Кирилл Столяров - Казус Страница 2

За три года Кеша написал одиннадцать больших романов, посылая неутомимого Максима Максимовича во все горячие точки нашей многострадальной планеты. В Африке Исаев отыскал убийц Патриса Лумумбы и отомстил за него, в Греции подобрал ключи к насквозь прогнившему режиму черных полковников, в ФРГ мимоходом выловил террористическую банду Баадер-Майнхоф, в Португалии покончил с Салазаром и обеспечил демократическое преобразование страны, а во время войны во Вьетнаме под видом буддийского монаха в самый критический момент возглавил сайгонское революционное подполье. Фрося до такой степени зачитывалась романами мужа, что потеряла интерес к кино. Несмотря на это, все толстые журналы будто сговорились между собой и почему-то не хотели печатать художественное творчество писателя И. К. Парахнюка.

Однако свет не без добрых людей, и Кешиной прозой заинтересовалось районное начальство. Еще со школьных лет Кеша сдружился с Афанасием Парамонычевым, который давным-давно вышел в большие люди и заправлял районной сельхозтехникой. Он-то в поездке по колхозам как бы между прочим подсказал председателю райисполкома, что бывший учитель Парахнюк пишет увлекательные романы. "Нельзя ли что-нибудь почитать на досуге?" - живо отреагировал председатель. Афанасий Парамонычев без проволочек примчался к Парахнюкам и на свой вкус взял два романа - про Бормана и про Салазара, после чего все они десять дней пребывали в состоянии томительного ожидания.

Ни Фрося, ни Кеша, ни даже близкий к верхам Афоня Парамонычев не знали и не могли знать мыслей председателя райисполкома. А между тем. тот в последнее время много думал о литературе. И отнюдь не случайно. За год до знакомства с творчеством Парахнюка он присутствовал при одном серьезном разговоре о дальнейшем развитии культуры и услышал острую критику в адрес руководителей области, а зимой съездил в Исландию и окончательно решил, что нужно срочно принимать меры. Надо же, Исландия - маленькая страна с населением двести тысяч человек, а писателей ровно две тысячи. У него же в районе почти сто тридцать тысяч душ и ни одного писателя. Вывод напрашивается сам собой: нам крыть нечем! Если начнут всерьез проверять, то справедливо снимут стружку. Собственно говоря, дело даже не в стружке. Обидно, что по всем статьям район передовой, а в этом отношении плетется в хвосте.

Прочитав оба романа, председатель пригласил Парахнюка к себе.

- Рад, рад с вами познакомиться, Иннокентий Кузьмич, - приветливо произнес он, усаживая Парахнюка в кресло. - В целом ваши романы мне понравились. Понакручено-понаверчено черт-те что, но, признаться, местами здорово забирает, не оторвешься . . . Вы как, на критику не слишком обижаетесь?

- Не обижаюсь, - ответил польщенный автор.

- По образованию я ветеринар, но, знаете, люблю читать, так что есть кое-какая база для сравнения. Поэтому мне бросились в глаза отдельные несуразности. У вас все американские и западноевропейские политические деятели изъясняются языком героев Шукшина . . . И еще, пока не забыл, два слива о женщинах. Маловато у вас женских образов, а те, что есть, - все на одно лицо. Отрицательные - обязательно голубоглазые блондинки с длинными ногами, а положительные - среднего роста, застенчивые, с грустными карими глазами.

Парахнюк сконфузился и покраснел.

- Да вы не обижайтесь, я критик доброжелательный, - продолжал председатель райисполкома. - Советую вам, Иннокентий Кузьмич, углубленно работать над собой и совершенствовать писательское мастерство... Кстати, почему вы все заграницу описываете и не работаете на местном материале? У нас в районе всякие люди есть, и подлинные герои нашего времени, и подлецы первостатейные. Может быть, попробуете описать районную действительность?

- Попробовать, конечно, можно, но я специализируюсь на детективной тематике, - робко заметил Парахнюк.

- Ну и на здоровье. Я дам указание прокурору и начальнику милиции, чтобы они познакомили вас со своей работой. Уверен, что у них найдется много интересного. Повторяю, работайте над собой и пишите каждую свободную минуту . . . Как вы устроены в материальном отношении? - Живу на пенсию по инвалидности.

- М-да, на вашу пенсию с такой семьей прожить сложно, - сочувственно сказал председатель райисполкома. - Мы тут посоветовались с товарищами и решили вас поддержать. Зайдите к директору мясокомбината и переговорите с ним. . . А на прощанье у меня к вам просьба: дайте еще что-нибудь почитать. Сплю я неважно, переутомился, и перед сном мне во что бы то ни стало нужно переключаться . . .

На мясокомбинате Парахнюка нежданно-негаданно оформили заведующим постановочной частью клуба с окладом сто двадцать рублей, без обиняков поставив в известность, что все его служебные обязанности ограничатся получением заработной платы, которая выдается шестого и двадцать первого числа каждого месяца.

