Алексей Никитин - Окно на базар Страница 19

* * *

Я сидел перед раскрытым окном, смотрел в небо и не видел ничего, кроме неба. Мне казалось, что облака в нем неподвижны, а я лечу им навстречу, быстро и бесшумно. Это плавное движение было почти неощутимо. Только облака, стремительно проносившиеся мимо, позволяли почувствовать, как быстро я лечу... А внизу, подо мной, галдел базар. Я его не видел и видеть не хотел. Базар мне давно и смертельно надоел...

Я больше не смотрел на телефон и не ждал звонка. Звонки не имеют значения. Вот разве что Лена позвонит. Утром я проверял почту. От нее ничего не было. Может, это и хорошо, что она молчит. Я не знаю, что сказать ей и как.

В моей записной книжке на странице с сегодняшней датой тупым карандашом написано: возвращается Потехин. Позвонить.

Не стану я ему звонить. Уже незачем. Я и прежде не слишком хотел его видеть. Хотя, если подумать, было бы из-за чего переживать. Как-то, лет семь назад, я попросил Потехина одолжить мне денег, а он не дал. Сказал, что нету. Ну и Бог с ним.

Нельзя такие вещи годами в голове держать. Да - мы еще в школе вместе учились, да - я не раз выручал его, да - я просил его в первый раз, и деньги были очень нужны. Все так. Ну и что? Не обязан он мне помогать. Ни тогда обязан не был, ни до того, ни после. С Потехиным в то время делил офис один наш общий знакомый. Когда, уходя, я закрывал за собой дверь, то услышал, как он спросил Потехина: "Почему ты не дал? У тебя же есть". На что Потехин ответил: "Так и у тебя есть. Но ты ж не дал".

Я у них после этого несколько лет не появлялся. Забыть им этого не мог. А потом...

Вообще Потехин - работяга. Из тех, кто основывает династии. Копейку складывает к копейке, торгуется по каждому пустяку до мокрого затылка, до синевы, до пены на губах. Наверное, так и должно быть. Такие и выживают. Естественный отбор.

Потехин книжки печатает. Журналы, календари, рекламные проспекты. Все, что бумага терпит. Его бизнес растет и развивается.

Как-то он рассказал мне, что уже несколько лет судится с заказчиком. Заказчик, доктор наук, обнаружил в жизни полупроводников новое явление. Он описал его в статье и в надежде на широкий международный резонанс решил перевести статью на английский и послать ее зарубежным коллегам. А чтоб коллеги видели, что имеют дело с человеком основательным, доктор наук попросил Потехина издать его статью отдельной брошюрой. Потехин брошюру издал, ученый разослал ее всем, кому хотел разослать, но резонанса не последовало. Зарубежные коллеги реагировали вяло и должного восторга не выражали.

Доктор наук много размышлял над причинами неуспеха предпринятой им акции, перечитывал статью, листал брошюру с начала в конец и из конца в начало и таки понял, в чем было дело. Брошюра оказалась некачественно склеенной и рассыпалась. Она рассыпалась буквально в руках, и это, несомненно, помешало зарубежным ученым коллегам оценить всю новизну его подхода и глубину мысли, выраженной в статье. Ученый немедленно высказал Потехину свое неудовольствие. Он потребовал перепечатать весь тираж и возместить ему моральный ущерб.

Видимо, брак был, потому что тираж Потехин перепечатал и даже сделал твердый переплет. Но моральный ущерб возмещать отказался категорически и принципиально. Доктор наук пообещал подать в суд. И подал.

В суде дела у Потехина сразу пошли плохо. От взятки судья отказался и назначил экспертизу, чтобы эксперт представил квалифицированное и обоснованное мнение, есть вина типографии в том, что листы от корешка отделяются при незначительном усилии со стороны читателя, или так и должно быть. Потехин предложил своего эксперта, но судья назначил какого-то постороннего, незнакомого. Незнакомый эксперт также от взятки отказался (Потехин считал, что тому уже было заплачено) и дал такое заключение, что моральный ущерб Потехин смог бы компенсировать только путем публичного самосожжения.

Пока все это длилось, пока назначались и переносились заседания, Потехину несколько раз предлагали решить дело миром: заплатить ученому сколько тот хочет и забыть. Потехин только на адвокатов потратил к тому времени больше. Но он уперся: ни копейки гаду не дам. Ни пяди родной земли... И продолжал платить адвокатам.

