Кани Джеронимо - Имена Страница 2

Егору захотелось пить.

- Д-а-й-т-е-м-н-е-в-о-д-ы... - попросил он.

"Разве вода была когда-нибудь такой вкусной? Может быть, у них тут какие-то источники... подземные..."

В каждом движении было что-то приятное.

"Да, господи, да что ж такое? Еще пить..."

-Д-а-й-т-е-м-н-е-е-щ-е-в-о-д-ы... - снова попросил Егор.

Он выпил второй стакан, не останавливаясь.

"Вот оно! Как мне хорошо."

В горло резко ударил комок. Видимо на его лице, что изменилось. А может, Миша с Сергеем и так по опыту знали, что сейчас должно произойти.

- Блядь, бери его по руку! И в сортир его. Если он наблюет здесь, я заставляю тебя это сожрать! - это Миша кричал Сергею.

Егора вовремя успели дотащить до туалета. Как только он оказался возле унитаза его начало рвать.

"А это не так уже хреново... - подумал Егор, созерцая свою блевотину в унитазе. Поблевать еще что ли?" Егора снова вырвало.

Он попытался встать. Ноги обмякли и не подчинялись хозяину. Ужасно хотелось пить. Он дотянулся до крана в ванной и стал пить. Казалось, он мог выпить несколько литров, и все равно было бы мало.

Его снова вырвало. На этот раз в ванну.

Егор во второй раз попытался встать. Ему это удалось. Чуть- чуть шатало, но все-таки он стоял. "Жарко тут..." Егор начал стягивать с себя свитер. Оголив торс, ему ничуть не стало прохладней.

Полная моральная независимость.

"Как прекрасен мир. Теперь я понимаю, почему везде кричат, что наркотик - это дерьмо. Так всегда было. Эти суки всегда прятали от нас самое лучшее, чтобы им больше досталось. Это МОЕ! Я остаюсь." Егор тихо засмеялся. Ему было очень хорошо и весело от собственных мыслей. "Я же чертовски умный человек!"

Егор сел на край ванны и стал улыбаться своему отражению в зеркале.

[2]

Когда Гоша был еще маленьким мальчиком, он любил наблюдать за проходящими товарными поездами и считать, сколько вагонов в каждом из них. Цистерны, платформы с машинами и тракторами, контейнеры... Позднее он даже завел тетрадку, в которой записывал номера поездов и количество вагонов в каждом из составов. Некоторые машинисты узнавали большеглазого мальчишку и сигналили, приветствуя его. Гоша тут же сбивался со счета и начинал радостно махать ладошкой в ответ.

С тех пор прошло почти четырнадцать лет. Теперь Гоше было двадцать. И он не совсем понимал, почему детские воспоминания приходят как раз тогда, когда их совсем не ждешь. Почему вообще все - и хорошее, и плохое - приходит именно тогда, когда ты этого не ждешь?

- Двадцать семь... Двадцать восемь...

Наконец поезд прошел. Гоша потер озябшие руки, засунул их поглубже в карманы легонькой курточки и, ловко перепрыгивая через рельсы, направился в сторону ближайшей станции метро.

В институт Гоша поступил без особых проблем. Но учиться там долго не смог. На втором курсе декан вызвал его к себе.

- Послушай, Гоша, ты же хороший парень. Способный... Почему ты так относишься к жизни?

Гоша сидел молча, уставившись в грязное пятно на линолеуме.

- Эх Гоша, Гоша... Почему ты молчишь все время? Сказал бы что-нибудь? Молчишь? Ты знаешь, что ты кандидат на отчисление?

- Знаю, - ответил Гоша, не поднимая глаз.

- И что ты думаешь по этому поводу?

Гоша на секунду задумался. Потом сказал:

- Алексей Алексеевич, можно я пойду.

От неожиданности декан приоткрыл рот.

- Иди, - почти шепотом ответил он.

Гоша поднялся со стула и направился к двери. Уже выходя из кабинета, в дверях, повернувшись в пол оборота, он произнес:

- Я зайду как-нибудь... за документами. До свидания Алексей Алексеевич.

Гоша прошел по коридору и вышел на улицу. С монолитного неба падал снег. Гоша посмотрел вверх: серые тучи заволокли небо так, что солнца не было видно. "Ничего удивительного, - подумал он. - Кругом одно дерьмо. А закончиться это - появится новое. Оно никогда не кончится. Поэтому надо либо самому становиться дерьмом, чтобы держаться на плаву. Либо оставаться человеком и тонуть."

Острые снежинки падали на лицо. Он бы так стоял еще довольно долго, если бы одна из снежных звездочек, падающих с неба, не попала ему в глаз.

- Черт... - выругался он, прижав ладонь к пострадавшему глазу.

Никакой смертельной травмы глазного яблока не было. Не было даже кратковременной боли, или временного неудобства, которое появляется, если в глаз попадет ресница. Гоше просто хотелось пожалеть самого себя. И хоть он никогда себе не признавался, что он был брошен всеми, он действительно был одиноким человеком.

