Компонент - Али Смит Страница 16

По-видимому, девушке неудобно было спать вот так на полу, поэтому я представила ее внизу на диване, под теплым одеялом, хотя ее все равно оберегали животные.

Разумеется, никакой девушки или птицы не было.

Были только я да отцовская собака.

Я поставила перед ее головой миску с ее любимой маркой собачьих бисквитов, которые я могу покупать лишь дважды в неделю. Я взглянула на треснувшие часы и увидела, что уже поздно. Почистила зубы, легла в постель, выключила свет и, положив голову на подушку, задумалась об этом слове. Марка. Новая марка. Верность марке. Признание марки. Фирменная марка. Клеймо.

Букву F выжигали на коже фрондерам и аферистам.

Буква S – для рабов. Можно было объявить собственным рабом любого, кто тунеядствовал в вашем приходе больше трех дней, заклеймить ему лицо буквой S, после чего законно принуждать трудиться задаром.

Буква B – для богохульников.

Буква Т – для тунеядцев.

Буквы SL – для крамольников, то есть тех, кто открыто бросал вызов установленному порядку вещей либо подстрекал к восстанию против него.

Головня, пылающая в кузне, с раскаленной добела буквой V.

Метка на всю жизнь.

Вытрави или забей.

То ли поверхностность, то ли глубина:

– …и если кого-то называли легкодревесным, это означало, что он тряпка, – сказала я отцу. – Хорошее слово.

Я тихо рассказываю ему, вдыхая сквозь маску больничный воздух, про словарь, который как раз читаю.

– Им пользовались, в частности, бедняки, жулики и бродяги, иными словами, люди, вытесненные на обочину жизни в 1690-е годы, – рассказываю ему. – Фомка – отмычка, которой можно открыть любой замок. Ланспресадо – тот, кто регулярно ходит с кем-нибудь выпить, но никогда не берет с собой бумажник. (Я представила, как он над этим смеется.) Если тебе понравилось это слово, то понравятся и другие. Лордами называли уродов и калек, а сказочниками – слуг, которых нанимали для того, чтобы усыплять людей нелепыми россказнями. А еще так называли писателей.

Смех отца напоминает шторм, бушующий в нескольких саженях под поверхностью моря. Отец / не-отец лежит в постели. Теперь в безвирусные палаты пускали посетителей, но только с краткими визитами, с соблюдением социальной дистанции, в масках и перчатках. Он находился в каком-то зазоре между сознательным и бессознательным состоянием и так устал, что был не вполне с нами, как пояснила приставленная к нему медсестра Виола.

«Но он поймет, что вы здесь», – сказала она.

Так что я должна была с ним разговаривать.

«Расскажите ему что-нибудь», – сказала она.

Что еще я могла ему рассказать?

– Кроншнепы, на самом деле, появляются в одном из самых ранних известных нам английских стихотворений, – сказала я наудачу. – Например, в стихотворении тысячелетней давности, образце первой записанной поэзии на английском языке, есть пара строк, в которых, возможно, упоминается кроншнеп. Стихотворение повествует о человеке, находящемся за много миль от суши: он/она уже очень долго плывет на лодке по морю, и это что-то вроде молитвы о нашем одиночестве и выживании. Проходят одно за другим все времена года – точнее, лирический герой/героиня стихотворения проплывает в лодке через все времена года, при этом компанию ему/ей составляют лишь само море да морская живность. И знаешь, пап, что я обожаю в этом стихотворении? На самом деле герой/героиня совсем не один/одна, ведь я читаю и слышу стихотворение – ну, или ты, если это ты его читаешь. Разговор с кем-то или чем-то безгласным – тоже разговор.

К тому же… в смысле, представь: мы в далеком будущем все еще читаем это стихотворение, я сижу здесь и рассказываю тебе об этом стихотворении более тысячи лет спустя. Меня охватывает крайнее удивление, только подумаю, насколько не одинок/а герой/героиня всякий раз, когда кто-то читает это стихотворение. Ну так вот: там, посреди пустынного моря, человек в лодке говорит, что выклики бакланов и крики кроншнепов заменили для него/нее человеческий смех. Иными словами, они заняли место того радостного шума, что слышится, когда люди тусуются с другими людьми, – сказала я сквозь маску в тишине, обволакивавшей пиканье.

Мой отец – в открытом море.

Или это я была в открытом море?

