Илья Ильф - Фельетоны, статьи, речи Страница 18

- А ведь вы правы, - сказал он, подымая палец. - Конечно. Как это я сразу не сообразил? Спасаются от кораблекрушения двое: наш Робинзон и председатель месткома.

- И еще два освобожденных члена, - холодно сказал редактор.

- Ой! - пискнул Молдаванцев.

- Ничего не ой. Два освобожденных, ну и одна активистка, сборщица членских взносов.

- Зачем же еще сборщица? У кого она будет собирать членские взносы?

- А у Робинзона.

- У Робинзона может собирать взносы председатель. Ничего ему не сделается.

- Вот тут вы ошибаетесь, товарищ Молдаванцев. Это абсолютно недопустимо. Председатель месткома не должен размениваться на мелочи и бегать собирать взносы. Мы боремся с этим. Он должен заниматься серьезной руководящей работой.

- Тогда можно и сборщицу, - покорился Молдаванцев. - Это даже хорошо. Она выйдет замуж за председателя или за того же Робинзона. Все-таки веселей будет читать.

- Не стоит. Не скатывайтесь в бульварщину, в нездоровую эротику. Пусть она себе собирает свои членские взносы и хранит их в несгораемом шкафу.

Молдаванцев заерзал на диване.

- Позвольте, несгораемый шкаф не может быть на необитаемом острове!

Редактор призадумался.

- Стойте, стойте, - сказал он, - у вас там в первой главе есть чудесное место. Вместе с Робинзоном и членами месткома волна выбрасывает на берег разные вещи...

- Топор, карабин, бусоль, бочку рома и бутылку с противоцинготным средством, - торжественно перечислил писатель.

- Ром вычеркните, - быстро сказал редактор, - и потом, что это за бутылка с противоцинготным средством? Кому это нужно? Лучше бутылку чернил! И обязательно несгораемый шкаф.

- Дался вам этот шкаф! Членские взносы можно отлично хранить в дупле баобаба. Кто их там украдет?

- Как кто? А Робинзон? А председатель месткома? А освобожденные члены? А лавочная комиссия?

- Разве она тоже спаслась? - трусливо спросил Молдаванцев.

- Спаслась.

Наступило молчание.

- Может быть, и стол для заседаний выбросила волна?! - ехидно спросил автор.

- Не-пре-мен-но! Надо же создать людям условия для работы. Ну, там графин с водой, колокольчик, скатерть. Скатерть пусть волна выбросит какую угодно. Можно красную, можно зеленую. Я не стесняю художественного творчества. Но вот, голубчик, что нужно сделать в первую очередь - это показать массу. Широкие слои трудящихся.

- Волна не может выбросить массу, - заупрямился Молдаванцев. - Это идет вразрез с сюжетом.

Подумайте! Волна вдруг выбрасывает на берег несколько десятков тысяч человек! Ведь это курам на смех.

- Кстати, небольшое количество здорового, бодрого, жизнерадостного смеха, - вставил редактор, - никогда не помешает.

- Нет! Волна этого не может сделать.

- Почему волна? - удивился вдруг редактор.

- А как же иначе масса попадет на остров? Ведь остров необитаемый?!

- Кто вам сказал, что он необитаемый? Вы меня что-то путаете. Все ясно. Существует остров, лучше даже полуостров. Так оно спокойнее. И там происходит ряд занимательных, свежих, интересных приключений. Ведется профработа, иногда недостаточно ведется. Активистка вскрывает ряд неполадок, ну хоть бы в области собирания членских взносов. Ей помогают широкие слои. И раскаявшийся председатель. Под конец можно дать общее собрание. Это получится очень эффектно именно в художественном отношении. Ну, и все.

- А Робинзон? - пролепетал Молдаванцев.

- Да. Хорошо, что вы мне напомнили. Робинзон меня смущает. Выбросьте его совсем. Нелепая, ничем не оправданная фигура нытика.

- Теперь все понятно, - сказал Молдаванцев гробовым голосом, - завтра будет готово.

- Ну, всего. Творите. Кстати, у вас в начале романа происходит кораблекрушение. Знаете, не надо кораблекрушения. Пусть будет без кораблекрушения. Так будет занимательней. Правильно? Ну и хорошо. Будьте здоровы!

Оставшись один, редактор радостно засмеялся.

- Наконец-то, - сказал он, - у меня будет настоящее приключенческое и притом вполне художественное произведение.

1932

Как создавался Робинзон. - Впервые опубликован в газете "Правда", 1932, э 298, 27 октября, с подзаголовком "Рассказ".

Печатается по тексту Собрания сочинений в четырех томах, т. III, "Советский писатель", М. 1939. В этом издании и в сборнике "Как создавался Робинзон", "Советский писатель", М. 1935, фельетон ошибочно датирован 1933 годом.

Это произведение является первым выступлением Ильфа и Петрова в "Правде".

Фельетон дал название первому сборнику фельетонов и рассказов Ильфа и Петрова.

