы! И тополя роста невиданного, и прекрасные в своём непривычном безобразии каменные берёзы. Ключи горячие бьют, и стремительно катят свои ледяные воды светлые реки. В них столько рыбы, что медведи промышляют часто рядом с людьми. И рыба такая – во рту тает. То баран горный встретится, чубук по-здешнему, то белые утки. По озёрам их тьма.

И солнце парит. У казаков, изрядно наголодавшихся, щёки округлели, розово налились. Уж отвели душу, поели за все долгие голодные месяцы.

Земля-матушка Камчатка! Неужто не бессмертны богатства твои? Неужто неисчерпаемы реки, неисчислимо богаты орехом, птицей и зверем леса? Или и такому роскошеству наступит конец? Какие соболя здесь! Какие бобры, лисы! А олень? Красавец гордый олень! Да можно ли перечислить, чем изобилует эта незабвенная страна!

Наверно, и люди здесь так же богаты и красивы душой?

Казаки с нетерпением желали видеть хозяев этого рая и, привычные ко всяким неожиданностям, зорко вглядывались в берега.

Нет, люди как люди. Не хороши и не безобразны. Ростика малого, но плечисты и редкобороды. Одёжа – те же кухлянки, торбаса. Нрав добродушный и спокойный. Ни комара не боятся, который роится здесь тучами, ни медведей – их тоже полным-полно. Так же любят получать подарки: ножи, бусы или какую-нибудь иную безделицу, детски восторгаются дарам. За нож готовы отдать оленью упряжку или собаку.

– Дети, чистые дети! – восторгался ительменами Мин. Но один из этих детей, напившись вина из сладкой травы, опробовал подаренный ему Отласом нож на трёх своих сородичах.

По малым и большим рекам своим водят они утлые челны – баты, водят лихо и бесстрашно, хотя многие, а может, и вообще никто не умеет плавать.

Много поразительного увидели казаки, но, как и прежде, не переставали удивляться. И мнилось им, всё страшное позади, а может, его и не было вовсе, а уж что не будет теперь, так это наверняка.

Дав отдых усталым и хворым, Отлас обследовал на крохотных батах ближние реки, а потом и саму реку Уйкоаль, по-русски – Камчатку. Марьяна, как и всегда, увязалась за ним. Был здесь и Мин, на днях немало насмешивший весь отряд. Он каждый привал использовал по-своему: куда-то исчезал в одиночку, потом являлся усталый, оборванный и, поев, садился чинить одёжу. Завтра повторялось всё с начала.

Бродя по земле ительменов, мало-мальски изучил их язык. Носил старик широкий кожаный пояс с железными бляшки, на поясе – нож, через плечо – верёвка с крюком. «Мало ль куда завалишься! Крюком зацепишься – выберешься...» – говорил шутникам.

Обследуя какое-то ущелье, шлёпнулся в речку, до костей вымок. Быстрое течение подхватило его и поволокло. Он изловчился и бросил крюк в какую-то корягу. Коряга почему-то взревела, кинулась прочь, волоча за собой тщедушного старика. Не сразу Мин понял, что тащится по земле за убегающим человеком. Залопотал по-ительменски, и только тогда человек остановился, но верёвку не отпустил и привёл пленника в свой острожек. Там старика накормили, обогрели. Он срезал с пояса одну бляшку, подарил хозяину. Его тотчас обступили ительмены и начали восторгаться подарком. Подле юрты играли четверо ребятишек, пересыпая какие-то жёлтые камешки.

«А эть это, кажись, золотишко! – ахнул старик, – где ж они его понабрали?»

Разговорившись, выяснил: заходили с юга по Уйкоаль какие-то люди. Здешние ительмены в ту пору вели войну с айнами, островными людьми. Ушли битыми. Сильно рассердившись, захватили это судёнышко, но добыча оказалась невелика: тряпьё да эти вот никому не нужные камушки.

– Дак вы мне их отдайте... – простодушно предложил старик, стараясь скрыть интерес к золотым самородкам. – Они, конечное дело, вам ни к чему. Вот разве подарить вам эти бляшки?

Ительмены кинулись по всему острогу собирать золото. Мин тем временем срезал со своего счастливого пояса ничего не стоящие железные бляшки. А золота набралось изрядно.

Старик загоревал:

– Как же, хозяин милой, – начал он вздыхать притворно, – я эку груду камней унесу? Помог бы... А я за услугу вот этот крюк тебе срежу.

И вот камчадал, взвалив на себя кожаный баул, проводил старика в лагерь. Следом шла дюжина соглядатаев. Услыхав, как ржут казаки, ительмены хитро заухмылялись: вот, мол, мы провели глупого старика.

Мин сдержал своё слово и срезал для провожатого железный крюк. Отлас нож ему отдал и заодно договорился о батовщиках. И вот теперь камчадалы вместе с казаками плавали по здешним рекам. А на самой красивой, на Канучи, Отлас велел срубить крест.

– Для какой надобности? – удивился Потап, подрубая под корень самую мощную берёзу.

– Руби, пока не устал, потом я сменю.