Александр Ржешевский - Тайна расстрелянного генерала Страница 18
Александр Ржешевский - Тайна расстрелянного генерала читать онлайн бесплатно
Когда японцы стали напирать и бить наших, Сталин спросил у военных. Тихо так спросил. Спокойно: "Неужели нет крепкого командира?" Ему нашли Жукова. Почему выбор пал на него, а не на Павлова? Может, вождь недоволен итогами в Испании? Когда Мадрид был захвачен франкистами и все республиканские власти оказались в Москве, Сталин высказал явное неудовольствие. "Все прибежали? - спросил он, окинув изгнанных вождей своим знаменитым прищуром. - Мог бы кто-нибудь и погибнуть за революцию".
И Павлов, затаясь, чувствовал глубинную правоту этих жестоких слов.
В Испании русские командиры потягались с немцами и проиграли. Хотя Павлов навсегда избавился от страха перед ними. Бивал, побеждал. И видел, как они отступают. А сражения выигрывают не военные, а политики. Республиканское войско в Гвадалахаре было обречено. В числе немногих Павлов мог оценить значение пакта с Германией, заключенного Сталиным. Как он велик и мудер!
Павлов даже оглянулся испуганно, точно водитель мог слышать эти слова. Успокоившись, подумал, что кое-какие слухи доказывали: не все получилось там просто. Оказывается, пакт нужен был Гитлеру. Риббентроп по его приказу примчался в Москву и поставил условия. Да-а... Загадки вселенские. Сталин... Гитлер... Танки... Самолеты... Огневая подготовка... Мчащиеся к границам поезда... Кто кого перехитрит?.. И среди всего этого - какая-то пьяная баба. "Не какая-то, - поправил он себя. - А она! Люся! Которая занимала все его мысли в бескрайней юности. И ей теперь известен телефон. Ну, кажется, на этом можно закончить. Адъютанту велю не соединять. Никогда!" Приняв такое решение, Дмитрий Григорьевич успокоился, и мысли опять потянулись к вселенским загадкам. Как известно, загадки не требуют немедленного решения. Этим они и притягательны для большинства.
Командующий задремал.
18
Когда Дмитрий Григорьевич вернулся домой, жена Шурочка сказала будничным тоном:
- Тебе звонил Семен Константинович.
Дмитрий Григорьевич посмотрел на жену добрым, всепрощающим взглядом. Пусть не красавица, пусть годы берут свое. Но ни с кем ему не было так просто и хорошо, как с ней. Роскошь общения - вот что она ему дала, в отличие от всех красавиц. И дар этот повыше многих будет. Как она просто сказала: "Семен Константинович". Как будто это не нарком обороны могучего государства. Мысль о том, что это свидетельствует как бы и о его выдающемся положении, он не допустил до себя. Но она мелькнула в отдалении.
- Что велел?
- Просил позвонить.
Закрывшись в кабинете, Павлов набрал номер. Густой бас Тимошенко пророкотал в ответ:
- Небось на рыбалке прохлаждаешься?
- Что вы, Семен Константинович, - скромно сказал Павлов. - Дела.
- Ну, иногда разрядка необходима.
- Так точно.
Настрой предстоящего разговора как будто определился. Хорошо, что позвонил не Жуков, а Тимошенко. Нарком уже в силу своего положения мог судить широко и ненавязчиво.
- Ну и как они - дела? - пророкотал в трубке бас.
- По-прежнему. Летают, - осторожно ответил Павлов, сделав, однако, нажим на последнем слове.
- Знаю, - грубо ответила трубка. - И ты знаешь ответ.
- Надеюсь, осенью мы уже не позволим.
- Это не твоего ума дело.
- А чьего же ума, Семен Константинович? - изумился Павлов. - А если они до Москвы начнут летать? Вы же с меня спросите! Как, мол, защищаешь границу?
- Обязательно спросим.
- Так как же мне вертеться между двух огней? С одной стороны, дозволять, с другой - не пущать?
- А тебя и поставили для того, чтобы ты вертелся.
- Так точно.
Командующий округом отлично понимал, что разговор с наркомом нельзя заключать на тревожной ноте, что рождает никому не объяснимое чувство вины. Поэтому он сказал бодрым голосом:
- Завтра лечу в Белосток, в четвертую. У Короткова все схвачено, но хочу еще раз проверить.
- Вот это правильно.
Оказывается, и густой бас Тимошенко был способен на модуляции. На том конце трубки явно чувствовалось облегчение. Павлов научился безошибочно различать смену настроения, изначальную задачу командования не только в прямом общении, но и в телефонных переговорах. Сам же подумал, что искусство царедворца рождается не в поколениях. Человек постигает его уже в начале жизни. Когда является нужда. Он, бывший деревенский лапотник из костромской глубинки, быстро превзошел эту науку. И в грозном боевом генерале никто бы не узнал бедного конюховского подпаска. Никакой прорицатель в то далекое время не смог бы сказать, до каких высот вознесет его судьба. Сейчас бы он не уступил, наверное, петровским и екатерининским хитродеям.
