Юрий Визбор - Песни делает время Страница 2

Таежные задумчивые реки

И кедров величавых высота...

Наверно, друг, отныне мы навеки

Запомним эти дивные места.

Сроднила нас нелегкая работа,

Великие и дерзкие дела.

Одна мечта, одна у нас забота,

Чтоб сквозь тайгу дорога пролегла.

П р и п е в:

Ни дождь нам, ни ветер не страшен,

Уходим в зеленую даль.

Байкало-Амурская наша

За нами идет магистраль.

Во все века для нас, первопроходцев,

Дороги ровной не было и нет.

Бывает так, что тучи скроют солнце

И ветром снова встретит нас рассвет.

Ни рук своих, ни сердца не жалея,

Мы вновь идем в атаку на тайгу...

В поэму строек мы вписать сумеем

Стальной дорогизвонкую строку!

П р и п е в.

Как будто здесь все гладко. Даже образ есть в конце песни "стальной дороги звонкую строку". А песня пустая, бездушная. Формальная. Весь набор присутствует - реки, кедры, рассветы, ветер, работа, мечта, дорога, атака на тайгу. И не сказано ровным счетом ничего. Потому что здесь полностью отсутствует хоть какое-нибудь авторское отношение к описываемому предмету, и не видно ничего за словами. Слова есть. А песни нет.

Как-то получается, что сплошь и рядом "специальные" песни, написанные именно про эту дорогу, написанные именно про эту стройку, не вызывают интереса именно на этой дороге, именно на этой стройке, не говоря уже о местах иных. Может быть, просто авторы неправильно, узко трактуют задачи, поставленные перед ними? Может быть, во главу угла следует ставить не объект строительства, сколь бы велик он ни был, а человека, создающего этот объект? Но это трудней. Человека нужно знать. Чувствовать его. Полюбить его. "Лихие и неунывающие" ребята, равно как и "первопроходцы", случались у нас во все времена, на всяких стройках. И даже они, по моему наблюдению, встречаются не только на стройках. Попадаются и в селах. Встречаются в авиации. Работают в редакциях. Добывают уголь. А на БАМе работают бамовцы, и у них есть что-то свое, неповторимое нигде, у них есть своя работа, свои трудности, свои праздники, свое мироощущение. Они отдельные, как отдельна каждая интересная и большая стройка, как индивидуален каждый человек, посвятивший свои молодые лета всенародным делам. Поэтому не поются песни, в которых от девяти до двенадцати раз повторяется как оправдание слово "БАМ", повторяется как некое логопедическое упражнение. А БАМ все просит передать по радио пахмутовскую "Надежду". Ни слова там про БАМ, а бамовцы считают песню своей. Никаких торжественных елей, атак на тайгу, первопроходцев, никакой трескотни, а песня про БАМ. Вот какие бывают случаи.

Про что песня? Про что? Вот незабвенные фатьяновские стихи:

На солнечной поляночке,

Дугою выгнув бровь,

Парнишка на тальяночке

Играет про любовь.

Про то, как ночи жаркие

С подружкой проводил,

Какие полушалки ей

Красивые дарил.

Играй, играй, рассказывай,

Тальяночка, сама,

О том, как черноглазая

Свела с ума.

Так про что эта песня? Про войну. Про жаркое народное чувство, про тоску о послепобедной встрече. И про то, что скоро будет бой, а парнишка замкнет на нехитрый ремешок меха своей тальяночки и пойдет вперед, повинуясь зычной команде взводного. И опустеет и поляна, и пенек, на котором он сидел... или где он там сидел? На пеньке, точно. В тексте нет этого пенька, а в песне есть. И есть настоящий патриотизм, и есть боль за Родину, по которой еще расхаживает сапог оккупанта, и есть в этой песне все, что есть в настоящей русской поэзии. Вот какие случаи бывают с песнями. И поэтому, хоть тысячу раз повтори слово "БАМ" и присовокупи к этому тайгу, реки и прочее, не станет это ни песней, ни поэзией. А тихие слова "Надежды" без громких восклицаний и разудалости несут в себе поэтический заряд, который можно отождествить с собой. И житейский вздох - "Вот мы и оторваны от дома" - начинает верную, сердечную интонацию всей песни, сложенной одним человеком для другого. И почему-то именно этот личностный, индивидуальный телеграф душ превращается в разговор для всех. Еще один пример: абсолютно "авторская", почти исповедальная песня Р. Рождественского и М. Фрадкина "За того парня" дала толчок мощному патриотическому движению. А когда же происходит обратный процесс и поэт-песенник пытается одновременно говорить с тысячами, то часто в итоге получается, что это не обращено ни к кому. Массовая песня хоть и исключает интим, но не исключает сердечности. Она целиком зависит и от авторской мысли, и от авторской страстности, и от авторской гражданственности. Такова, очевидно, ее природа.

