Николай Никитин - Это было в Коканде Страница 17

"Все, что могут дать нужда, темнота, ненависть и зависть, - все это надо употребить в дело", - говорили они. Обо всем этом говорилось намеками, зашифрованно, издалека и смутно, но Иргаша нечего было учить разгадыванию. Он все понял.

"Да, я пойду за улемой, - подумал он. - Но надо сделать иначе, надо заставить их пойти за мной. Надо захватить власть. Надо показать им зубы, иначе эти лавочники оседлают меня".

Иргаш кивнул сборищу:

- Я согласен.

Он сидел верхом на стуле, точно ловкий наездник на лихом карабаире. Ситцевый стеганый халат вместо шинели был накинут на плечи. Почесывая всклокоченную черную бородку, он сурово и смело взглянул в лицо Мулла-Бабе.

- Значит, ты изменил Мустафе? - спросил он.

- Я с народом, - уклончиво ответил Мулла-Баба.

- А сколько же у тебя народу? - Иргаш презрительно рассмеялся.

- Вам лучше знать. У вас все люди, - ответил Мулла-Баба, стараясь избежать пререканий.

"Да, люди у меня... Не в людях дело... У меня милиция, джигиты... Это известно всем. У меня же и палочники. Сколько надо крестьян? Я найду их. С палками в руках, с ножами за поясом, они бросятся туда, куда я их погоню... Они - как вещь в моих руках. Я не помешаю Мулла-Бабе размахивать зеленым знаменем священной войны... Пусть человек гуляет с розой за ухом! Все годится. Но не в этом дело..." - подумал Иргаш.

Он посмеивался. Он ждал, что эти жалкие хитрецы сейчас назовут его кокандским ханом. Вот это будет "настоящая мусульманская власть". Он медлил, как бы подсказывая им, что он до тех пор не примется за дело, пока они не решатся на это. Они догадывались, пыхтели и молчали. Они не хотели упускать своего. Они побаивались вручить власть Иргашу, предпочитая иметь ее в своих руках и распоряжаться ею.

Тогда Иргаш вскочил со стула. Джигиты его конвоя, сидевшие на корточках тут же, вдоль стен, тоже вскочили. Звякнули шашки и карабины.

- Спасибо за добрые советы! - сказал Иргаш, еще раз усмехнувшись. Он благодарит всех добрых, святых, умных и почтенных людей, осчастлививших его своим посещением.

- Значит, в эту ночь ты арестуешь кокандское правительство? - спросил его Мулла-Баба.

Иргаш молчал.

- Тайны не говорят только жене. Здесь же всё наши! - скромно и ласково глядя ему в глаза, сказал Мулла-Баба.

Иргаш, как наездник на скачке, хлопнул камчой по желтому грязному сапогу. Халат с Иргаша свалился на пол. Он стоял в солдатском обмундировании, украшенный двумя маузерами, офицерской шашкой и ручной бомбой на поясе.

- Начинайте вы! Кричать азан** - ваше дело, - ответил Иргаш Мулла-Бабе и нагло провел камчой по воздуху, указывая на собравшихся в этой комнате мулл.

Мулла-Баба понял, что этот человек, предлагающий им испытать судьбу восстания, выделяется среди них, точно коршун среди стаи галок. Еще немного смелости - и он расправится со всеми, как настоящий степной разбойник, владыка края, как мясник, не замечающий крови, как ростовщик, привыкший к распоряжению чужой собственностью, и как палач, знающий цену жизни.

- Я все сделал, - тихо сказал Иргаш и зевнул. - Кто загнал русских в крепость? Кто поднял дехкан? Кто разрушает пути и разбирает рельсы? Кто сжигает кяфиров вместе с их имуществом?

- Ты и Хамдам.

- Хамдам - только сокол в моих руках.

- Иргаш! - Мулла-Баба покраснел. - Ты знаешь, что ты наш любимец. Ты истинный кокандец. Мы любим тебя.

- Меня? Тогда отберите отряды у Хамдама! - Иргаш зло рассмеялся. - И поручите их мне. Я все понял. Вы держите его как противовес. Вы боитесь меня.

Иргаш решил пойти в открытую. Он подумал: "Чем больше стесняешься, тем хуже. Лавочников надо щелкать в лоб, тогда они умнеют". Он подошел к Мулла-Бабе и сказал ему:

- Ты единственный здесь, с которым я могу говорить по праву равного. Ты - ум. Я - сила. Объясни мне: почему вы держите Хамдама?

Мулла-Баба пожал плечами и сказал, что Хамдам - член улемы и по ее постановлению ему поручено составить отряд. Очевидно, улема думает, что Иргашу нужен помощник, и вот - в качестве этого помощника избран Хамдам.

- Это не ответ! - сказал Иргаш. - В одном котле две головы не уварятся.

- Я обещаю тебе... - торжественно и громко начал Мулла-Баба, скользя глазами по собранию, и потом вдруг перешел на шепот: - Когда ты кончишь дело, Хамдама при тебе не будет. Но нельзя в решительный час затевать свару. У Хамдама тоже есть люди. Этого мы не должны забывать. У Хамдама есть уши. Поэтому не будем говорить громко! Я понимаю, что в одном котле две головы не уварятся. Будь спокоен! Я понимаю, и не только я... Все понимают, но всему свое время.