Вскоре выяснилась причина принципиальности судьи. Оказалось, что в недавнем прошлом он работал адвокатом, а с ученым доктором был знаком едва не с пеленок. Собираясь переквалифицироваться в судьи, но еще в качестве вольного юриста, он подготовил заявление своего приятеля, а потом, уже как судья, принял его к рассмотрению. Положение Потехина было незавидным. Он несколько раз заявлял отвод судье, но дело, побродив по суду, раз за разом возвращалось все к нему же.

Эту историю Потехин рассказывал мне примерно год назад. Потом он переехал, и, хоть мы изредка перезванивались, с тех пор я его не видел.

Мне вдруг стало интересно, чем закончилась книжная тяжба. И я ему позвонил.

Только за этим, ни за чем больше.

- Привет, Саня, - узнал меня Потехин, прежде чем я назвался. - Слушай, я замотался совсем, ты извини. Еще неделю назад хотел тебе его передать, но тут командировка подвалила. Пришлось ехать. Я его секретарше оставил, а она, кобыла, - забыла... Стихи, да? Кобыла - забыла.

- О чем речь? - не понял я.

- Ну как?! Митька Хвощинский перед отъездом заходил ко мне попрощаться. Письмо для тебя оставил. Просил передать. А я вот... Так что заедешь? Коньячку выпьем.

- Даже не знаю, - протянул я. - Что он мог написать нового? Я и так все знаю. Да и времени нет совсем. Головы не поднять, работы - куча... Знаешь что - сбрось мне его по факсу.

- Тоже дело... Сейчас попрошу - отправят. Как это я сказал? Кобыла забыла? Классно, да?

- Замечательно. Слушай, я давно спросить хочу - твой суд наконец закончился?

- Да, - бархатным баритоном победителя ответил мне Потехин.

- Что, удалось передать дело другому судье?

- Даже в другой суд. Я в нашем районе нашел судью - классного дядьку. Подошел, переговорил с ним. Так и так... Потом потребовал передать дело в суд по месту регистрации моей фирмы. Передали. И оно, ну чисто случайно, попало к этому судье. Судья опять назначил экспертизу, но уже у другого эксперта. А я теперь все знал заранее. И шел на шаг впереди. Я с этим экспертом поговорил, и он дал заключение, что книжка нормальная, читать можно. И суд присудил... Все по справедливости.

- А если апелляцию?..

- Пусть подает. Двести гривен пусть положит и подает апелляцию. Только он в это дело полез не для того, чтоб деньги тратить, а совсем наоборот срубить хотел деньжат. По-легкому. А тут такой облом вышел... Нет, деньги тратить он не готов. Но зато теперь... Я с заказчиками терпелив и вежлив: "Так хотите? Пожалуйста. Не хотите - уберем. Опять хотите - вернем, как было". Но судиться, Саня, я по своей воле никогда больше не стану.

- Не понравилось, значит... Ну, ладно. Не забудь письмо переслать.

- Сейчас скажу... Кобыла - забыла... Так что, приедешь коньяку выпить?

- Не сегодня. Правда, работы много.

Через пять минут я держал в руках Митькино письмо.

"Dear Davidov, - писал мой друг Митька. - Думаю, ты уже все понял. Если еще нет - свяжись с Дружининым. И не психуй. Это всего лишь бизнес. Кстати, довольно плохой - и для тебя, и для меня. Нас задавили, ты же это знаешь. В тупик мы попали оба, а выйти из него мог только один - Боливара, как всегда, подали одноместного. Я первым заметил выход. Я вышел.

Удачи.

Dim.

Ленке передай, что я свяжусь с ней позже".

Написано было, как всегда, на бегу, торопливо и не слишком внятно. Но зато - легко и быстро. Р-раз, и отрезал. Как все, что делал Митька. Да, записка была в его стиле. Но в целом эта история - нет. Личность более сильная и амбициозная угадывалась за ней. И чем дольше я вертел в руках клочок факс-бумаги, чем внимательнее разглядывал Митькин почерк, тем больше я думал о Лене.

Я снял трубку, чтобы еще раз позвонить Потехину, но тут же сообразил, что не ему надо звонить, а Слепцову. В кармане пиджака нашлась его мятая визитка.

- Скажи, Вася, - спросил я Слепцова через минуту, - помнишь, ты говорил, что видел Леру. Первую жену Мити Хвощинского?

- Да. И даже разговаривал с ней около часа.

- А она не говорила, где сейчас живет?

- Да только об этом и говорила. У нее родственники в Греции отыскались. К ним она и уехала. Так что Лера теперь гордая гречанка. Или как там у них - единая европейка...

Я закрыл окно и собрался уходить. Мне больше нечего было делать в конторе. Зато было, что сказать Лене.

Только, прежде чем звонить ей, я решил проверить почту. Что-то подсказывало мне, что она все-таки ответила.