Павлову хотелось на подъеме закончить разговор, однако нарком не торопился. Поэтому Дмитрий Григорьевич опять приналег на бодрость:
- Еще раз проверим связь.
- Вот это правильно, - прогудел Тимошенко.
- Там, конечно, есть проблемы. Не хватает радиосредств. Но... нерешаемых вопросов не решаем.
- Ладно, - был ответ.
Дмитрий Григорьевич совсем раскрепостился. Насчет радиосвязи он бил тревогу давно. И безрезультатно. Не только промышленность страны, больше равнодушие самых верхов оставили армию на проводной связи. Тогда как у германцев для управления частями вовсю использовалось радио. Генштаб в этом деле ни с места. Пусть, по крайней мере, помнят, что он говорил. А может, и в самом деле не так страшен черт, как его малюют? Еще немного времени - и все технические неувязки будут решены. Весь вопрос в том, есть ли время.
- А что, Семен Константинович, - бодро сказал Павлов. - Первый срок прошел. И ничего! Значит, мы правильно рассчитали.
По данным разведки, вторжение немцев планировалось на середину мая. Не этим ли вызван звонок наркома? Павлов позволил себе об этом намекнуть.
- Ну, бывай, - безо всякого перехода прогудел Тимошенко. - Звони, если что.
Павлов был доволен и последним своим заключением. Пусть Тимошенко доложит Сталину, что командующий западным округом крепок, осведомлен и с оптимизмом смотрит в будущее. Даже если Сталин просто промолчит, это будет великим знамением.
Разговор с наркомом, несмотря на будничность, взволновал командующего. Бодрствуя далеко за полночь, обдумывая дела, он вспомнил последнюю встречу со Сталиным, которая должна была закончиться его, Павлова, отстранением от должности. И однако - что? Обошлось! Павлов сильно рисковал. А вместе с ним - комиссар Автобронетанкового управления и начальник Артуправления. Они молчали. Но поступок был уже в том, что они шли к самому загадочному вершителю судеб с вопросом острейшим и роковым. Речь шла о репрессиях, затронувших не только верхушку армии. Уборевича, Якира им было не спасти. Но средний командный состав - полковника Ниточкина, комбрига Васильева, генералов Мухорлямова, Костина и многих других взяли безо всякой вины. Васильев предотвратил выступление эсеров в Саратове, а его же теперь обвиняют в связях с ними. Павлов сказал об этом Сталину. Слова заранее были тщательно продуманы. Но их потребовалось гораздо меньше, чем рассчитывали. Разговора не вышло. Сталин прервал. Поднявшись из-за стола, он мягко приблизился к непрошеным визитерам. Сузив злые кавказские глаза, сказал негромко:
- Скажите, товарищ Павлов, у вас две головы или одна? - и, не ожидая ответа, добавил: - Вижу, одна. Вот и позаботьтесь о ней.
Духота кремлевского кабинета сменилась морозным холодом преисподней. Павлов понимал: одно слово - и сорвут петлицы, отправят в пыточную камеру. В общем-то трое совершили подвиг тогда. Но они об этом не думали. Павлов представил, что вместе с ним поволокут сына и дочь. Как им тогда объяснить отцовское безрассудство?
Глаза Сталина загорелись зеленым огнем. Он ждал ответа. Как же крепок оказался Павлов в те страшные мгновения, если, проваливаясь в преисподнюю, устоял на ногах и губы сами, помимо сердца и ума, выбросили слова, которыми в нормальной жизни была пронизана каждая клеточка сознания:
- Готов выполнить любое ваше задание, товарищ Сталин.
Кивнул Сталин или показалось? Имел он намерение тут же покарать зачинщика, или решили судьбу спасительные слова?
Павлову и раньше приходилось бывать в сталинском кабинете. В числе многих. Когда колоссальное давление сталинского авторитета рассредоточивалось. Теперь он столкнулся с ним один на один. То, что раньше понималось через отвлеченные рассуждения о чужих судьбах, сошлось острием на его собственной. Ледяной холод первого соприкосновения с безграничной, безглазой и бесчувственной властью определил характер действий Павлова в канун страшной войны. Решил его судьбу и судьбу миллионов, когда повалился фронт.
Из кремлевского кабинета Павлов и молчавшие единомышленники расходились без слов и жестов, не прощаясь, точно стыдясь своего пребывания в том священном месте, где их высекли, как нашкодивших недоумков. И звезды в петлицах, ордена и прочие регалии оказались дешевыми бляшками, пустотой. Как прежние заслуги, как и вся жизнь.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.