Перевёрнутая чаша. Рассказы - Галина Константинова Страница 15

– Ты всё опять перепутал. Я стала внутренне свободной. Раньше я переживала, что могу упасть в абсолютную нищету, что я могу неожиданно потерять любимого человека. А сейчас я стала свободной от своих страхов. И это ни с чем не сравнимо.

– Ладно… Я хочу вздремнуть. И тебе советую. Ложись к стенке, я, наверное, останусь на полу.

Глеб неуклюже разместился рядом с кроватью и прикрыл глаза. Бедная девочка, она попала в секту. В этом у Глеба не оставалось никаких сомнений. Все эти идеи о внутренней свободе, бесконечно пережевываемые на разные лады, все это так знакомо. Страшная страна, в которой люди становятся управляемыми. Не про это ли он читал в романах-предвидениях, недаром их запрещали во все времена? Но надо думать и о текущем моменте, старая заезженная фраза, но факт остается фактом.

Они попали в какую-то переделку, если ничего не предпринять, то их просто перемелет в лопастях какой-то машины, может быть, похожей на «сибирского цирюльника». В его голове вспыхнула картинка с падающими, издающими последние вздохи, деревьями, что-то нужно делать, он ведь мужчина, должен быть сильнее, мудрее, он должен найти выход. Продумать вариант побега. Он оглядел клетушку, в которой они находились. Окно зарешечено. Сейчас пилку для ногтей, и «пилите, Шура, пилите». Нет, надо вызвать охранника, напасть на него. Все возможные варианты побегов, которые он когда-либо видел в боевиках, казались ему слишком сложными для данной ситуации. Почему-то сознание упорно не хотело признавать сложившуюся ситуацию настоящей. Полина лежала на кровати, отвернувшись. Что-то никто не помогает ей, никто не помогает.

Свет, льющийся из окна, стал медленно краснеть. Первой это заметила Полина и стала тормошить Глеба.

– Эй, очнись, что-то происходит.

– Лично я этого пока не чувствую.

На одной из стен привычно (уже привычно!) стали проявляться знакомые глаза.

– Эй, всесильные, скажите нам что-нибудь! – бодро крикнул Глеб.

– Добрый день!

– Что же вы своему адепту никак помочь не хотите? Ввели девушку в стрессовое состояние, в безвыходное положение поставили?

– Безвыходные положения даются для осмысления. Не задумывались ли Вы, господин Корнаковский, что иногда обстоятельства могут подталкивать на действия даже самых безынициативных людей? Всегда есть варианты, как вести себя в той или иной ситуации.

– Вы что, тестирование нам устроили? Но таких не берут в космонавты…

– Вас бы мы точно не взяли. Вы не надумали с нами сотрудничать? Сейчас мы хотим продемонстрировать вам, что мы тоже кое-то можем.

– Так это спектакль для меня? Премного благодарен. Не убедительно – хоть убейте. Сейчас нас просто выпустят, так, снимут все обвинения? Ну, так это не волшебство, я так тоже колдовать умею. Внимательное прочтение уголовно-процессуального кодекса – вот и всё волшебство. Нет никаких прямых доказательств о причастности меня и Полины к убийству, вот и все. А отсутствие алиби не является доказательством, тем более что мы этого товарища в глаза не видели. Вот такое мое мнение, господин волшебник, дающий неограниченные возможности.

– Что ж.… До свидания.

Полина весь это диалог слушала молча, теребя кольцо. Когда глаза растворились, дверь в клетушку медленно открылась. На пороге стоял Алексей с сотовым телефоном в руке.

– Вы можете позвонить.

Полина не поверила, но начала набирать номер телефона Джеки. По счастью, его телефон не был отключен. Сначала он сильно удивился, у него совещание на носу. «А почему ты так далеко от города?» – недовольно спросил он, – «Я предполагал, что ты в это время на работе, с тобой журналист? Что за журналист, израильский шпион? Тоже хорошо». «Джеки, не сердись, я тебе все-все объясню, мы совершенно случайно попали в переделку, нам предъявляют обвинение». «Хорошо, я скоро буду, жди». Короткие гудки. Алексей взял трубку, и молча вышел. Дверь закрылась.

– Сейчас приедет Джеки, веди себя как можно более естественно. Он очень вспыльчивый, я сама ему все объясню, ты, пожалуйста, не встревай.

– Слушаюсь, мой капитан. Так мы больше не увидимся?

– Я не знаю.

– Поленька, я хотел сказать тебе – моя жизнь изменилась. Мне кажется, я на старости лет влюбился.

– Совершенно не время и не место ты выбрал для любовных признаний.

– Я знаю. Поленька, мне нужно все обдумать, мы ведь увидимся, обещай мне, что я не уеду просто так, не попрощавшись с тобой.

– Ты меня удивляешь. Считай это просто приключением, не более того. Считай, что я действовала в интересах своего общества, чтобы привлечь тебя на нашу сторону, заговор это был, похищение века, – она уже откровенно смеялась, распаляясь всё больше, Глеб почувствовал, что у нее начинается просто истерика.

– Успокойся, девочка моя, успокойся, – он встал, вроде ничего, равновесие сохраняется, мягко взял ее руку.

– Глеб, Глеб, господи, почему все так по-дурацки, – она уткнулась в его плечо и зарыдала.

Женские слёзы всегда действовали на Глеба расслабляющим образом. Он начал гладить ее по спине, как маленькую девочку, шепча какие-то незначительные фразы. Господи, как я стар, как мне хочется защитить эту с виду сильную, а на самом деле беззащитную женщину. Кажется, он неожиданно признался ей в любви, умопомрачение какое-то, совершенно фантастическое предположение, что он влюбился. Это просто отцовский инстинкт, не более.

Ведь он все время помогает кому-нибудь, правда, помощь бывает взаимовыгодной. Уж так у него получается, он ищет русскоязычных авторов по всем уголкам своей бывшей родины, затерянные таланты, он помогает почувствовать им, что они нужны, помогает им начать первые шаги в литературе. Конечно, они находят деньги, чтобы напечататься в его альманахе. Ругают его, ох, как ругают. Кем только не называют. Альманах, по мнению критиков, лишь рупор маргиналов и графоманов. А сам он, Глеб, обыкновенный коммерсант.

Как-то он помогал одной талантливой женщине, своей землячке, сделал ей заказ – сделать стихотворный перевод древнееврейских притч. Они много общались, встречались в Петербурге, она сделала прекрасный перевод, но побочным эффектом явилась любовь. Чем более участвуешь в судьбе другого человека, тем более у него может создаться иллюзия, что эта помощь подразумевает нечто большее, чем просто дружба. А поэтессы так чувствительны.… А сейчас он сам попался на удочку – его просят о помощи, он не в состоянии повлиять на ход событий, но хочет помочь. И вот результат – уже готов повесить на себя все заботы этой девочки. А зачем, своих забот не хватает? Нет ведь, стоит он тут, старый дурак, гладит её удивительные шелковистые волосы, подставляет свою видавшие виды жилетку, и всё по Достоевскому «как она страдала», да мало