После пожара - Уилл Хилл Страница 15

– Спорить не стану, – говорит Нейт. – Что, вправду хочешь помочь?

Еще как.

– Да.

– Тогда держи. – Он достает из кузова две коробки, обмотанные красно-синим скотчем. – Отнеси это в Большой дом.

Я забираю коробки. Они ужасно тяжелые – я даже сомневаюсь, дотащу ли их вообще, – однако Нейту в этом ни за что не признаюсь.

– Донесешь? – спрашивает он, словно прочитав мои мысли.

– Без проблем.

– Точно?

– Я же сказала – без проблем.

Он вновь улыбается, внутри у меня все взрывается пузырьками газировки, а жар на лице достигает приблизительной температуры поверхности Солнца.

– Отлично, – говорит Нейт. – Спасибо за помощь.

– Всегда пожалуйста, – отзываюсь я и разворачиваюсь в сторону Большого дома, отчаянно прижимая к себе ношу. Волокусь по двору, с трудом сохраняя равновесие; с каждым шагом груз все сильнее оттягивает руки. Опускаю взгляд на ярлыки и вижу имя получателя, которому адресованы личные покупки отца Джона: Джеймс Кармел.

После

– Тебе это показалось странным? – уточняет доктор Эрнандес. Он сидит, подавшись вперед, и за время моего рассказа исписал целых четыре страницы. – Я имею в виду чужое имя на ярлыках.

Я киваю.

– Еще тогда? Или только сейчас, после всех событий?

На мгновение задумываюсь.

– Пожалуй, еще тогда. Все понимали причину, но… Да, я подумала, что это странно. База ведь не располагалась где-то в секретном месте.

– Тебе известно, что было в тех коробках?

– Нет.

Доктор Эрнандес делает очередную запись. Я терпеливо жду и никак не комментирую его действия, хотя меня раздражает, что он пишет обо мне прямо в тот момент, когда я сижу в полутора метрах. Такое ощущение, будто он обсуждает меня за моей же спиной. Закончив, он откладывает ручку в сторону и посылает мне ободряющую улыбку.

– У нас еще двадцать минут в запасе, – сообщает он. – Ты не…

– Я в порядке.

До

Следы от ремня на плечах Люка сошли примерно через неделю. Никого из нас не удивляют ни сами отметины, ни тот факт, что Люк даже не пытается их скрывать. Наоборот, он носит эти следы будто знаки отличия, и, пока они постепенно синеют, лиловеют и, наконец, чернеют, он расхаживает по Базе в безрукавках или вообще с голым торсом – так, чтобы все успели разглядеть свидетельства его покаяния.

В пятницу Эймос полон энтузиазма совершить еженедельную вылазку в Лейфилд за покупками.

– Второй раз меня врасплох не застать, – уверяет он всех, кто готов его слушать. – Уж теперь-то я подготовился как следует.

Однако выясняется, что эту готовность – или неготовность – проверять не придется: отец Джон объявляет, что до его особого указания выезжать во Внешний мир запрещается всем без исключения. Эймос явно разочарован, но не произносит ни слова – перечить отцу Джону для него все равно что ослушаться самого Господа Бога. Большинство Братьев и Сестер одобряют это стоическое смирение и сочувствуют Эймосу, лишившемуся возможности совершить благо для всей Семьи. Они воспринимают его реакцию как лишнее доказательство – в котором, впрочем, нет нужды – глубочайшей веры Эймоса и его преданности своим Братьям и Сестрам.

Я с ними не согласна. Подозреваю – даже уверена, – что разочарование Эймоса во многом вызвано той простой причиной, что, вопреки бесконечным жарким заверениям в обратном, ему нравится бывать во Внешнем мире и он с нетерпением ждет пятничного утра, чтобы выехать за ворота на красном пикапе. Своими подозрениями я не делилась ни с кем, даже с Нейтом или Хани, поскольку с формальной точки зрения это ересь. В Первом воззвании ясно сказано, что все Земное царство разделено на священную землю Легиона Господня и Внешний мир, на последователей Истинного пути и прислужников Змея. Только так и не иначе, либо – либо. Но если я права насчет Эймоса (в чем практически не сомневаюсь), то я его не виню. Потому что – и вот это уже стопроцентная ересь – тоже скучаю по Внешнему миру.

В моем детстве, еще до Чистки, мы бывали в нем очень часто, только тогда он еще назывался не Внешним миром, а Городом или Лейфилдом – собственно, это название он на самом деле носит и теперь. Лейфилд, штат Техас. Основан в тысяча восемьсот девяносто пятом году, население – две тысячи сто сорок семь человек.

Отец Патрик, чье имя я даже вспоминать не должна, не то что произносить вслух, каждый день, кроме воскресений, возглавлял колонну из трех машин, на которых мои Братья и Сестры отправлялись в Город. Я всегда ехала во второй вместе с Лиззи и Бенджамином: до своего Исхода они были мне лучшими друзьями в целом свете. Мама Лиззи парковала машину перед адвокатской конторой, где работала секретарем, и перед тем, как скрыться за дверями, целовала каждого из нас в лоб и велела не шалить. Мы обещали, что будем вести себя хорошо. Следующие часа три или около того мы ходили туда-сюда по главной улице Лейфилда, раздавали флаеры с приглашением «услышать слово Божье» и с благодарностью принимали любые пожертвования от добрых горожан. Иногда мы продавали поделки, которые мастерили долгими жаркими днями на Базе после того, как мама Лиззи в свой обеденный перерыв отвозила нашу троицу домой: ловцы снов, сплетенные из веточек и лент, сухоцветы в серебряных фоторамках, листки с псалмами, выписанными от руки и проиллюстрированными с помощью разноцветных фломастеров.

Многие просто проходили мимо, особенно те, кто работал и жил в Городе и видел нас каждый день, а порой в наш адрес летели грубости, но в основном люди держались доброжелательно. Жители Лейфилда были – и, несомненно, остаются – по-своему богобоязненными и, как правило, с уважением относились к нашей вере, пускай она и отличалась от их собственной. Когда прошла Чистка и отец Джон объявил, что посещать Внешний мир теперь опасно, я рыдала, пока не уснула, и, уверена, не я одна. После того как мама Лиззи подала заявление об увольнении, ее коллеги из адвокатской конторы испекли прощальный пирог и сказали, что будут по ней скучать. Те из нас, кто следил за событиями, ничуть не удивились, что две недели спустя Лиззи и ее мама стали очередными Покинувшими.

Пророк объяснил, что, несмотря на мнимую любезность и дружелюбие горожан, именно так чаще всего и действует Змей: подсылает волков в овечьей шкуре в ряды верных рабов Божьих, дабы искушать и совращать их. Кто они, недавние обидчики Эймоса? Не из тех ли