Избранное. Том первый - Зот Корнилович Тоболкин Страница 17

- Вот они! Живые... – бормотал он, гладя пушистые спинки.

- А эть ты их у матери украл, – беспощадно напомнил Володей. – Обездолил зайчиху.

– Не отдам! – прогудел, отступив, Потап. – Что хотите делайте со мной – не отдам, и всё.

– Экой безжалостный! – с притворным осуждением покачал головой Любим. – Нас голодом заморить собрался. Зверят схитил...

- Я щас... я вам ужин в момент спроворю, – виновато суетился Потап. Снова сунул зайчат в шапку, шапку придвинул поближе и, раздувая огонь, то и дело притрагивался к ней – не исчезла ли.

В тишине под скалою пал синий сумрак. Костёр весело потрескивал, меча со своего острия жёлтых мушек, отбрасывая на скалу изломанную длинную тень. Она неспокойно, нервно металась, точно там, в скале, билась чья-то задавленная камнем душа, просилась на волю.

– Смородиной пахнет, – Володей раздул широкие хищные ноздри, пошёл на запах. На самой вершине скалы, за большим чёрным камнем, притаился куст смородины. Ягоды отливали смуглою краснотой. Володей сорвал одну, другую, попробовал на язык, от удовольствия зажмурился, сглотнул вскипевшую на языке кисловатую слюну. Наломав веток, усеянных ягодою, прямо со скалы спрыгнул вниз, напугав задумавшегося Ширмана.

– Чистый бес! – проворчал старый казак и, вынув из-за голенища деревянную ложку, помешал пузырившуюся уху.

Поснедали, запив уху с жаревом домашней водкой. Ширман рассказал молодым побывальщину, рассолодев от сытной пищи:

– Всего повидал, а тут оробел, сумной ходит. Чую, гыт, смертушка за плечами. Мы в голос: «Да чо ты, Кузьма! Кто её видит...» – «Кому выпадет, тот и увидит...» – одно твердит. А ночью напали на нас, на сонных... Утонул он, как и Ермак Тимофеевич... Плавать-то не умел, а юкагиры к воде нас прижали...

– Я плаваю, как хожу, – выхвалялся слегка захмелевший Любим. – Щука не догонит.

– Давайте спать, ребятушки, – зевнул сомлевший Ширманов и куце, нехотя перекрестил рот, что означало у него ночную молитву. – Караулить будем по очереди. Первым Отлас...

– Чо караулить-то? – возразил Отлас, которому смертно хотелось спать. – Здесь тихо. – И смутно вспомнил про человека в камышах. Может, поблазнилось? А если нет?

Где тихо, там и шумно бывает. Глаз в лесу постоянно нужен: то зверь, а то ищо того хуже – человек недобрый сонных прирежет. Вторым Любима разбудишь, – строго, отметая всякие возражения, заключил Ширман, пал на ветки и сразу же захрапел.

– Вот дюж, старый чёрт... – позавидовал Любим. – А у меня сна ни в одном глазу. Давай за тебя покараулю.

– Сам с усам, – буркнул Володей, недовольный тем, что друг видел его усталым. Отец говаривал: «Ежели пристанешь, сын, сделай в два раза больше того, от чего устал. Всё как рукой снимет». Вот так и ведётся: чуть чего, отец вспоминается. А уж скоро самому отцом быть.

– Ладно, тогда подремлю, – Любим не настаивал.

Володей клевал носом. Чтоб не заснуть, оплеснул себя студёной водой, но скоро опять забылся.

– Не спи... – сквозь сон, а может, чутьем старого воина угадав его усталость, пробормотал Ширманов и, перевернувшись на другой бок, опять захрапел, выдув из костра золотой рой искр.

Потап спал тихо, дыхание едва угадывалось. На груди у него, прижавшись друг к другу, грелись зайчата.

Володей всё-таки задремал. Приснилось, будто вокруг шеи обвилась змея. Столкнул её, ещё не оклемавшись, почуял в руке что-то скользкое, холодное. Аркан! Толкнул Любима ногою, шепнул: «Буди наших... токо без шума. Тут озоруют».

Любим ужом прополз меж спящими, растолкал в первую очередь Потапа.

– Чо? – недовольно забасил тот и схватился за грудь, где уютно устроились зайчата. – Поспать не даёшь.

– Тих-хо! – глухо буркнул Любим и подполз к Ширманову. Фёдор, тут люди какие-то...

– Слышу, паря... Держитесь поближе к скале... для сабельного боя.

За аркан, который держал Володей, потянули сильней. Видно, не один человек тянул, а если и один, то был он, верно, силы необъятной. «Ладно, – решил, – поддамся...» Сунул за отворот пистоль заряженный, вытянул саблю. Левая рука мёртво вцепилась в петлю аркана, тело вместе с петлёй волочилось. Кусты и камни царапали лицо, живот, колени, но Володей упорно притворялся полузадушенным. Слегка отвёл правую руку в сторону. Когда из чащи выскочил человек, стремительно рубанул его по коленям. Человек охнул, свалился пластью.

– Минька, жив ли? – спросил другой, появляясь следом.

– Жив, жив, – отозвался Володей и незаметно вынул пистоль.

Подрубленный застонал. Его товарищ ошеломлённо попятился, но Володей выстрелил в упор. И тогда к нему кинулись человек пять. Изловчившись, Володей пружинисто скинулся на ноги и, выпрямляясь, наискось рассёк плечо ближнему. На него наседали. Обежав пихту, повернулся лицом к нападающим и срубил ещё одного, потом прыгнул вниз, к товарищам. Лихие окружили их плотным кольцом, а трое шарились на дощанике, сбрасывая с него мешки с провизией.

– И-ээх! – оскалившись, взвизгнул Володей, прыгнул к судёнышку, но путь ему пересёк рябой, с отчаянными глазами мужик.

– Размахался, кутёнок! – проворчал он, отражая Володеевы удары. Тоже опытен в сабельном бое. Гибок, быстр.

За спиной Володея раздался выстрел. Кто-то