В гостях у мертвецов - Илья Вячеславович Кудашов Страница 15

Человек поднял топор, чтобы отрубить трупу голову.

— Ой, да ладно! Что уже и попрощаться нельзя? — возмутился мертвец, — ну всё, пошёл я, пошёл!

И он залез обратно в свою могилу. Смирнов почесал затылок и вернулся к крыльцу. Он уселся, ещё думая о своей странной встрече с мертвецом. И только когда настало утро, и Долли позвала его завтракать, он вспомнил про револьвер. После завтрака он подошёл к Псу. Долли помогла ему спуститься на крыльцо, и теперь он сидел на ступеньке и пытался плевком попасть по маку Долли.

— Послушай, — обратился к старику Смирнов, — а револьвер у тебя?

— Нет, — ответил Пёс и попытался ещё раз плюнуть, но на пол пути затормозил, из-за чего слюнила не вылетела, а просто вылилась из его рта.

— Погоди, — злобно усмехнулся старик, — так значит ты просрал револьвер.

— Нет, — ответил Смирнов, — я просто спросил, не у тебя ли револьвер.

— Нет, щенок, ты его потерял, — глаза Пса засверкали злобной радостью, — а значит я смогу всё рассказать хозяину, и Он тебя выгонит. А если хозяин тебя выгонит, значит ты будешь Ему не нужен. А если ты будешь Ему не нужен, то я смогу тебя убить!

Смирнов хотел что-то ему ответить, но в разговор встряла Долли:

— Я взяла револьвер.

— А тебе-то он зачем? — возмутился Пёс.

— Ну, например, чтобы прострелить тебе вторую ногу за то, что ты в мои маки плюёшь, — спокойно ответила Долли.

— Но если ты мне ногу прострелишь, то хозяин слуги лишиться! — старик чуть не заплакал от этой мысль, — а как Он будет без меня? Как же можно так поступать с хозяином! Ты бесчувственная мразь!

— Ничего, он тебе замену найдёт, — ответила Долли.

— Фух, ну и хорошо, — Пёс с облегчением выдохнул и вытер проступившие слёзы жалости.

После они пошли в сарай, где уже второй день гнил труп. Лето было довольно жарким, и, хотя гроб вмещал в себя большую часть зловония, но миазмы всё равно уже вылезали наружу.

— Надо Грэга позвать, чтобы гроб унёс, а то тут уже дышать невозможно, — сказал Смирнов.

— А ты могилу то раскопал? — спросил Пёс.

— Нет, — покачал головой Смирнов.

— Ну так иди и копай. У меня рана я не могу, — заворчал старик.

Смирнов медлил, он устал и сейчас больше всего ему хотелось спать. Он неохотно взялся за лопату и уже направился к могиле, но около сарая его и Пса окликнули Близнецы, которых пустила Долли.

— Нам работа нужна. Серый самогонку зажал! — пожаловался один из них, а второй поддерживающе закивал. Смирнов сунул им в руки лопаты и отправил к могиле.

Вскоре работа была выполнена, земля съела беглеца, а радостные Близнецы отправились пожирать местный алкоголь. Смирнов же спокойно смог вернуться на крыльцо и предаться тяжёлому забытью.

Прошла очередная ночь, а за ней и очередной день. Мир выдерживал тишину. Он никак не напоминал Смирнову о потерянном револьвере, а работник кладбища был и рад забыть об этом инструменте. Но вот снова ночь поднялась из своей могилы, забросив туда день. Она накрыла траурным саваном мир. И спокойно бы сидел Смирнов, отделившись от этого савана своей маленькой лампой, но оглушительный грохот разорвал ночь и вырвал Александра Ивановича из его уже обыденной полудрёмы.

Где-то в ночи проснулся револьвер и громко заявил о себе забывшему о нём миру. Смирнову пришлось ответить на это заявление. Он побрёл через ночь примерно в том направлении, где был выстрел. После каждого шага он весь превращался в слух, пытаясь выудить из тишины ещё хоть пару намёков от револьвера. Но оружие теперь молчало. Смирнов прошёлся между могил и вышел к забору кладбища.

Он уже хотел повернуть назад, как вдруг услышал чей-то плач. Смирнов развернулся в сторону звука. Он увидел какое-то движение около забора. Смирнов подошёл к забору, лучи от лампы выхватили из тьмы гнилые почерневшие руки, ухватившиеся за решётку. Руки пытались разломать преграду, но сталь была сильнее плоти, и руки могли лишь наносить себе увечья от бессмысленных попыток. Смирнов приблизился к решётке. Руки остановились, а из мрака вынырнуло лицо, сине-чёрное от смерти и грязи, раздувшиеся от гнили, отвратительное лицо. Оно попыталось протиснуться между решёток, но только оставляло на них свою кожу. На лице открылась зловонная бездна рта и оттуда с тяжким трудом вытекли слова со зловонием:

— Пууустиии! Пууустиии! Пууустиии!

Смирнов не смог ничего ответить.

— Пууустиии! Пустиии! Пустиии! — чёрная жижа лезла изо рта мертвеца вместе со словами.

— Нет, мне сказали никого не впускать, — неуверенно ответил Смирнов.

— ПУСТИ! ПУСТИ! ПУСТИ! ПУСТИ! ПУСТИ! ПУСТИ! ПУСТИ! ПУСТИ! — завизжал труп, разрывая свой рот. Несколько кусков гнилой плоти попало на Смирнова.

— Нет, я не могу тебя пустить. Это запрещено регламентом, — ответил Смирнов ещё неуверенней.

— Нет! ПУУУСТИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ!!! — завопил мертвец с такой силой, что один его глаз выпал из глазницы и повис на тоненьком зрительном нерве. Смирнов медленно попятился от буйного трупа. Лицо скрылось во мраке, но руки остались. Испачканные грязью и кровью, ободранные, с кучей шрамов, бледные, с набухшими венами руки тянулись к нему из темноты, а с ними тянулся и плачь:

— Ну, пусти, ну пожалуйста. Чего тебе стоит! Ну чего? Я спать хочу! Мне покой нужен. Покой! Я… я думал это уже закончилось… Но я проснулся! Я опять проснулся! О, зачем же я проснулся! Я хочу в могилу. В холодную, мягкую, тихую могилку. Ну дай мне пойти в могилку! Ну, пожалуйста! Ну, дай! Дай!

Смирнов отступил ещё дальше от забора, и труп зарыдал ещё сильнее. Смирнов пошёл в глубь кладбища, но мертвец не унимался. Его непрекращающийся плачь переходил в ор, который в свою очередь превращался в визг, похожий на тот, что издаёт мать, когда перед ней убивают её дитя. И время от времени мертвец захлёбывался чёрной жижей и начинал кашлять с таким звуком, как будто это больной туберкулёзом выхаркивает свои лёгкие.

Шум, издаваемый мертвецом, разрывал кладбище и сводил Смирнова с ума. И чем сильнее Александр Иванович пытался заткнуть уши и не обращать внимания на крики, тем громче и назойливее они становились.

Смирнову тяжело вздохнул и вернулся к мертвецу.

— Ну ладно, ладно, пущу я тебя на кладбище, только заткнись! — сдался наконец-то Смирнов. Лицо мертвеца изобразило какое-то подобие улыбки. Смирнов дошёл до погнувшегося прута забора и вновь его расшатал, и мертвец, извиваясь