Машины времени в зеркале войны миров - Роман Уроборос Страница 17

РЕЖИССЕР (задумчиво). Кажется, я кое-что начинаю понимать в кино.

УЧИТЕЛЬ. Опять значит собрались. А зачем сейчас-то? Сняться в порнушке и дальше разбежаться по своим делам? Я ничего не понимаю. Ничего не помню. Почему из сада этого, где единороги пасутся, мы с вами опять ушли. Ну еще раз, ну еще тысячу раз мы с вами еще встретимся. В чем смысл-то? Почему компания-то все время одна и та же? Почему всю эту бессмыслицу обязательно нам с вами разыгрывать? Почему другие люди не могут? Ответьте кто-нибудь.

– Ну, а Вы что думаете, мой дорогой товарищ Сталин? Что это, товарищ, такое было?

– Это, товарищ Ленин. Мы с Вами нахуярились ******* (замарано цензурой) и нас заколбасило. И вот видения эти – телепатические скорее всего, потому что мне и в горячечном бреду не могли такие сюжеты присниться. Тем более первая сторона пластинки закончилась. У меня вертушка полностью ручная, поэтому она продолжает крутиться и может так крутиться хоть вечно, пока иголка не сотрется.

Да, опять проступила лондонская квартира. Теплый летний лондонский вечер. Ночь уже скорее. Отходняк у меня начался. Захотелось секса. Здесь в лучших традициях постмодернистской литературы, можно было бы замутить совершенно неожиданный гомосексуальный текст, с похмельным раскаянием на утро. Но я же русский писатель, ебта. А русский писатель, это принципиальный гомофоб, он не может позволить себе все это описывать. А даже если он все это и описывает, то там в каждой букве в каждой строчке сквозит такая гомофобия. Поэтому я оставил его лежать на диване кверху жопой, а сам пошел в туалет и десять минут дрочил на Анькин светлый образ.

Употребление Dimetoxy-4-Ethyl-Amphetamine (DOET-Hecate).

И вот я опять в Венеции. Сентябрьский теплый денечек. Хочется спрятаться в тени какого-нибудь дома или зайти под арку или выйти к какому-нибудь из многочисленных каналов и тупо смотреть на воду. Катание на гондолах теперь недоступно, потому что у меня нет денег. Тьфу, бля, нельзя говорить, что нет денег. Язык – это храм твоего бытия. Будешь говорить постоянно «нет денег», и денег, как по мановению волшебной палочки, действительно не будет. Поэтому, правильно говорить надо так: «Я не хочу тратить деньги на глупые и смешные развлечения. Пойду-ка я куплю пиццу «Четыре сыра» за пять евро, а потом сяду на лавочку и сожру ее с удовольствием, ибо я со вчерашнего вечера ничего не ел». Почему не ел? Почему не ел. Не хотел. И вина сегодня пить не буду. Я за трезвый образ жизни. Вот почему, когда я в Венеции у меня всегда нет денег? В прошлый раз, когда я был здесь с А., у меня тоже было всего 100 или 200 евро, или 300. Не важно. Но надо же и на гондоле покататься, и сувениры, и поесть. Мои невеселые мысли прервал телефонный звонок. Кому это я понадобился? Номер был незнакомый. У меня учащенно забилось сердце. Прямо перед входом в пиццерию какие-то два туриста затеяли потасовку непонятно из-за чего. Зазвенел колокол.

– Алё, – скал в трубку я.

– Привет, я в Венеции. Ты как собираешься праздновать день осеннего равноденствия? – я решил сразу перейти к делу, без всяких этих вступлений.

– А, это ты, – я постарался не выдать своего волнения, – какими судьбами?

– Вот, приехал встретиться с тобой. У нас с тобой есть одно незаконченное дельце.

Дельце? – я сразу понял, что он имеет в виду, -Ты называешь это дельцем? Да я в прошлый раз чуть коньки не отбросил и чуть с катушек не съехал. Да пошел ты нахер с таким дельцем!

– Ну ладно, ладно, -давай встретимся где-нибудь? Посидим в кафе, выпьем по чашечке кофе. Поболтаем. Венеция ведь так прекрасна в середине сентября.

– Сейчас, пожалуй, последняя треть, – автоматически поправил его я.

– А ты где здесь остановился? – я решил не жалеть его и поднять градус конфликта.

Я понял, что он хочет поднять градус конфликта. Мне было очень неприятно. Я помнил нашу с ним лондонскую попойку, если так можно выразиться. Я не хотел этого повторять.

– Это не будет повторением, – сказал я, пусть думает, что я читаю его мысли, – это будет совсем другое вещество. Это будет совсем другая музыка. Послушай, всё очень серьезно. В прошлый раз мы открыли с тобой черную дверь. То, что мы там с тобой увидели нам не очень понравилось. Нам пришлось вступить с тобой в битву, которая была нам с тобой навязана. Мы выиграли ее и сейчас вплотную подошли к белой двери. Нам необходимо открыть ее. Иначе мы не сможем двигаться дальше.

Какой ужасный мир, – подумав немного, ответил я, -все мрут, как мухи, трахаются, снимают об этом кино, философствуют о том, о чем понятия не имеют. Путают Филиокве и Эпохе. Как вообще можно перепутать такие разные понятия? Блядь.

– Ну не заводись, – я решил его успокоить, – не заводись, пойдем выпьем кофе.

Я вот сейчас запутался, какой из этих я сейчас последнюю фразу сказал, тот, который в Венеции квартиру снимает или тот, который заставляет другого наркотики принимать, зная, что это очень плохо и преследуется по закону во многих странах мира?

Страх нах, Мира!

И надо снова все перемотать, потому что, во-первых, автор плохо знает Венецию и не смог бы аутентично вывести читателя к искомой квартире. Во-вторых, автор ничего не знает о том веществе, которое собрались употреблять наши славные герои. Хотя автор мог запросто воспользоваться любым поисковиком и выяснить, что это такое. Но автору лень, автор слушает песню группы Coil – Dimetoxy-4-Ethyl-Amphetamine (DOET-Hecate), его и без употребления прет, он не может уже справляться со своими эмоциями. Психоделический эффект уже присутствует. Он еще не понимает, почему дверь белая. Ведь если исходить из того, что они находятся в Венеции, дверь должна быть желтого или золотого (что вернее) цвета. Ведь Венеция ассоциируется больше с золотым цветом, чем с белым. Но если вы посмотрите на черно-белые фотографии Венеции, то конечно же вы поймете, что Венеция – белая, а вовсе не золотая. Так что прав был говоривший о двери. Бесконечно прав.

И конечно, те два чувака, которые одели только что виртуальные шлемы и смотрят на Венецию глазами первого и второго, они очень скоро пожалеют, что сделали это. Пока конечно все прикольно. Они одели эти шлемы, картинка движется без их участия. Они вращают головами, наслаждаются реальностью на 360 градусов. Венеция как живая и как на ладони. Как на лондони. Это как экскурсия. Только ты ничего не можешь сделать. Ничего не можешь контролировать. Ты можешь только вертеть головой на триста шестьдесят градусов. Направо-налево, вверх-вниз. Картинка захватывает. Звуки захватывают. Ты не чувствуешь