– В общем, в морском воздухе носится веселье и в то же время грусть, – сказала я. – Словно веселье и грусть – наши естественные спутники. И, возможно, этот человек всегда чувствовал себя не в своей тарелке и слегка обособленно, я хочу сказать, в компании других людей, даже если никакого моря не было и близко.

Я сидела, а мои произнесенные вслух слова опадали в больничном воздухе.

Пи… пи.

V значит «визит».

Он находился сейчас там, куда я не могла пробраться: во всех окнах было темно.

Или, возможно, это я была в темном месте, а он в каком-то светлом.

Но что за прекрасную беседу мы вели – пожалуй, лучшую в жизни, ха-ха!

Он ведь рассмеется над этим, когда оклемается, а я расскажу ему обо всех своих разглагольствованиях, которые ему пришлось выслушать?

«Теперь я тебя уже не понимаю»

мне – в школе.

«Теперь я тебя уже совсем не понимаю»

мне – в университете.

Это ранило – ранит – в сердце.

Теперь я сидела на требуемом расстоянии от двери кладовки.

– Кроншнепов называют местными перелетными птицами, – сказала я. – Некоторые из них покидают страну, но другие просто перемещаются внутри Великобритании в зависимости от сезона. Numenius arquata. Если их родовое название происходит из греческого, то оно связано с тем, что их клюв изгибается молодым месяцем или луком стрельца. Если же оно происходит из латыни, то, возможно, говорит о нуминозности кроншнепов: они – знак божественного присутствия, так что увидеть кроншнепа – это как если бы тебе мимоходом кивнуло божество. Они считаются самыми дикими из птиц, совершенно неприручаемыми. И могут жить до тридцати лет. И сейчас они под очень большой угрозой. Люди, занимающиеся защитой птиц, считают, что они полностью вымрут в Великобритании примерно через восемь лет. А это меньше трети их жизни.

Комендантский час для кроншнепов.

Пришла Виола и знаком дала понять, что мое время истекло.

Она снова сказала, чтобы я звонила ей на мобильный в любое время дня и ночи, если буду волноваться или захочу узнать новости, и что она тотчас мне позвонит, если вдруг что, и так далее.

Я снова сказала, как глубоко ей благодарна и как жалею, что не могу ее обнять.

– Скоро, – произнесла она, и глаза ее улыбнулись, хоть и очень устало.

Я спустилась по лестнице и вышла. Направилась к машине на стоянке. Но не села в нее, а подошла к низкому забору из гофрированного металла, который местами уже фактически провис, поскольку за последний год на нем пересидело множество людей, когда нас не пускали внутрь: нас было довольно много, и мы сидели на безопасном расстоянии друг от друга, глядя на окна здания, в котором находились наши близкие.

Водитель автобуса.

Сотрудница столовой.

Книжный дизайнер.

Учитель.

Подхватил на улице.

Подхватил от брата.

Подхватил бог знает как. Самоизолировался, пока самоизолировавшимся не сказали, что снова безопасно выходить на улицу.

Попал с обмороком в больницу и подхватил там.

Марафонец, фанатик ЗОЖ, в жизни никогда не болел.

Медсестра. Дома столько открыток с благодарностями, что ящики комода не закрываются.

Целый сад георгинов, каждый год завоевывает призы – такие они красивые.

В тот единственный раз мы сходили в ресторан.

Каждый день хожу к нему и спускаю воду в унитазе, чтобы крысы не поднимались по трубам.

Мы повеселились от души. Напились до чертиков и были просто счастливы, промчались мимо всех ресторанов на пристани до самого маяка, а добравшись туда, валялись на дороге, держась за животы. Мы так громко смеялись, что прохожие, глядя на нас, тоже начинали смеяться.

Я поправилась, а он нет.

Мать. Сестра. Отец. Брат. Любимый. Партнер. Друг.

Я кивала.

Глазела вместе с ними на здание, и мы говорили что-то типа

мы не одни

и

ты не один/одна.

Я узнавала травинки в разбитом тротуаре и побег какого-то растения (без понятия какого), пробивающийся из треснувшего асфальта рядом с автобусной остановкой.

Вдоль одной стороны этой остановки тянулись вверх цепкие сорняки.

То ли реальность, то ли фальшивка:

залаяла отцовская собака. Она лаяла, потому что снаружи кто-то орал. Я прошла из мастерской через весь дом к входной двери. Выглянула в окно.

Это была одна из близняшек-Пелф.

– ЗДЕСЬ