Бабушка, которая хотела стать деревом - Маша Трауб Страница 17

Здесь не было тайн – все знали, как зовут детей, мужей, тетей, дядей. И если клиентка считала свекровь невыносимой, ее все горячо поддерживали. Если после невестки в салон приходила свекровь и жаловалась уже на невестку, ее тоже горячо поддерживали. Отчего-то в этом салоне становилось легко, будто ты оказался не в столице, а в тбилисском дворике или в ереванском – не важно. Тут всегда были рады детям, которых закармливали сладостями, зацеловывали и затискивали. Пришедшую на маникюр молодую маму усаживали в кресло, а ребенка в коляске выдавали дяде Самвелу, отправляя гулять в парк. Дядя Самвел с кем только не гулял – что ни день, другая коляска. Мамочки в парке удивлялись: какой прекрасный дедушка! Столько внуков! Дядя Самвел молчал и улыбался. Он знал, где в колясках хранятся соски, погремушки, термос со смесью, памперс и салфетки на случай, если ребенок проснется. Когда поначалу дядя Самвел объявил, что не собирается менять памперсы, Карина ему такой скандал закатила, что он быстро передумал.

– Если я превращаю Наиру в блондинку и выщипываю ей брови, то и ты будешь менять памперсы! – закричала Карина. Наира была старшей сестрой дяди Самвела, жгучей брюнеткой с такими бровями, с которыми могла справиться только Карина. – У нее везде волосы растут, и усы есть, и борода! Так ей мало, она еще хочет, чтобы я ей руки делала! Я спрашиваю: Наира, где твои брови и где руки? А она отвечает, что очень недалеко, и руки мне под нос вот так нагло выставляет, как ты сейчас от погулять с бедным ребенком отказываешься! Если сейчас же не пойдешь гулять с коляской, я позвоню Наире и скажу, что она может ходить с усами и бородой сколько захочет!

Дело в том, что Карина владела уникальным навыком эпиляции с помощью двух скрученных нитей. Никаким другим способам Наира не доверяла. Процесс был завораживающим. Клиентки, давно собиравшиеся уйти, задерживались, чтобы посмотреть, как это происходит. Карина владела нитями искусно, скручивая и раскручивая их с невероятной скоростью и точностью.

– У Наиры нет усов и бороды, – тихо заметил дядя Самвел, почесывая густую щетину.

– Конечно, нет! Я их удаляю! – воскликнула Карина. – Чтобы все думали, что у нее от природы такая гладкая кожа, как у младенца. И она такая блондинка, будто у нее папа натуральный блондин! Нет, альбинос! Боже, ты не знаешь, чего мне это стоит! Так что сейчас не расстраивай меня и уже возьми коляску и иди в парк! И поменяй памперс! Да, еще спой песню, эти погремушки только раздражают!

– Кого? – уточнил дядя Самвел.

– Меня, конечно! Но если мне неприятно, значит, и ребенку тоже, – пожала плечами Карина. – Тебе было бы приятно, если бы перед твоим носом что-то трясли? Эти молодые мамы сначала себе бы так сделали, а потом ребенка мучили. Ребенок должен человеческий голос слышать, а не это тилень-белень.

– Да, дорогая, – отвечал с тех пор дядя Самвел и шел гулять в парк, так и не признавшись, что ему это очень нравилось. А возмущался он, потому что так требовали традиции – детьми занимаются женщины. Погремушки он никогда не использовал. Если ребенок просыпался или начинал хныкать, дядя Самвел доходил до ближайшей лавочки, садился, доставал из коляски ребенка и позволял малышу ухватиться за свой нос. А там было за что хвататься. Увидев такой нос, ребенок тут же переставал плакать – то ли от ужаса, то ли от восторга. Как с гордостью подчеркивала Наира, которой тоже досталась эта характерная семейная черта, в профиль она – Нефертити.

В общем, ничто не предвещало. Карина, как всегда, жаловалась на давление и сердце, делала специальную гимнастику от морщин на шее и в зоне декольте, рассказывала клиенткам, какая она в молодости была неописуемая красавица. Вот просто слов нет какая. И тут вдруг получила сообщение от обожаемого племянника о регистрации на рейс. Дядя Самвел в это время тихонько дремал на диване в коридоре, пока Карина не разбудила его своими криками.

– Я просто хочу домой, – сказал дядя Самвел.

– Зачем? – ахнула Карина.

– Попрощаться со всеми перед смертью, – ответил спокойно дядя Самвел.

– Перед чьей смертью? Моей? Ты мне инфаркт хочешь сейчас устроить? – Карина схватилась за сердце.

– Нет, Карина. И перестань уже кричать, – строго и решительно заявил дядя Самвел. – Я умираю и хочу повидаться со всеми родственниками. Мы много лет не виделись.

– Почему ты решил умереть? – Карина, кажется, испугалась по-настоящему. – Тебе плохо? Сердце болит? Давай вызовем врача! Почему мне заранее не сказал, что умираешь? Почему я всегда обо всем узнаю последней? Ты меня совсем не любишь!

– Карина, я тебя люблю, но чувствую, что скоро умру. Перестань кричать наконец. Дай мне тишину в конце жизни. Мы полетим домой, и я смогу со всеми проститься.

– Самвел! – Карина закричала так, что собаки под окнами салона залаяли от неожиданности.

После долгих выяснений с участием всех родственников оказалось, что дядя Самвел объявил о своей неизлечимой болезни. Какой? Никто не знал. Все спрашивали Карину – ее телефон не умолкал, но она не знала, что ответить. Муж не сказал ей, от чего собрался умирать. Карина перерыла все ящики в доме, надеясь найти результаты обследований, направления на анализы, но ничего не обнаружила. Кажется, Самвел решил умереть просто так. То есть покончить с собой, как решила Карина. А что ей еще оставалось думать? Она поделилась собственной версией со всеми клиентками, и все в один голос заявили, что это невозможно. Дядя Самвел не наложит на себя руки вот так просто. Ни с того ни с сего. Он не станет расстраивать Карину самоубийством, ведь она ему этого точно не простит! Он прекрасно это знает, поэтому зачем ему такие проблемы? А Карина их точно устроит!

– Иногда мне хочется его самой задушить, чтобы уже успокоиться! – восклицала Карина. – Я спрашиваю, он молчит. Сидит целыми днями в кресле и молчит. Но хотя бы ест. Если он просит сделать ему долму, это ведь хороший знак? Кто же идет вешаться, если поест долму, да? А я такую долму сделала! И пироги испекла. Самвел целый съел! Зачем ему после пирога руки на себя накладывать? Нужно пойти спать, да? Еще печенье испекла,