"ЗАУРЯД - ИЗВЕСТНОСТЬ"

Выслуга лет нужна не только для получения пенсии. Она требуется и для славы. Прошло то волшебное время, когда о писателе говорили: "Он лег спать никому не известным, а проснулся знаменитым". Теперь бывает скорее обратное - писатель ложится в постель знаменитым, а утром, еще сонный, читает газету, где о нем написано, что писатель он, в сущности, гадкий (омерзительный), и весь предыдущий трехлетний фимиам был роковой ошибкой критики.

Пяти лет какой бы то ни было работы в литературе достаточно, чтобы создать автору маленькую домашнюю славу. Одноколесная фортуна осыпает его повестками, приглашениями на заседания, диспуты и товарищеские чаи ("непринужденная беседа затянулась далеко за"). В общем, его впускают в вагон. Теперь ему хорошо.

Писатель Полуэксов отбарабанил установленный срок и получил положенную по штату зауряд-известность. Жизнь его была всем хороша. Утром он писал для души, днем для славы, а вечером для Радиоцентра.

И вдруг ровная приличная жизнь окончилась.

Его спросили:

- Почему вы не напишете пьесы?

Он не ответил, не обратил внимания. Мало ли о чем спрашивают писателя: почему вы не пишете для детей? Почему бы вам не писать водяную пантомиму с чудесами пиротехники или монолог с пением и чечеткой для разъездного агитфургона?

Но фургон фургоном, а вопрос о пьесе стал повторяться все чаще. Спрашивали в редакциях, на улицах останавливали приятели. Один раз оконфузили Полуэксова даже в трамвае.

- Филипп Семеныч! - закричал страшным голосом через весь вагон мало знакомый гражданин в каракулевом пирожке. - Это уже свинство, Филипп Семеныч. Хамство. Почему ты не напишешь пьесы?

И все пассажиры посмотрели на Полуэксова с гадливостью. Он замешался и в смущении соскочил на ходу с задней площадки, за что и был оштрафован на три рубля.

"Ну, - подумал он, - меня уже начинают штрафовать за то, что я не пишу пьесы".

Дома приставали родственники. Кольцо сжималось. Наконец в квартиру ворвался человек весь в желтой коже и бросил на письменный стол договор.

- Подписывайте, подписывайте, - сказал он быстро и повелительно, - вот здесь, внизу.

- А вверху что? - спросил растерявшийся писатель.

- А вверху известно что, - отвечала кожа, - с одной стороны Филипп Семеныч Полуэксов, именуемый в дальнейшем автором, и передвижной стационар драм-комедий, именуемый с другой стороны... Но это не важно. Подписывайте.

- Но тут у вас обозначено, что я обязан представить пьесу из быта ИТР и прочей интеллигенции, объединившейся вокруг ВАРНИТСО? Тема мне, так сказать, мало знакома...

- Тема условная, голубчик, - ласково ответила кожа.

- Но тут уже и название проставлено - "Зразы".

- Н... название условное. Все условное.

- Как, неужели все условное?

- Абсолютно все. Подписывайте скорей. Иначе я сам подпишу за вас.

Тогда человек, именуемый в дальнейшем "автор", подписал.

Что он мог еще сделать? Сопротивляться было нелепо. К тому же все условно и, может быть, обойдется мирно.

- Пришлось, однако, отложить работу для души, славы и Радиоцентра и заняться обдумыванием пьесы.

Знакомство с шедеврами мировой драматургии принесло Полуэксову первые крупицы знания в этом новом для него деле.

Выяснилось, что герой пьесы совершает обычно нижеследующие поступки:

а) Входит.

б) Уходит.

в) Снова входит.

г) Смеется.

д) Застреливается.

Писателю стало легче.

Усадив жену и свояченицу за подсчет реплик в пьесах Мольера и Бомарше, Полуэксов принялся разрабатывать сюжет.

Главное действующее лицо ВХОДИТ в свою комнату и видит, что жена изменяет ему с не менее важным действующим лицом. Пораженный этим фактом, он УХОДИТ. Затем СНОВА ВХОДИТ с револьвером в руке. СМЕЕТСЯ и, произнеся горький монолог, ЗАСТРЕЛИВАЕТСЯ.

Выходило очень неплохо. Свежо.

Но тут в квартиру вломился человек в брезентовом костюме и сурово сказал:

- Редакция газеты "Искусство не для искусства" поручила мне узнать, что вы собираетесь отобразить в пьесе "Зразы"?

И, знаете, у Полуэксова не повернулся язык сказать, что "Зразы" - это чистая условность и что он собирается писать о любовном треугольнике (входит, уходит, смеется, застреливается). Он постыдно соврал. Сказал, что будет писать о борьбе двух миров.

Теперь отступления не было. Будущее рисовалось уже менее ясно, потому что у Бомарше о борьбе двух миров не было сказано ни слова, и вся семейная работа по освоению наследия классиков могла свестись на нет.