Виктор Кин - Записные книжки (-) Страница 19

Мы строим здания, дома. Это наука, требующая вдохновения инженера, энтузиазма рабочего. Крепление обычнейшей балки, прокладка канализации и устройство дымохода требуют мозговых затрат. В сооружении уборной и кухни участвуют алгебра и физика, - отбросы смываются исчисленным гидравлическим давлением, дым и чад движутся по трубе, подчиняясь геометрическим кривым. Вы поворачиваете кран водопровода - и дивизии цифр приходят в движение, чтобы наполнить водой ваш стакан.

Мудрейшие, тысячелетние формулы управляют стенами, крышей, фундаментом.

Но конструкция ребенка поручена маме. В маминых пределах движется ремесло выделки детей. Здесь нет ни системы, ни метода, здесь властвуют обычай и предание, переходящие от одной мамы к другой.

Мир мамы населен поцелуями. Раздаваемые миллионами губ, они падают с равномерностью атмосферных осадков. Они служат скреплением, связью, их вбивают в ребенка прочно и часто, как гвозди в обшивку двери.

Зачем? О, здесь есть своя цель. Она не осознается, она передана от прежних поколений и принята бессознательно. Но смысл ее в том, чтобы разделить в сознании ребенка все человечество на целующееся и не целующееся. Поцелуями мамы - и, черт побери, если этого мало, то подтяжками папы - надо создать свой, особый, дорогой и любимый мир семьи. Верность роду, очагу, кастрюлям и пятну на обоях! Это свое, обжитое, онеженное, в противоположность чужому, начинающемуся за пределами семьи. "Ты любишь маму и папу?", "Ты кого больше любишь: маму или папу?" Это - упражнение в семейной нежности, задачи на сложение и вычитание.

Чтобы потом, в длинных брюках, в бороде, он сам родил и передал по цепи потомков заповедь семьи и культ мамы.

Это надо выбросить. Гипертрофия нежности, растекание...

...Среди всей ерунды, которую Бубнов прочел в брошюрах о воспитании детей, нашелся один совет, пришедшийся ему по вкусу. Он касался выбора игрушек. Книга советовала покупать только те игрушки, которые напоминали бы ребенку привычный, освоенный им быт. Деревянные и резиновые лошади, коровы, собаки - им разрешался доступ в детскую. Носороги и слоны, жирафы или верблюды считались вредными игрушками потому, что они развивают в ребенке фантазию.

Бубнов соглашался с тем, что все это излишне. Он стоял также за разумные книжки для детей.

Ты в лес не ходил,

Ты дров не рубил,

Не дам тебе каши,

Ступай себе мимо!

Пошел бедный мальчик,

Горько заплакал...

- Правильно, - говорил Матвей Бубнов, потирая руки. - Видишь, остальные ребята работают, пилят дрова и вечером получают кашу. А этот мальчик прогулял по лесу, ничего не делал, Маша ему и говорит.

Ты в лес не ходил,

Ты дров не рубил...

Это из детской, советского издания книжки "Малютка Маша и ее каша". Краснощекие, голубоглазые пионеры пилят дрова и укладывают их в поленницы. Малютка Маша кормит их кашей. Ложки зажаты в кулаках и подняты как оружие торжествующей добродетели. Лентяй плачет, огромные патетические слезы падают на пол и разлетаются брызгами. Он просит, он требует каши: дайте каши!

Это полезная книга. Трудовой процесс и распределение продуктов сжаты в небольшой популярный пример. Громадная идея коллектива, размеренно-тяжкое дыхание машин, железное право человека на продукты труда - вся эта цепь идей передана в книжке детскими, уменьшенными словами, - так дети, разговаривая о десятиэтажном небоскребе, называют его "домиком". "Мы работаем - мы едим", говорят краснощекие пионеры. "Ты дров не пилил - не дам тебе каши". Семена трудового воспитания. Они будут расти в ребенке естественно и просто, как растет на грядах салат.

Он смотрел сверху на его пухлые лапы с крошечными ногтями. О, это будут хорошие, крепкие руки для большой и веселой работы. Ровная кость, сухожилие в предплечье выделяется изогнутой линией, двойной мускул, напрягаясь, округляется двумя шарами. Локтевой сустав широк, запястье руки гибко, под загорелой, тренированной кожей не видно голубых вен - этого признака слабого сердца и плохой крови...

- И вот, понимаешь ли, идет это он опять в лес...

- А в лесу волк?

- Нет. В лесу дрова.

- А где волк?

- Он ушел.

- Куда?

- Ну, вообще ушел. Дай, думает, пойду куда-нибудь...

И про себя бормотал:

- Черт знает, какой чепухой набивают ему голову!..

