Юрий Пупынин - Оперативная психология Страница 2

- Почему обман? Бывают группы устойчивые, с продолжением! Никогда не кончаются они, пока жив человек. Например, окончил ты политехнический, стал инженером - и привет! Будешь теперь входить в социальную группу инженеров, пока не помрешь!

- А если запью? - пошутил Игорек.

- Будешь-будешь, не сомневайся! Просто внутри нее переместишься в подгруппу пьющих инженеров. Впрочем, не дай тебе Бог!

- Н-да! Слушай, а как тебя зовут?

- Альберт! Альберт меня зовут, - громко и даже с некоторым вызовом произнес лейтенант. - В честь Альберта Великого, знаменитого алхимика и философа, назвала меня химичка мать.

- Да я ничего, неплохое имя, - пробормотал Игорек. - Известное. А теперь, Альберт, все-таки скажи: а зачем? Зачем нужна эта классификация, пропади она пропадом?

- На самом деле от нее громадная польза, прямая и косвенная! Ты человека в первый раз видишь и, следовательно, ничего о нем не знаешь. А если тебе известно, в какую он входит группу, значит, ты о нем все-таки знаешь! Хотя бы кое-что.

И ты... - Вот тут Альберт остановился и огляделся, даже под скамейку заглянул. - И ты сможешь им манипулировать!

И смысл слов был неожиданным, и сказано было это так горячо, что Игорек вздрогнул.

Это было уже после третьей бутылки рислинга, иначе Игорек был бы более осторожен. И не попал бы через какой-нибудь час в неприятную историю.

- Как... это?

- Простейший пример: заходишь в троллейбус, говоришь - как это говорится? - а, вот: предъявите ваши билетики, граждане! Конечно, не у всех пассажиров полетит душа в пятки, но все так или иначе окажутся в напряжении. Таким образом, ты их всех переволновал! Ясно, что ты не контролер, поэтому дальше надо как-нибудь выкручиваться (только не говори, что пошутил, - по шее накостыляют). Посмотри вокруг, покивай тем билетам, которые народ успел или соизволил показать, и выходи на первой же остановке. Тем не менее результат налицо: ты, бродяга и незнакомец, заставил всех испытать неприятные ощущения. Важно, что ты смог моментально воздействовать на людей, исходя из минимума информации: только зная об их принадлежности к определенной социальной группе. Ну, и что теперь твой Аргус? Где он? Куда подевался? Поджал хвост! Ну что, легче тебе стало? - продолжал лейтенант. Ты пойми, с Аргусом можно сладить, надо лишь постоянно делить его на части, то есть на группы! А потом из них можно вить веревки! Хочешь проверить?

Вопрос бил прямо в цель. Зависимость от Аргуса уже тяготила. В последние дни уже с самого утра мучился Игорек тем, что ничего не сделал для человечества, глядящего на него всеми своими людьми. Он целый день лежал на кровати, не хотел выходить на улицу.

Но лежать тоже было нехорошо, душа наполнялась стыдом. Что же ты лежишь? Что же ты убитого горем из себя корчишь, грубо говорил он себе, прекрасно понимая, что ничего этим не добьется, и гнев только углублял стыд, а стыд вновь порождал гнев.

Все вокруг как-то решали проблему соединения себя и человечества, пора и ему! И вот теперь сам Аргус прислал ему человека, помогающего разобраться в человечестве с помощью таинственной и умной науки психологии.

"О лейтенант! Ты - генерал! - думал Игорек. - Я твое войско, веди меня в атаку".

- Давай проверим! - твердо сказал Игорек. - Прямо сейчас. Вон идет троллейбус.

Лейтенант кивнул.

- Только давай усложним задачу, - сказал он. - С пассажирами троллейбуса все элементарно. Но тут всего семь остановок до Эрмитажа. Давай проделаем опыт с посетителями музея?

- Конечно, проделаем, Альберт! - запросто согласился захмелевший Игорек.

В троллейбусе он слегка насмешливо поглядывал на пассажиров, представляя себе, что мог бы, набрав побольше в грудь воздуху для громогласия, вдруг напугать их: "Граждане, ваши билетики!!" И ведь действительно этот Игорьков Аргус слегка поджал хвост, поскольку Игорек почувствовал, что сейчас может смотреть в глаза нескольким людям одновременно, а не натыкаться на их взгляды по отдельности. Ехал он, и спина его постепенно распрямлялась, плечи разворачивались, а лейтенант Альберт, горя энергичными глазами и приглушая голос, уверял его, что психология может все.

- Будущее за нами! За оперативными психологами! Мы спасем мир, мы объясним ему, какой он без нас был дурашка! Мы ткнем человека носом в его настоящее счастье!