Вскоре крыльцо опустело. Началась лекция. По привычке, Гоша спрятал руки в карманы куртки - перчаток он не носил, по неизвестной даже ему самому причине - и пошел прочь от института, студентом которого он уже не был. "Кругом снег, а люки как спасительные островки. Чернеют то тут, то там. Только они не покрыты снегом. А если сравнить снег с дерьмом, то канализационные люки - это Ангелы. Потому что только они могут защитить себе от дерьма, - размышлял по пути Гоша."

На метро Гоша доехал до центра. Нашел кафе, в котором работала Дана, и зашел внутрь с обратной стороны здания через служебный вход, на двери которого висела табличка "Только для персонала".

Дана сидела на столе, широко разведя ноги, а перед ней стоял какой-то парень в обтягивающей белой майке с короткими рукавами, подчеркивающие его мускулистые руки. Он обнимал Дану за талию, а она, обвив его шею руками, жадно вылизывала его ухо, иногда засовывая свой язык внутрь.

Предательство - последнее прибежище патриотов.

Гоша стоял, и смотрела на все происходящее, ничего не делая и не говоря. Он бы, наверное, и ушел так же молча, если бы парень его не заметил.

- Эй! Тебе чего? - окликнул он Гошу.

Дана посмотрела испуганными глазами на Гошу.

- Иди, - ласково попросила она парня, проведя рукой по не менее мускулистой, чем его руки, груди. - Я потом тебе все объясню.

Парень улыбнулся Дане. Потом перевел взгляд на Гошу, и улыбка превратилась в издевательскую усмешку. Было видно, что Дана для него лишь очередная девушка, с которой он переспит, а потом выбросит ее.

Он вышел.

- Не смотри на меня так, будто я во всем виновата... - начала Дана, как только дверь за парнем закрылась. Она спрыгнула со стола и подошла к Гоше.

Гоша молчал. Дана попыталась прикоснуться ладонью к его лицу. Гоша перехватил ее руку и отстранил.

- Ты сердишься?

Гоша молчал.

- Ты меня не простишь?

Гоша вдохнул и с шумом выпустил воздух.

- А должен? - спросил он.

- Не знаю, - пожала плечами Дана. - Тебе решать.

Гоша ничего не ответил. Они помолчали немного. Потом Гоша, вдруг, сказал:

- Ладно... Я пойду...

Он повернулся, чтобы уйти, когда Дана спросила его:

- А ты зачем приходил?

- Какая теперь разница, - помолчав немного, ответил Гоша.

- Что-то случилось? - с наигранным беспокойством спросила Дана.

- Нет. Что ты? Все хорошо.

- Если все хорошо, то зачем тогда надо было приходить? - Дана заплакала. - Это ты во всем виноват! Я не хотела с тобой расставаться! Если бы ты не пришел, то ничего бы и не узнал! И все было бы нормально. Это ты виноват!

- Хорошо... Я виноват. Только не плачь, - Гоша никогда не знал, что делать и какие слова говорить, когда кто-нибудь плакал.

- Зачем ты пришел?! - у Даны начиналась истерика.

Гоша обнял ее за плечи и прижал к себе. Дана била его в грудь и постоянно повторял одно и тоже:

- Зачем? Зачем ты пришел? Зачем...

Через минуту она начала успокаиваться.

- Что теперь будет? - окончательно придя в себя, спросила она Гошу, разглядывая его лицо, и прекрасно понимая, что так близко видит это родное лицо, с выразительными скулами и грустными глазами в последний раз. Она понимала, что на самом-то деле, ничего более родного у нее в жизни больше не будет.

- Найдешь себе парня. Не этого, - Гоша кивнул на дверь, в которую вышел парень в белой майке. - А хорошего. Красивого. С зелеными глазами. Он будет тебя любить. А ты его. И все у вас будет хорошо.

- А ты?

- А я? - Гоша задумался. - А что я? Я ничего. Со мной тоже все будет в порядке.

- А ты меня любил когда-нибудь?

Гоша перестал обнимать Дану. Посмотрел на нее. Аккуратно вытер ей слезы. И пошел к выходу.

- Так любил или нет?!

- Слишком много вопросов для одного дня, - ответил он.

Как только он вышел, Дана села на пол и заплакала, как плачут матери, по не вернувшимся с войны сыновьям.

Гоша поехал в свой уже бывший дом, туда, где он жил с Даной. Это была ее квартира. Она досталось ей от бабушки, которая случайно, а может по причине старческого маразма, вписала в завещание внучку, которую за всю свою долгую жизнь видела только в младенчестве, когда та только родилась. Как бы там ни было, после смерти бабушки, Дана ушла из дома родителей и поселилась в квартире, ставшей ее собственностью. А еще через полгода она жила там уже не одна, а с Гошей. Дана не знакомила его со своими родителями. А он не знакомил ее со своими. Но не потому, что не хотел, а потому, что он сам с ними не был знаком.