По этому поводу были распри. Он был против сказки о Красной шапочке. Волк съел бабушку и девочку, потом волку распороли живот и они вышли здоровые и невредимые, - что за вздор! Это ерунда, мистика, совершенно не совместимая с материалистическим воспитанием.

Но как-то раз случилось, что он сам - он, мужчина, - почувствовал очарование этой древней сказки. В старом дубовом лесу сквозь ветки солнечный свет падает золотисто-зелеными каплями. Это лес разбойников и заповедных кладов, русалок, великанов, здесь течет ручей живой и мертвой воды. По заглохшим тропинкам, на которых еще сохранились следы мальчика-с-пальчика, бродят единороги, пугливо оглядываясь на седобородых желчных гномов. Где-то здесь, на перекрестке, в буйной траве стоит седой, заросший мхом камень с надписью: "Поедешь направо - погибнет конь, поедешь налево - погибнешь сам"... И по желтой-желтой дороге, по зеленой, наивной траве идет девочка в красной шапочке, к поляне, где сидит, дожидаясь, громадный волк, сидит и по-собачьи чешет у себя за ухом задней лапой.

Теперь ученые догадались, что сказка о Красной шапочке - это древнейший миф о солнце, которое поглощает Волк - Зима. Она была сложена у огня первобытных костров, на молодой, нетронутой земле...

ЗАПИСИ 1931-1937 ГОДОВ

Необходимо для практики писать второй роман, несложный, чисто повествовательный. Он мне заменит фельетоны при первом романе.

Долой мистифицирующую манеру изложения!

Знаете ли вы, что он сбросил с престола династию Капетов, этот старый королевский салат, политый таким количеством святого елея?

Какие бывают влюбленные: они нюхают цветок, склонив голову набок.

Измерять улыбки фунтами? Метрами?

Он немного старше клетки.

Вес: вес запонки.

Во мне что-то страшно наклонилось, готовое рухнуть.

От линейного письма - к групповому.

Дурак - главный враг.

Это - линия наименьшего сопротивления. Это "живой человек".

Надо обдумать человека, как обдуманы Чайльд-Гарольд, Базаров, Оберон Квин, Печорин. Кстати, я машинально назвал имена скептиков, отрицателей, романтиков. Они выходят ярче. Попробовать?

Представляю себе, как дома математик, причмокивая и рыча, набрасывается на задачник.

У меня нет ни полосатого кота, ни собаки, ни канарейки. Когда я прихожу домой, мне некому почесать за ухом и никто не трется о мои ноги. И единственное, что заменяет мне уют, это мой аппетит. Это мое единственное домашнее животное.

Да, этого я не умею! Я знаю расписание этой любви, но она у меня не выходит. Мансарда, коты, март, шаткий стол, и я, веселый бездельник тридцатых годов в клетчатых панталонах. И вот - девчонка, Фаншетта, ласкаясь, предлагает мне губы. (Верно. Разные роды любви.)

Я поднял руку, точно останавливая трамвай по требованию.

Волна за волной, и, смешиваясь с лимонадом, проникает в мою душу прилив (пейзаж?).

Выяснить раз навсегда для человечества вопрос о водопадах!

Идея: два друга. Один к концу книги разочаровывается в другом.

Идея: роман через окно.

Идея: постепенный рост центрального героя. Он кончает крупным успехом (М.Ид.)*.

______________

* Мартин Иден.

Об такого человека я не согласился бы вытереть ноги.

Если б все люди опаздывали только на пять минут, жизнь была бы много легче.

История редактора, напечатавшего доклад Раковского, который не состоялся.

Завод-отец.

Несколько человек пишут романы...

- Скелет проклятый!

Самый глупый еврей в Москве.

Квартира была шикарная, как буфет первого класса.

Американизм - работа без пиджаков.

Пильняка я читать не мог - это выше отпущенных человеку природой сил. Я пробовал несколько раз. Я подготавливал себя исподволь, постепенно к мысли, что придется все-таки прочесть, как готовят себя к операции.

Пильняк - мудреный русский писатель.

Французские Пильняки.

А то я тебя в Пильняки отдам!

Человек средних способностей может делать все.

Все это ерунда. Надо писать легче, смелей, без психологизмов. Если это не принято в русской литературе, то тем хуже для нее.

Вот идея романа:

И нам не страшен дьявол сам,

Когда пред черным днем

Он молча бродит по лесам

С коптящим фонарем.

И графство задрожит, когда,

Ночной вздымая прах,

Из леса вылетит беда

На взмыленных конях.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Молчат дома и храмы, задохшись тишиной,

Раз город полон мертвых, кому ж идти домой?

Но мертвые услышат и мертвые поймут,

Поднимутся как туча, пойдут, пойдут, пойдут...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Бальзак - вот школа!

Ужасно! Необходимо читать плохие книги. Я почти ничего не читал этот год. Это вредно.