Игорек воодушевлялся, и, когда они взбежали по ступеням Эрмитажа, он был полон решимости провести такой эксперимент, после которого уже не было бы дороги назад. Фраза: "Граждане, ваши билетики!" - тут не годилась. Мелкий розыгрыш, жалкое фиглярство. Нужно было найти что-то посерьезнее.

Они быстро шли по залам, ища посетителей. Музей уже закрывался. Альберт, к своему удивлению, то и дело отставал от младшего, но просто летящего по паркету Игорька.

Взгляд Игорька упал на большой деревянный ящик, из которого свешивались груды огромных фланелевых тапок с завязками. Тапки были плоские, как блины. Это был вход в какую-то не то золотую, не то серебряную кладовую. Даже паркет в этой кладовой был инкрустирован полудрагоценными камнями и практически бесценен. Впрочем, сегодня кладовая была закрыта.

Игорек нахмурился и вдруг радостно засмеялся. Он взял под мышку несколько пар тапок, а на вопрос лейтенанта бросил:

- Пригодятся!

Альберт высоко поднял правую бровь, стараясь догадаться, и они понеслись дальше. Наконец вдали они увидели четырех человек: трех мужчин и женщину - и пошли шагом. Те стояли в зале Рембрандта и были очень похожи на семью: муж, жена и два высоких сына студента. Только говорили они не по-русски. Они рассматривали "Портрет ученого", и старший посетитель был чем-то похож на погруженного в тайны рукописи и чуть приоткрывшего рот в изумлении героя портрета.

Игорек с сожалением махнул рукой, а лейтенант горячо зашептал ему в ухо:

- А что? А что? Давай проведем эксперимент над иностранцами! Это, кстати, прекрасно докажет, что даже национальность и язык не являются препятствиями!

Игорек, соглашаясь, начал вслушиваться в чужестранную речь.

- Ох, - воскликнул он с досадой, - немецкого-то я не знаю!

- Ничего! Я помогу для начала! Пару слов сказать по-немецки для меня не проблема, - торопливо дошептывал лейтенант.

И смело и решительно, выставив вперед черный искрящийся сапожок, он крикнул:

- Хальт! Хенде хох!

Игорек просто опешил. Он так и не понял, хотя не раз размышлял потом над этим странным случаем, глупость ли свою показал Альберт этими словами или же это был парадоксальный психологический ход.

Старший мужчина моментально воздел руки вверх, возможно, не впервые в жизни слыша такие слова. Супруга его (если это была она) растерянно протянула руки к лейтенанту, словно показывая, что в них ничего нет. Молодые люди рук вообще не подымали. Один молодой человек растерянно улыбался, а второй был серьезен.

На неуклюжем английском Игорек пустился в объяснения.

- Вы вчетвером, - говорил он, - то есть вы, вы, вы и вы, нарушили важное правило, существующее для посетителей Эрмитажа. Вы не надели специальную

обувь, - так он назвал тапочки, не зная, как они называются по-английски, и тыкая поэтому в них пальцем. - Тем самым вы нанесли огромный вред измученным полам нашего знаменитого музея. Одним словом, натворили хреновины, - удачно ввернул он выражение, прочитанное где-то недавно по-английски, кажется, у Генри Миллера. - Ой, руки можете опустить! спохватился Игорек.

Тем временем по лицу Альберта шли какие-то смутные тени, и наконец он, как гроза, разразился еще несколькими словами:

- Зи зинд бештрафт! Вы оштрафованы! Пятьдесят евро! Фюнфциг! С каждого! Итого двести! Цвай хундерт! И аллес!

- Привет, ребята! - на чистом русском языке обратился к ним один из сыновей.

Они даже испугаться не успели.

- Я изучаю славистику в Гамбургском университете. Вы нас извините! Экскурсовод заболела, и насчет обязательных тапочек нас никто не предупредил. Раньше ведь этого, помнится, не было. Сожалею.

Иностранный мужик, похожий на рембрандтовского ученого, протягивал две купюры по сто евро. Один из сыновей негромко ему что-то сказал по-немецки, но тот только махнул рукой. Тогда сын тоже махнул. Игорек взамен отдал им четыре пары тапочек и, увлекаемый лейтенантом, удалился из рембрандтовского зала.

Альберт тянул и тянул его, но ближе к выходу Игорек замотал головой и остановился. Альберт вытащил у него торчавшую между пальцами одну из купюр и сказал:

- Что ж, эксперимент удался! И даже более чем. Результаты пополам.

Игорек взволнованно спросил:

- А разве мы не вернем деньги?

- Это, конечно, можно. Но чистота эксперимента нарушится. И вообще хотелось бы верить, что этот славист нас не очень-то запомнил... Но главное, мы уже не успеем. Мне срочно нужно идти!

Они подошли к дверям, и Игорек, глядя на вторую купюру, затрепетавшую в руке от сквозняка, опять замер на месте.

Альберт понял его остановку по-своему.