Избранное. Том первый - Зот Корнилович Тоболкин Страница 150

Суббота для Аксёна, Алёнушкиного отца, выдалась тяжкой и счастливой. С утра как всегда тянулись питухи пропивать то, что ещё не пропито, что утаено от дотошных баб, шарящих во всех карманах или взято в долг у соседа, и допивать то, что осталось в кружале после вчерашнего буйства Никиты. Осталось не так уж мало, поскольку в погребах хранились кое-какие запасы. Да и остатки целовальник развёл всякой дрянью. Пили, похваливали. И кучка монет росла. Правда, она тотчас убыла, когда порог перешагнул майор Шульман, которого все звали Шельмой. Кто он и откуда взялся, никто не ведал. Доподлинно было известно лишь то, что ему доверили сбор с государственных кабаков. Большая часть этого сбора застревала в просторных карманах немца. Аксёна одноглазый майор щадил больше других кабатчиков, может оттого, что как и он – бельмаст, но скорее потому, что каждый раз сборщику прислуживала Алёнушка. Для него ставили в дальнем углу отдельный стол, и девушка с поклоном подносила угощенье. Ел он подолгу, хрустя стерляжьими хрящиками, чавкая бужениной и пряжеными пирогами. Как телок сосал из серебряного кубка. Чавкал, сосал и подмигивал Алёнушке пронзительным глазом, будучи уверен в своей неотразимости, в могуществе собственной власти.

– Ты будешь, старик, моим фатером... отцом или как по-рююски?

– Тестем, – подсказывал Аксён, желая подавиться будущему зятю хрящом или костью. Он не раз пожалел, что связался с этим кружалом, подумывал бросить его и скрыться куда-нибудь в дальний скит. Но ведь сыск объявят. Изловят да как начнут ломать кости своих, жаль сильно, но больше Алёнушкиных. Подумывал нанять лихих людей, они захаживали в кабак, чтоб треснули немца шестопёром. Подумывал, трусил: вдруг вскроется... Разные разбойные мысли рождались в аксёновой голове. То сбрасывал хмельного майора в колодец, то подсыпал ему отравы... Кончалось тем, что немец, до отвала наевшись, трепал девушку по мертвенно-белой щеке, снисходительно дёргал кабатчика за бороду и, сильно покачиваясь, удалялся.

Кабак при Шельме замирал. Смолкали песни, скоморошины, шутки, прекращались скоропостижные потасовки, споры, казалось, и рты исчезали у этих, обычно горластых и бесшабашных русаков. Но едва закрывалась за Шельмой дверь – вновь возникал прежний гвалт.

А нынче майор, совсем уйдя, через час воротился и, едва перебирая ногами, подошёл к стойке.

– Тестом, так, фатер?

– Так, так, – желая поскорей его спровадить, соглашался кабатчик.

– А я кем, старик? Отвечай! – теребил немец Аксёна.

– Ты зять, само собой, – уставясь бельмом на немца, щурил Аксён зрячий глаз, мысленно суля будущему «зятю»: «На-ко, выкуси! Всё едино как-нибудь извернусь! Отважу тебя не мытьём, дак катаньем. За кого угодно отдам Алёнушку, лишь бы не за такую карлу!».

– Зат, – задумался немец. – Что есть зат?

– Зад? Ну, задница по-нашему, – пояснил негромко Аксён, – и выразительно хлопнул себя пониже спины.

– Глюп-пый старик! – немец погрозил пальцем. – Я не желаю быть... задница! – загремел он на весь кабак. – Я желаю быть зат! То есть дочь твоя – мой супруг, так? Через недель и не позже! – И немец снова уселся за стол. – Фрейлейн ко мне! Я буду устроить пир... за твой счёт! И с ней совместно. Да! Ты можешь кушайт со мной! Тут... Зетцен... Сюда! – рявкнул майор.

– Да неловко мне... с затом-то рядом! – огрызнулся Аксён, но тотчас поправился. – По-нашему зятем. И Алёна к тётке уехала.

Перед тем он велел дочери спрятаться, и не в горенку, а в верхнюю светёлку, и лишь сейчас спохватился, как бы немец не начал искать. Начнёт шариться – дверь перед ним не захлопнешь. Ну, в крайнем случае, решился Аксён, топором по башке тюкну. Мне всё одно куковать недолго.

Печальные мысли прервал приход разряженного и, верно, очень важного придворного кавалера, которого сопровождали стрельцы, полдюжины казаков и прочие с разбойными рожами служилые люди. Их появление внесло в кабак заметное оживление. Да и сами они при виде ковшей и кружек заметно оживились.

– Князь Ники... Николай Тобольский, – представился кавалер майору и расшаркался. Нагрузившийся немец, расшаркиваясь ответно, тут же свалился.

– Нох айнмаль... нох... – поднимаясь с помощью князя, бормотал он, ничуть не смутившись. Но и вторая попытка расшаркаться перед кавалером окончилась конфузом.

– Да ты сядь, любезный! Видно, крепка русская водка! – усмехнулся князь. – А это кто? Брат? Похож! По глазу узнать можно. У тебя левый, у него – правый. – Князь поставил кабатчика рядом с немцем. – Ну две капли воды! Не так ли, братцы?

– Я, ваша светлость, целовальник. Он дочь мою сватает, – лепетал вконец испуганный кабатчик.

– Что ж, дай-ка нам выпить! Да гляди без подвоха! – приказал князь кабатчику и велел свите своей быть потише.

Аксён кинулся к стойке и, отворив ещё не тронутую бочку, нацедил по большому ковшу крепчайшей водки.

– Да ты что, братец? – загремел князь. – Ты за кого меня принимаешь? За князя сибирского аль за какого-нибудь мистердамского баронишку? По бадейке лей! Ему! Мне! Свите! Им попроще чего! Нечего чернь баловать!

Приложившись к серебряному ведёрку, немец замертво рухнул под стол. Князь выпил ещё, занюхал коврижкой и велел кабатчику привести дочь.

«Вот напасть, осподи! Что за день такой выдался!» – горестно сокрушался Аксён. Однако Алёну привёл. Ежели уж показывать кому, так своему, русскому, а не тому чучелу. Привёл и замер от ужаса: «Щас начнёт при всех тискать да лобызать, а она у меня голубица невинная!..».

Но князю не поперечишь! Вон он какой грозный! Ну поцелует разок – от девки не убудет.

Князь против ожидания не только не притронулся