Избранное. Том первый - Зот Корнилович Тоболкин Страница 186

«И я бы...» – мстительно скривился майор. Хоть и поглумился над ним воевода, а злился почему-то на воеводиху.

– Жаль, жаль старика, – снова вздохнул боярин. – Имение под Тверью с моим рядом...

– Казне отойдёт, – зло стиснул бескровные губы Девкин.

- Не жесточись. Смекаю, шутку с тобой выкинул Алексей Михалыч?

– Теперь мой черёд шутить, – вновь унижение своё переживая, скрипнул зубами ревизор.

– Зла на него не держи! – сурово, не без угрозы, посоветовал боярин. – Сам говоришь, в корысти Алексей Михалыч неповинен. Добра же отечеству сделал немало.

И ещё одну ночь проворочался Матвей Иванович на мягкой медвежьей полости. Утром отписал государю, прося милости для старого князя. Перечислил все былые его заслуги. Запечатав письмо, вручил слуге своему и велел спешно скакать в столицу. Часом позже провезли воеводу. Новый, который отныне будет зваться губернатором, долго глядел ему вслед, словно провидел, что через три года настанет и его черёд. И никто за оклеветанного губернатора перед царём не замолвит слова. Сам государь, чтя прежние заслуги сибирского губернатора, станет перед ним на колени, облобызает и велит казнить. Лихоманцем назовут и казнокрадом. У хлеба, как водится, не живут без хлеба. Во все времена.

И в последний час вспомнит Матвей Иванович Гарин, как провожал своего предшественника. Вспомнит и улыбнётся: по-доброму проводил старика. Самого провожал всё тот же майор Девкин, ретивый и честный служака. Заглянул в лицо князю, что-то хотел на прощанье вымолвить, но только дёрнул бледной губой и ускакал в лесную избушку. Дён пять пил там без просыпу и потом... застрелился.

Но это нескоро ещё будет, нескоро, через три года. Пока ж дела губернские вершить надобно. И в первую голову – государевы наказы.

Повелел Пётр Алексеевич безотлагательно завод пушечный строить. Недруги не дают передыху России. Государь в тревоге. Требует сыскать мастеров оружейных и без промедления лить фузеи и мортиры. Звать чужеземцев опять? Казне в копеечку обойдётся.

– А Ремез-то? – подсказал дьяк. – Литью у московских умельцев учился. И каменному делу, и горному.

– Зови немедля, – обрадовался боярин. Знал Ремеза ещё по Москве. Жил зодчий на боярском подворье. Читали вместе древние книги, спорили много. По сей день гордится Матвей Иванович парсунами, которые подарил ему Ремез.

Широки двери, двустворчаты, но мастер протиснулся в щель бочком, прихрамывая подошёл к губернатору, поклонился. Много воды утекло с тех пор, когда Матвей Иванович у себя привечал. Не раз убеждался, как люди, обретя власть, мгновенно меняются. И голос становится твёрже, и взгляд надменней. Потеряв её, мягчеют взглядом и голосом. Не таков ли старый знакомец?

– Не чинись, Ульяныч! Рад тебя видеть, – князь запросто обнял Ремеза, усадил в богатое кресло. – Чем похвастаешься?

– Похвастался бы – нечем. Ясак собираю. Усмиряю немирных. Тем и живу.

– Скромен! Куда как скромен! Видал я карту твою в Эрмитаже. Зна-атная карта! Пётр Алексеич генералов по ней экзаменует.

Вспомнив робость и заикания знаменитых вояк перед ремезовскою картой, князь жёстко усмехнулся. Многие, ох многие ему насолили! Один светлейший остался другом надёжным. Поддержка Меньшикова небескорыстна, но траты оправдываются с лихвой.

– Ясашник! – негодовал между тем Ремез; безысходность давила. Его разуму, его таланту дела не нашли по плечу. – Ярыгою стал каменных и горных дел мастер! Картограф и зодчий... Яр-рыгою!

– Сам государь плотничал, паруса кроил, – сгладил обиду его губернатор.

- Государю надобно для постижения... Я постиг! Руки, руки мои тоскуют! Иного ждут применения.

– Считай, дождались, – улыбнулся Матвей Иванович. Ликовал: с первых шагов судьба сталкивает его с людьми необычными, богом отмеченными. Так бы и дальше шло! Умельцев и мастеров беречь надобно. Приветить их, согреть ласковым словом.

«Не самодуром пред ними предстану, – размышляя о будущем, со стороны оценивал себя князь. – Отцом заботливым аль старшим братом. Им честь – мне выгода...»

– Фузею аль мортиру отлить сможешь? – неосторожно спросил князь и тем больно задел Ремеза.

– Младень был, в Аремзянах с тятей завод пороховой ставили, – буркнул Ремез. – Не с того князь начал.

– Не серчай, Ульяныч! – снял недовольство его губернатор. – Всего-то не токмо про тебя, про себя не ведаю, – хлопнув в ладоши, велел принести вина. – Винцо из Бургундии привёз, – и, примирительно улыбнувшись, наполнил чаши. – Государем указано завод оружейный ладить. Где сподручней, смекаешь?

– Мозгами надобно пораскинуть. Дозволь сбегать за чертежом. На нём всё обозначено.

– Сиди. Есть кому сбегать.

– Чертежи держу под замом. Чужим людям сыны мои не доверят.

– Оглядчивый! – рассмеялся губернатор. – Ну ступай. Я челобитчиков приму.

Купцы жаловались на коменданта, бравшего непомерные взятки.

«Лучше бы меньше брал, да чаще», – поморщился князь и записал тех, кто жаловался. Коменданта решил гнать.

Затем принял торговых людей из Персии. С дарами и пришли: одекуй чёрного жемчуга, халат парчовый, весь в каменьях, сапоги сафьяновые с золотыми кистями и шапка соболья.

Угодили. Подношения князь любил.

За ними – Балакай явился. Щелеглаз, брит, ноги калачиком. Брови в ниточку, усы котовьи.

– А, – улыбнулся Матвей Иванович.

Балакай захлопнул тяжёлые веки. И нос потерялся в толстых щеках. Не найти бы, да выдали волосатые ноздри. Лепил кто-то снежного человека – не