Сердце на фальшь не откликается.

Очевидно, песенная публицистика может иметь много разнообразных адресов. Не только стройки и дороги попадают в ее поле зрения, но и важные движения в духовном построении человека. Это песни, которые берут на себя смелость пофилософствовать над ходом жизни человеческой, разобраться в кипении страстей, дать мудрый совет.

Вот и песня В. Гина, которая так и называется "Твой характер" (Сборник "Песня-75, март", редактор Д. Финко). Прочитаем внимательно ее текст.

Если огнем полыхает закат, - пишет В. Гин, - то значит, жди ветра с утра. Как говорится, народная примета. Далее: Если глаза твои в окна глядят, то значит, в дорогу пора. Вот уж совершенно не значит. Если грустен, то это пройдет, как в мае проходят дожди. По моим наблюдениям, дожди в мае не проходят, а только начинаются. Но если устал и духом упал - значит, удачи не жди. Вот те раз! Люди устают и еще как устают, а все ждут удачи. Хорошо, что они, возможно, не знают того, что открыл В. Гин.

Это был первый куплет. Второй.

Если ты в жизни друзьями богат, - (это очень справедливо, потому что в смерти быть богатым друзьями нельзя), - то лучшей не надо судьбы. Совершенно необязательная зависимость. Друзья показатель общительности, а общительными бывают, как мы можем догадаться, не только положительные герои. Если любовью, как солнцем объят, - не отдай ее без борьбы. Неясно. Почему надо отдавать любовь, хотя бы и с борьбою? Если так ставится вопрос, то выходит, что предполагаемая любимая не так уж склонна к тому, чтобы лирический герой был "любовью, как солнцем объят". Кто кого любит? В чем проблема? Почему нужно отказаться от любви, предварительно поборясь? Неясно. Бессмысленно. В третьем куплете поэт совершенно неожиданно дает весьма практический совет: Если почетом везде окружен, то хмель от себя отведи.

Много нелепостей в этой песне. Но печальней всего отсутствие мудрости. Я далек от мысли делать для автора этой песни какие-то обидные выводы, да и права за собой такого не желаю иметь, знаю, что он сочинитель нескольких хороших песен, но несерьезность рассмотренного произведения только удивляет.

Еще более удивительные открытия можно сделать в двух текстах М. Рябинина на музыку Е. Барыбина, один из которых озаглавлен по-библейски незатейливо "Все приходит" ("Песня-74, сентябрь", редактор Э. Финкельштейн), а второй коротко и ясно - "Это так" ("Песня-75, июнь, ред. А. Юсфин). Цитирую оба текста строчку за строчкой.

"Это так": Под луной ничто не вечно. Это так.

"Все приходит": Все приходит и уходит (так и хочется добавить: а в тюрьме моей темно).

"Это так": Ох, как время быстротечно. Это так.

"Все приходит": Но жить на свете нам не зря дано.

"Это так": Оглянуться не успеешь - это так. Ты уже чуть-чуть стареешь - это так.

"Все приходит": Мы на то и люди, что живем и любим.

"Это так": А земля все так же молода и еще прекрасней с каждым днем.

"Все приходит": Мир огромен и прекрасен, небосвод над нами ясен.

"Это так": Ла, ла, ла.

"Все приходит": Лай, лай, лай.

Честно говоря, просто теряешься от обилия и щедрости образов, мыслей, рифм, от замысловатости приемов. И какая невыносимая бодрость - лай, лай, лай! И какая железная логика "Человек, для других живи, будешь достоин большой любви!" Вот он, наконец, раскрыт секрет настоящего чувства! Которые не для других - те могут и не стараться.

Я пытаюсь представить себе аудиторию, которой были бы просто милы рассматриваемые строки. Кто какую глубину откроет в том, что "мы на то и люди, что живем и любим?". Кто, бродя бессонными ночами по мокрому асфальту, будет в радостном исступлении шептать "жить на свете нам не зря дано"? Что это вообще означает? Как будто не было до М. Рябинина ни Исаковского, ни Есенина, ни Прокофьева, ни Фатьянова.

Есть песни-однолетки. Они создаются, не претендуя ни на что большее, чем на самих себя. У этих песен есть точный круг своих возможностей, круг задач, точный жанр. Они, как верные солдаты, служат свой срок и демобилизуются. Так ушли популярные один-два сезона "Мой Вася", "Тишина", "Чудо-песенка", "Подмосковный городок", "Ну что тебе сказать про Сахалин"... Их уже никто не поет, но их приятно вспомнить. Под раскидистыми кронами "Подмосковных вечеров", "Я люблю тебя, жизнь", "На безымянной высоте", "Течет река Волга", "Московских окон", "Песни о тревожной молодости" равноправно произрастали и однолетние цветки. Но рассматриваемые песни - не цветы. И не трава.