Камиль Яшен - Xамза Страница 18

Ну уж нет! Он, Ахмад-ахун, не позволит обсчитывать себя. На базаре в Коканде никогда не бывало такого случая, чтобы ктонибудь обманул Ахмад-ахуна хоть на одну таньга, хоть на один рубль.

Решено. Он отдает Зубейду, а Зульфизар не отдаст. Молодого байчика из Андижана все равно зарежут. Но его, Ахмад-ахуна, зарезать не так-то просто. Он наймет людей, он заплатит любые деньги... Конечно, у него нет миллионов, как у Садыкджанабайваччи. Но кое-что есть. Не зря всю жизнь просидел в лавке, торгуясь из-за каждой копейки, срывая голос.

Садыкджан водится с властями, с полицией - он нажил свое богатство в новые времена. На хлопке, на железной дороге. А он, Ахмад-ахун, наживал свои деньги на старом базаре. Но это не значит, что садыкджановские деньги лучше. Их просто больше.

Все мусульмане равны перед аллахом. И все деньги равны перед аллахом. Аллах видит все. Так почему же он допускает несправедливость?

- О всевышний! - зашептал Ахмад-ахун. - Защити меня,

отведи нож Эргаша от моей груди! Оставь мне Зульфизар! Пошли силу против золота Садыкджана-байваччи! Разве ты можешь позволить, великий аллах, чтобы золото было сильнее твоей воли и власти?..

А через несколько часов, днем, в понедельник, в дом Ахмадахуна пришел отец Хамзы.

Он осмотрел старшую жену хозяина Рисалат и назначил ей лекарства. Потом зашел к Ахмад-ахуну. Старик, погруженный в невеселые думы, лежал на тех же одеялах, на которых мучили его ночью Эргаш и Кара-Каплан.

Нехороший день выбрал лекарь Хаким для сватовства своего сына. Ох, нехороший!

Мрачен был бай, неприветлив. Ибн Ямин попробовал было для начала поговорить о том о сем, о состоянии больной, о ценах на рынке...

Бай злобно молчал.

Наконец решившись, заговорил Хаким-табиб о главном.

- У меня есть сын Хамза, - начал он.

Ахмад-ахун угрюмо смотрел на него.

- И у моего сына есть желание...

Бай безмолвствовал.

- ...стать вашим сыном.

- Что, что? - словно проснулся хозяин дома. - Что вы сказали?

- Мой сын Хамза хочет быть вашим сыном.

- Каким сыном? - насторожился Ахмад-ахун. - Он просит у меня в аренду лавку для торговли на базаре?

- Нет, мой сын просит вашу дочь, Зубейду. Мой сын любит вашу дочь.

Эх, не знал Хаким-табиб, простая душа, каким "лакомым куском" оказался его приход для Ахмад-ахуна после минувшей ночи, каким "бальзамом" пролились его слова на израненную, истерзанную душу хозяина дома.

- Ваш сын? - приподнялся и сел на одеялах Ахмад-ахун. - Мою дочь? Ха-ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха-ха!!

Какого угодно ответа ждал ибн Ямин, но только не этого громкого, обидного старческого хохота.

- Чему вы так смеетесь, уважаемый?

- Вы пришли сватать сына, при рождении которого не смогли пригласить даже флейтиста?

Ибн Ямин опустил глаза.

- А кто такой ваш сын? Шейх, купец, владелец табунов и овечьих отар?

- Мой сын, к вашему сведению, служит в конторе у Садыкджана-байваччи.

- В конторе у Садыкджана? Не может быть! Ха-ха-ха! Хаха-ха-ха-ха!

- Мой сын - известный поэт. Его знает весь Коканд.

- Ах, поэт! Очень хорошо. Вот с этого и надо было начинать... Значит, моя дочь - цветок должна стать женой человека, занимающегося сочинением газелей? Вы хотите, чтобы я, выдав свою дочь за вашего сына, обрек себя на вечные загробные муки?

- Ваша дочь и мой сын любят друг друга...

- Кто вам сказал, что моя дочь любит вашего сына? Она вам об этом сказала?.. Моя дочь будет любить того, кого я дам ей в мужья!

- Мне сказал об этом мой сын.

- Ваш сын молокосос! И, судя по тому, что послал вас ко мне, еще и глупец!.. Но вы-то, вы-то, взрослый человек, как вы рискнули прийти с таким безнадежным делом к порогу моего дома?

- Вы сами вызвали меня осмотреть вашу жену. Или вы уже забыли, что я лечу вашу жену?

- Ах, вот оно что! Вы хотите использовать свое табибство?

Теперь понимаю, понимаю... Вы заставляли Зубейду приходить к себе домой якобы за лекарствами, а на самом деле для того, чтобы ваш сын мог там встречаться с ней!

- Послушайте, Ахмад-ахун! Хотя вы и бай, человек известный и уважаемый, но сейчас ваш рассудок помутился от гнева.

