Сторона защиты. Правдивые истории о советских адвокатах - Никита Александрович Филатов Страница 16

примерно пятьсот адвокатов, однако уже спустя несколько месяцев численность их резко сократилась. Почти сто человек, включая председателя президиума, были мобилизованы в РККА и на флот, сто пятьдесят один адвокат был отчислен — в основном из-за выбытия в эвакуацию. Шестерых арестовали, троих выгнали за нарушение трудовой дисциплины, еще несколько человек перевелись на прокурорские и судебные должности. С учетом шестнадцати новичков, принятых в адвокатуру, в январе 1942 года в составе коллегии насчитывалось 249 адвокатов, к лету — 131, а в декабре осталось всего 84 человека. Из 28 довоенных консультаций в блокадном Ленинграде работали только тринадцать…

На сегодняшнее собрание адвокат Никифоров опоздал.

Он попытался, не привлекая внимания, проскользнуть в актовый зал, однако ничего не вышло — дверь предательски скрипнула, докладчик сделал паузу и выразительно посмотрел в его сторону.

Мария Константиновна, как председатель собрания, с большим неудовольствием покачала головой. Лица остальных членов президиума также выразили единодушное осуждение нарушителя дисциплины, а почти половина присутствующих на собрании повернулись к дверям — по большей части, правда, для того, чтобы просто подвигаться и переменить позу.

— Товарищ Никифоров?

— Прошу прощения. Задержали в суде… — извинился за опоздание адвокат.

— От кого никак не ожидала, так это от вас.

— Все деньги в городе надеетесь заработать, товарищ Никифоров? — поддержал ее тут же заместитель прокурора. — Неужели на жизнь не хватает?

Тема «нетрудовых» адвокатских доходов всегда была самой любимой у разного рода партийных и прокурорских чиновников. По инструкции от 2 октября 1939 года размер платы за юридическую помощь определялся заведующим юридической консультацией, адвокаты отчисляли органам адвокатского самоуправления не более трети полученного гонорара. Разумеется, лицам с низким уровнем дохода оказывалась бесплатная юридическая помощь, но по разрешению заведующего консультацией или председателя президиума коллегии допускалось получение платы и по соглашению — свыше максимальной таксы. В годы войны суды стали чаще требовать выступления адвоката в суде в порядке статей 55 и 250 УПК РСФСР, то есть бесплатно. При этом обвиняемых не спрашивали, нужен ли им защитник, определения о взыскании с обвиняемого гонорара за ведение дела суды часто не выносили, да и присужденный гонорар почти никогда не взыскивался. В марте 1943 года наркомат юстиции дополнительно обязал президиумы коллегий выделить для оказания бесплатной юридической помощи военнослужащим, членам их семей и инвалидам войны квалифицированных адвокатов. Хотя и без мартовского распоряжения только в январе того же года по требованию народных судов на 84 действующих адвокатов пришлось более четырехсот таких вызовов, а в феврале их количество возросло почти до шестисот.

Война критически ухудшила благосостояние большинства членов городской коллегии не только из-за сокращения заработков, но и потому, что при получении продовольственных карточек они были отнесены ко 2-й категории, то есть к служащим. В результате первой же блокадной зимой физическое истощение многих адвокатов потребовало госпитализации. Председатель президиума коллегии Василий Михайлович Куджиев даже направил председателю Ленсовета список из тридцати наиболее квалифицированных и общественно ценных адвокатов с просьбой предоставить им карточки 1-й категории. Этот список был из Смольного переслан в Городское бюро по выдаче продовольственных карточек, которое, впрочем, в удовлетворении просьбы президиума Ленинградской городской коллегии отказало…

Сокращение участия адвокатов в судебных заседаниях по гражданским делам объяснялось, конечно же, тем, что население осажденного города было в первую очередь занято совершенно другими вопросами. К тому же в судах осуществлялся процесс срочной разгрузки от дел, в силу чего адвокатуре просто отказывали в допуске к рассмотрению большинства уголовных дел, чему способствовало преобразование Ленинградского городского суда в военный трибунал. Адвокаты лишились в этот период права выступления в кассационных инстанциях, права написания надзорных жалоб на определения и приговоры суда. От них стали требовать предоставления в суд, помимо ордера на защиту, еще и заявление подсудимого о желании иметь именно данного защитника, а это оказывалось почти невозможным в том случае, если подсудимый находился под стражей. Более того, стало запрещено заключать соглашения на защиту с родственниками подсудимого.

И только со второй половины 1943 года в практике и в финансовом положении ленинградских адвокатов произошли определенные изменения. В судах стало резко увеличиваться количество дел, вызванных исками о признании права собственности на имущество, которое по различным причинам оказалось во владении иных лиц в связи с эвакуацией прежних владельцев. По уголовным делам, в свою очередь, количество приговоров, отмененных по жалобам адвокатов, достигло небывалых в истории советской адвокатуры шестидесяти четырех процентов! Случалось, например, что высшую меру, то есть расстрел, заменяли исправительно-трудовыми работами по месту работы, а восьмилетний срок лагерей — двумя годами условного наказания…

Вместе с этим вернулись и обвинения со стороны недовольных судебных и прокурорских властей в непомерно высоких доходах, которые якобы получают теперь члены Ленинградской городской коллегии адвокатов.

— Товарищ Никифоров сегодня дежурил, по назначению, — пришла на выручку Степану адвокат из его консультации Зоя Николаевна Топорова. — Вот смотрите, график на месяц…

Зоя Николаевна открыла папку и продемонстрировала присутствующим отпечатанный на машинке листок с большой синеватой печатью.

Действительно, адвокат Никифоров сегодня с утра находился в народном суде.

Никаких крупных дел к рассмотрению назначено не было — в основном только мелкие кражи на производстве. С точки зрения уголовного кодекса, такие деяния состава преступления не содержали, но по декрету от 10 августа 1940 года за них, как обязательное наказание, был введен один год тюрьмы. Обнаруживаются эти «преступления» обычно вахтерами на проходных путем обыска всех выходящих с завода работников и рассматриваются дежурными камерами народных судов, куда обвиняемых доставляют уже под конвоем.

Первым было назначено дело старика лет семидесяти, подсобного рабочего с продовольственной базы, — у него обнаружили десяток небольших тонких гвоздей, которыми обычно сколачивают макаронные ящики. Вещественные доказательства лежали на судейском столе, и было видно, что часть гвоздей погнута или покрылась ржавчиной. Потом привели двух подростков, которые обвинялись в том, что во время трудовой практики на кондитерской фабрике зашли в цех, где стояла готовая начинка для карамели, зачерпнули горстью из бочки малинового варенья и стали его есть.

Домой никто из осужденных больше не вернулся, прямо из суда они были отправлены под конвоем в «Кресты» дожидаться этапа.

Подача кассационной жалобы по таким делам была бессмысленна — так же, как и по делам о самовольном уходе с работы или прогуле, за которые по декрету от 26 июня 1940 года полагалось тюремное заключение на срок от двух до четырех лет. В военное время за оставление работы давали от пяти до восьми лет лагерей, а вот за обычное опоздание суды отмеривали всего лишь до шести месяцев принудительных работ.

Ближе к