- Вы понимаете это и хотите жить в доме, где нет столбов. Вы тоже заражены модным духом. Ты бы, Мулла-Баба, лучше вспомнил другие времена! Тогда был порядок. Тогда кокандское клеймо говорило о власти. А теперь вы тоже захотели царствовать? Жадины! - громко сказал Иргаш и прибавил с ядовитой усмешкой: - Не забудьте, когда в стаде много пастухов, овцы дохнут! Я один. Но я не говорю шепотом и никого не боюсь.

Он отвернулся от Мулла-Бабы. Тот подал знак, и все улемисты и джигиты вышли из кабинета. Остался лишь порученец Насыров да Мулла-Баба. Мулла-Баба подошел к Иргашу, как наставник подходит к своему воспитаннику, и, положив руку ему на плечо, тихо сказал:

- Глупый! Только делай! И все будет твое. Все лишнее уварится в нашем котле.

Козак Насыров, самый излюбленный и самый приближенный порученец, спокойно, не шевелясь, точно мертвый, стоял в пространстве между окнами, за креслом начальника. Два рысьих глаза киргиза заметили всё: поклоны и вздохи, гримасы и сомнения, страх и растерянность уходивших, недовольство и лесть Мулла-Бабы. Так же, как Иргаш, он понимал, что лавочникам, пожалуй, не с руки опасный бродяга, возмечтавший о ханстве.

В притязаниях Иргаша не было ничего необыкновенного. Ханская власть всегда начиналась с ночных восстаний, с обнаженных шашек и рубки, с бешеной ружейной стрельбы. Грязные площади, узкие, тесные улицы привыкли к трупам и трупному смраду, арыки не раз текли кровью, и возгласами ханских труб здесь можно было припугнуть людей. Ведь не прошло еще и пяти десятков лет, когда ножи и сабли убийц по приказу хана расправлялись с непокорными на этих улицах, под этими тополями...

"Давно ли это было? Что - вчера?.. Что - сегодня? - подумал Иргаш. Тополи тогда были моложе, а люди такие же. Несмотря на тяжесть налогов и повинностей, несмотря на бесчинства кокандского войска, несмотря на жестокость и корыстолюбие ханов, эти люди ведь еще не так давно выносили своих правителей. Старики еще помнят Худояр-хана!"

- Ладно! Они еще вспомнят и меня, - вслух сказал Иргаш, ответив сам себе.

Конвой провожал делегатов улемы. Иргаш, разъяренный и бледный, смотрел на них в окно.

Высоко подвешенные фонари изливали таинственный свет под навесы базара. Глухие переулочки пересекали город, как тропинки в дремучем лесу. Огни горели в бесчисленных лавчонках, мастерских, кузницах, цирюльнях, харчевнях и чайных. На рундуках и софах около самовара, этого очага сплетен, страхов и надежд, еще беседовали люди о жизни. Неизвестные всадники, попав в кружок света, вдруг появлялись, будто на стекле волшебного фонаря, и так же неожиданно исчезали в темноте. Толпа лавочников гудела под тополями.

"Ничего! - подумал Иргаш. - Привыкнут! Я заведу себе лошадей тигровой масти; их приведут из Китая. В Кульджу пошлю своих людей".

Мечтатель-кочевник, убийца улыбнулся, доверчиво обратившись к своему адъютанту:

- Мы с тобой, Насыров, не так ленивы, как эти муллы. Человек должен двигаться. Солнце, месяц, звери, птицы и рыбы - все движется. Только земля и покойники остаются на месте. Если бы мне нужны были товары и деньги, я бы обошелся иначе. Но я научу жить, я расшевелю этих скупцов и трусов. Хотя мне кажется, что деньги им дороже, чем жизнь.

- Кто дает, тому кажется, что и пять много, а кто получает, тому кажется, что и шесть мало, - сказал угрюмый Козак.

- Мне мало даже семи, - добродушно ответил Иргаш. Он хлопнул адъютанта по плечу и приказал быстро собрать отряд.

В соседних комнатах на письменных столах спали милиционеры. Все это были старые знакомые Иргаша, навербованные им из подонков Коканда. Козак Насыров будил спавших, толкая их в бок кулаком. Джигиты вскакивали, встряхивались и надевали на себя оружие, даже не спрашивая, зачем их будят. Они были покорны, верны и нелюбопытны.

Иргаш подошел к дверям кабинета, задержался на минуту у входа, как бы проверяя себя. "Да, я все решил, все сообразил, я буду действовать. Я налечу на этого полковника и..." - Он вышел, не додумав до конца своей мысли.

Вскочив в седло, Иргаш подхватил поданные ему поводья и так натянул их, что лошадь прыгнула под седоком. Отряд галопом помчался по главной улице. Впереди несся головной джигит отряда, плеткой разгоняя встречных с дороги. За Иргашом, таким же галопом, копыто в копыто, следовал его порученец Насыров. Он служил Иргашу, но в то же время тайно служил и Хамдаму, ненавидевшему Иргаша. Иногда Козак Насыров думал, что ничего нет слаще, чем жизнь с Хамдамом; иногда Иргаш удивлял и покорял его. У Иргаша он был шпионом Хамдама. Иргаш не знал об этом.