По небу плыли облака - Виктор Чугуевский Страница 18

но никто не ответил. Скрипач наверное был еще в школе. И разочарованный Федюня побрел к вечной стройке, на старое место. Там он выпустил Полкана на волю и тот принялся радостно прыгать и скакать, а потом принес в зубах палку и сунул ему в руку. Федюня стал бросать деревяшку, а пес увлеченно носился за ней и возвращался назад. В разгар этой игры появился Павлик со скрипичным футляром.

– Цела скрипка?– сходу спросил Федюня.

– А что с ней сделается?– ответил очкарик, не понимая суть вопроса.– Разве, что струны протрутся от смычка…

Лицо Павлика излучало отменное здоровье и Федюня, встревоженный за друга, успокоился.

– Ну, раз мы встретились, давай, продолжай свою семейную сагу!– степенно предложил скрипач, располагаясь на бетонной плите, и навострил уши. Федюня не стал ломаться, откашлялся и начал свое повествование:

– Сынок деда, Нестор, задумал заняться антиквариатом и устроился в арбатский магазинчик искателем древних вещей, вышибать у населения старинные предметы быта и украшения. И ему поручили съездить в Малоярославец и сторговаться с одним коллекционером за бронзовую скульптуру "Три коня" малоизвестного художника какого-то там возрождения. Звали его …э-э-э… Диомед Бистони… кажется…

– Может быть, Бенвенуто Челлини?– поправил скрипач.– Вообще-то, Диомедом звали фракийского царя…

– Нет, я точно помню – Диомед Бистони!– упорно настоял на своем Федюня.

– Я, что-то, о таком художнике не слышал! – сказал недоуменно Павлик, поражаясь совпадению имени с восьмым подвигом Геракла. К тому же, скрипач прошлой осенью делал доклад о Ренессансе и знал многое про итальянских творцов! И он уверенно возразил:– Ни в треченто, ни в кватроченто не было такого художника! Ни Мишле, ни Буркхардт не упоминают о таком!

– А раньше, до этих "ченто"?

– И в раннем периоде тоже не было!– твердо констатировал исторический факт очкарик.

– Ну, может в самый-самый ранний!

– Этого я не знаю! – честно сознался Павлик. В самом-самом раннем периоде он не копался, и мало что смыслил в нем. Это была размытая, если не сказать темная, страница тысячелетнего застоя европейского искусства.

– Вот, видишь! А сам не веришь!– произнес довольный Федюня и победоносно продолжил:– Короче, дед вызвал батяню, потому что Нестор заболел дизентерией, а дело – срочное! Родитель мой получил от вредного старика нужные инструкции и с киевского вокзала на калужской электричке тронулся в путь. Но в Обнинске он вышел, чтобы проведать своего раненного командира, с которым вместе служил в Чечне. Вот такой он верный друг! Сослуживца звали Ахмед Алиев, он женился на русской, крестился, а все родственники от него отвернулись, стали считать изменником веры. Его возила в инвалидной коляске жена, родом из Обнинска, писаная красавица. Они взяли кредит на ипотеку, а расплатиться во время не смогли. Местный банкир, бывший бандит, требовал возврата денег и грозился отобрать квартиру или убить инвалида войны. По правде говоря, бизнесмен был с детства влюблен в жену Ахмеда и хотел купить ее у него. И Авдотья, такое у нее было имя, ради мужа и детей решила сдаться и продаться богатому уроду. В это время и приехал мой батяня. Ахмед обрадовался и накрыл стол, и батяня хорошенько угостился, но на ногах еще держался. Смотрит на них, а они какие-то грустные и он подумал, что хозяева не рады ему. Ахмед его успокоил и рассказал, что к чему. Батяня аж заматерился, до того он был зол на русских капиталистов, готовых от жадности пустить по миру порядочных людей, неподдающихся на их прихоти и подкупы. И он взялся уладить это дело, хотя супруги были против. Они сказали, что кредитор сам скоро будет. Ахмед заметил, что Танатов – страшный человек, от него веет смертельным холодом. А батяня ответил, мол, что может быть страшнее чеченской войны и вышел из квартиры. Как только прибыл банкир, он подстерег его в подъезде и сразу вырубил двух телохранителей, те даже пикнуть не успели. Танатов с бритым черепом был очень похож на Кощея! И батяня крепко схватил его за горло, прижал к стенке и спросил, где он прячет свою смерть. Тощий бизнесмен прохрипел, что не понимает о чем «идет базар». Тогда батяня сказал ему, глядя в глаза:– « Если ты не хочешь спецназ на свою лысую башку, по поводу неучтенных налогов и темного прошлого, то навеки забудь про семью Ахмеда!» Банкир так перепугался, что безоговорочно принял условие и откупился от него тугим кошельком. Какая бы не была любовь, а бизнес для хапуг дороже. И мой родитель добавил, что для верности оставит здесь своего человечка из прокуратуры проверить уговор, и если что не так, он шкуру с него спустит и натянет на барабан! Банкир сполз по стенке, шмыгнул из подъезда и больше не донимал Ахмеда и Авдотью. Потом батяня попрощался с ними и уехал в Малоярославец. Там, рядом с монастырем жил старенький антиквар, у которого имелась та самая скульптура малоизвестного художника самого-самого раннего периода какого-то там «ченто». Старьевщик сказал, что это очень дорогая вещь в его коллекции, и он не отдаст ее за дешево арбатским стервятникам. Тогда батяня забрал скульптуру и сунул ему кошель Танатова. Местный антиквар, заглянув в его содержимое, не был против этого, и предложил по большой скидке старинный подсвечник. Но батяня не стал мешкать и вернулся в Москву, и прямиком к деду. К тому времени у Нестора понос прошел, и он увез добычу в свою контору. Дед похвалил родителя за подвиг и пообещал, что уже совсем скоро устроит самую шумную в Москве свадьбу для молодоженов и захлопнул дверь. А батяня вздохнул и махнул… на работу, чинить вечно гнилой водопровод…

– А что стало с бронзовым изваянием Диомеда Бистони?– спросил очкарик.

– Не знаю! Дядю Нестора турнули из антикварной лавки за профессиональную непригодность, потому, что он, кроме как добывать ржавые керосинки и коврики с лебедями, на большее не был способен…

– А у меня в субботу день рождения!– сказал, как бы, между прочим, Павлик.– Приходи, я буду ждать!

– Хорошо, раз приглашаешь.– сдержанно произнес Федюня. Полкан громко гавкнул, намекая, что проголодался. Мальчики встали с бетонной плиты, и каждый пошел своей дорогой. Павлик семенил сквозь дворы и думал про скульптуру неизвестного мастера самого-самого раннего периода Возрождения и решил не ломать больше голову, а поискать странное имя в интернете…

Подвиг 11.

«Буренки» Геры Ионова

В самый разгар осени, в начале ноября, Федюня в назначенную субботу навестил Павлика. Он не стал мудрить с подарком и презентовал другу на день рождения