Сперва Фрося обрадовалась тому, что в доходную часть семейного бюджета вольется новая живительная струйка, но Кеша решил по-своему, направил зарплату на цели беспрестанного возбуждения писательского воображения и с той поры писал романы еще сноровистее. Мужчина он был крепкий, и водка по-настоящему его ни разу не забирала. И то хлеб, утешилась здравомыслящая Фрося, другой бы спился с круга, а мой проглотит стопочку и тут же берется за роман. У детей перед глазами пример трудолюбия, и семья не рушится. А что питаются скромно и обходятся без обновок, так это в жизни не главное. Поскольку к этому времени Фрося изрядно запуталась в долгах, ей пришлось уйти с делопроизводителей военкомата и устроиться на мясорыбный склад, где ее соседка и ближайшая подруга Броня Новак работала старшей кладовщицей мясной группы. Жить стало чуточку легче, и Фрося окончательно успокоилась. А тут вдруг прогнали Жибоедову. Вроде бы все одно Фросе, кто над ней в складе начальником, но Броня ее так напугала, что аж поджилки затряслись. "Попадется, бывает, паразит, станет деньги с нас требовать на пьянки и гулянки, что тогда делать, подруженька? - в панике причитала Броня. - Начнем мухлевать - ей-ей угодим на скамью подсудимых. .:. Не захотим мухлевать - выгонят в шею. На что жить станем?"

Чем плохо Фросе - не с кем посоветоваться. Кеша ничем, кроме романов о Максиме Максимовиче, не озабоченный, Фросины заботы ему до лампочки, вот и приходится решать все самой. В старину говорили: у нас не в Польше, муж жены больше. А нынче, как женщин в правax уравняли, так все пошло в обратную сторону. Поди пойми, лучше бабам стало или хуже прежнего? Тут Фрося пригорюнилась, всхлипнула и ладошкой вытерла выступившие слезы.

Два месяца во главе мясорыбного склада стояла Жибоедовская замша Полина Герасимовна, а затем назначили к ним заведующим отставного военнослужащего. Новое начальство оказалось малюсенького росточка, с седым хохолком и рыхловатым, красного цвета носом. "Майор Рукосуев, Степан Егорович!" представился он своим подчиненным и пожал руку каждой в отдельности. Фросе майор понравился, а вот Броне Новак - наоборот.

- Фроська, мы пропали! - жарко зашептала Броня, в обед забежав к подруге. - Видала, какой у него нос? - Ну и что с того? Может, отморозил. . .

- Ты в своем уме? - Броня выпучила глаза. - Он же ярко выраженный алкаш и проходимец! Одна его фамилия чего стоит! - Тебе и фамилия не по сердцу?

- А ты как думала! Рукосуев. . . Сует, значит, руки повсюду. - Знаешь, Бронь, обожди прежде времени вывод делать, - успокоила ее Фрося. - Я сама боялась, а этими днями пригляделась, и пропала моя тревога.

- Нет, Фросенька, надо что-то придумать, а не ждать у моря погоды, заспорила Броня. - Я тут напору с Василисой Тихоновной кое-что надумала.

- Расскажи, - бесхитростно попросила Фрося. - На химзаводе при отделе рабочего снабжения тоже склад есть. Только он не чисто продуктовый, а смешанный, и ведает им старик Блинов, который сейчас в больнице от рака загибается. Люди говорят, что ему жить считанные дни. Поняла? - При чем тут химзавод и старик Блинов? - Эх, ты, горе луковое! Если Жибоедиху возьмут туда главной, она нас с тобой запросто к себе перетянет! - Хорошо бы . . . А она на то согласна?

- Василиса Тихоновна берет нас хоть сегодня, только в другом заминка: ее самое туда не берут. - Почем ты знаешь?

- Она мне вчера призналась. Была. говорит, у замдиректора химзавода, а тот рожу скривил и даже Василисину трудовую книжку смотреть отказался. О вас, Жибоедова. отзываются, мол. не лучшим образом, поэтому толковать не о чем.

- Жаль . . . - Фрося вздохнула. - Сердечная она женщина. а потом, привыкли мы к ней.

- На твое жаль сала не накупишь, - философски заметила Броня. - Не ахать надо и не сочувствие выказывать, а помочь Василисе Тихоновне . . . Она из тех, кто доброе долго помнит. - Я бы рада, Бронечка, да что я в силах? - Ты. Фросенька, мужа своего попроси, - подсказала Броня. - Твой Иннокентий Кузьмин друг-приятель с Парамонычевым, а тот, сама знаешь, через стенку живет с директором химзавода. Если Парамонычев в удачную минутку замолвит словечко за Жибоедиху, то дело в шляпе.