Я не позволю вам оскорблять моего сына и меня самого. Я вам не кто-нибудь, а врач! Меня знает народ...

- А мне наплевать на тех, кто тебя знает! Ты пришел сватать мою дочь с дыркой в кармане... А знаешь ли ты, несчастный, что ее хотел взять в жены младший сын Рузибая из Андижана? Но я отказал ему, потому что всех его денег не хватит на то, чтобы оценить красоту моей дочери...

- Деньги, деньги... Везде только деньги. Ничего вы не видите в жизни, ничего не хотите знать, кроме денег.

- Да, деньги! Которых ты не любишь! Потому что у тебя их нету!.. Потому что ты не умеешь их наживать!

- Что вы кричите, словно вас укусил скорпион?

- Хватит. Уходи. И не смей больше показываться мне на глаза. А сыну передай: если он посмеет причинить моему имени хоть малейший ущерб, ему несдобровать. Скажи, чтобы он перестал думать о Зубейде. Для своей же пользы. Иначе ему не сносить головы.

- Вы угрожаете?

- Да, угрожаю. И не я один.

- А кто еще?

- Мою дочь берет в жены Садыкджан-байвачча, тебе понятно? И сватом у него будет Миян Кудрат.

- Продал, продал дочь, презренный барышник!

- Убирайся! Вон из моего дома!.. Эй, кто там? Вышвырните его на улицу!

Ахмад-ахун бушевал. Пережитое ночью унижение придавало ему силы. Теперь настал его час. И хозяину дома очень хотелось, чтобы страх, испытанный им в собственном доме, передался другому, чтобы этот липкий страх, до сих пор сидевший внутри, обернулся бы в нем грозным хозяйским гневом.

Но согнувшийся однажды жалок в своей попытке выпрямиться. Жалок он сам, ничтожны его слова, беспомощен и бессилен гнев в устах уступившего гордость и честь в обмен на выгоду.

И даже на собственную жизнь.

- Грязь! Помои! - в бешенстве кричал Ахмад-ахун. - Та

биб для нищих! Иди нюхай свои порошки, собранные под хвостом у барана! Пей свои капли, настоянные на гное дохлых шакалов!

Ибн Ямин дрожал от ярости. Брезгливость и отвращение к обезумевшему старику сменились ненавистью.

- Будь ты проклят, - тихо сказал лекарь Хаким, - будь ты проклят со всеми своими деньгами...

4

Пора, давно пора познакомить читателей с человеком, имя которого уже неоднократно упоминалось в нашем повествовании, дела которого занимают далеко не последнее место в описываемых событиях, а судьба которого еще не один раз переплетется с судьбами остальных героев.

Имя этого человека, как уже, наверное, догадались наиболее проницательные читатели, Садыкджан-байвачча.

Вот он вышел из конторы своего завода и остановился около главного крыльца, поджидая коляску.

И пока он ждет ее, рассмотрим его внимательно.

В облике этого человека запоминается прежде всего некая нетерпеливая и властная любознательность. Пытливо всматривается он в каждую, возникшую перед ним фигуру, прислушивается к разговорам, он как бы готов вмешаться в любой эпизод и любое событие. По его постоянной и сосредоточенной напряженности чувствуется, что он будто стремится запомнить все происходящее вокруг, старается ничего не упустить из виду. А если что-то задерживается в его поле зрения своим несоответствием его представлениям, не задумываясь ни на секунду, может тут же все изменить по-своему.

Костюм Садыкджана-байваччи отчасти передает страсти его характера. Белый сюртук с золотыми пуговицами делает похожим на опытного, независимого, дипломированного инженера, работающего по вольному найму. Кавалерийское галифе, лаковые сапоги, серебристого цвета шелковая чалма, златотканый бухарский халат поверх сюртука - продуманное смешение стилей: деловитого, "полуколониального" и местного, традиционно восточного, в национальном духе.

И только одна деталь внешнего вида почти необъяснима:

зеленый галстук-бабочка под белым воротничком безукоризненно накрахмаленной сорочки. Эта легкомысленная "бабочка"

несколько размягчает четко сложившееся представление о натуре ее хозяина, ставит где-то рядом вопросительный знак...

Остается разглядеть лицо байваччи. Оно выразительно и даже красиво большие черные глаза, стреловидные брови, очень прямой нос. Классический профиль восточного повелителя, к ногам которого падают плоды утех и вожделений со всех райских деревьев мира.

Но резкие прорези вертикальных складок в уголках плотно сцепленных губ и крупный подбородок несколько нарушают традиционно восточный тип. Эти прорези и подбородок - человека активной, практической сметки, привыкшего ежедневно принимать выигрышные деловые решения, который не ждет, пока плоды созреют и упадут, который не подбирает их с земли, а срывает с ветки сам, который ежесекундно готов начать трясти древо рая, а если найдется оптовый покупатель на этот вид древесины, прикинуть - не выгодно ли вообще срубить все райские кущи, распилить их и доставить в хорошо упакованном виде по адресу, указанному оптовым покупателем?