Евгений Попов - Культпоход в Кремль Страница 2

А дело было так. Подлецы-большевики ненавидели писателя С. за его открытый нрав, любовь к России, мастерство и нравственность. Поэтому они организовали травлю его имени и произведений в печати, по радио, телевизору, а после и вообще докатились до того, что посадили его на самолет и выслали в Калифорнию, которой правил тогда будущий, а теперь бывший президент США Рональд Рейган, который тогда еще не был президентом США, а являлся всего лишь простым губернатором. Там писатель С., подобно Солженицыну и Сахарову, развернул знамя борьбы за демократию и нравственность в Советском Союзе, который тогда еще был, а сейчас которого уже нету, зато есть Россия и еще множество более мелких стран вроде Белоруссии, которой правит теперь лысый колхозник Лукашенко. Писатель С. убедительно, с присущими лишь ему волей, талантом и энергией доказывал по радио "Свобода", "Немецкая волна" и другим радиостанциям, что советский режим обречен, скоро коммунякам крышка и они обделаются жидким говном в самое ближайшее время.

И хотя ему никто не верил, большевики нервничали, злобствовали и надумали использовать против него самую подлую вещь, какую только может придумать нечестный человек.

А именно: они где-то откопали его тетку, больную сахарным диабетом и, под угрозой лишения ее жизненно важного инсулина, заставили старуху написать на племянника в газетах всякую ерунду. Типа того, что он сам с женою-еврейкой, объедаясь продуктами из специального магазина для иностранцев и других шпионов, морил тетку голодом, а когда напивался пьян джином, виски и коктейлями, то даже стегал тетку плеткой-треххвосткой, вывезенной им с Северного Казахстана, где она носит название "камча".

Всякому, кто обладал в Советском Союзе хотя бы минимумом информации, было понятно, что это - очередная злобная ложь, имеющая целью в очередной раз очернить великого человека, но такова была безнравственная сила советской пропаганды, что отдельные недалекие умы стали пережевывать эту "утку" в курильных помещениях советских контор, на стадионах, в пивных, где порой можно было услышать от нетрезвых людей, что "все они - одна лавочка, а ТВОЙ писатель С., поди, и сам нерусский".

Все это, родные, сильно мучало меня, тайно, но резко настроенного против советской власти, поэтому я с громадным энтузиазмом воспринял телефонный звонок моего знакомого, а может быть, даже и друга Владимира К., вычищенного к тому времени из журнала "Вопросы философии" за публикацию его идейно-ущербных сочинений на Западе, который сообщил мне, что с ним только что говорил другой наш знакомый, Вадим Б., выгнанный отовсюду примерно за то же, за что и Владимир К., тот самый Вадим, которому, в свою очередь, позвонил из Калифорнии сам писатель С. с просьбой похоронить его только что преставившуюся тетку, несмотря на то, что она оклеветала его, потому что больше хоронить ее в Советском Союзе некому.

Сказано - сделано. И вот мы уже в Заречье города Д. Московской области, хорошо известного мне, потому что я там тоже когда-то жил, а также потому, что в городе этом, который всего лишь на 8 лет моложе Москвы, задолго до тетки помер князь-анархист Петр Кропоткин, разочаровавшийся в коммунизме, но прощенный большевиками, в чем каждый может убедиться, посетив отдельный закоулок Красной площади, где имя князя выгравировано на гранитной стеле вместе с именами других коммунистических предтеч и жертв.

Вступив под своды небогатой комнаты, мы с товарищами были поражены тем, что теткин гроб уже имелся там, обвитый искусственными цветами, а вокруг него сидели, пригорюнившись, на сосновых табуретках три пожилые женщины, которых язык не поворачивался назвать старухами. И правильно, что не поворачивался, как это выяснилось в дальнейшем.

Пожилые женщины, соседки и подруги, одна из которых, как это выяснилось в дальнейшем, была русской, другая - армянкой, а третья - ингерманландской финкой, встрепенулись в нашем присутствии, и похоронный механизм сразу же пришел в движение. Нам было объяснено, что тех жалких денег, которые мы собрали, вовсе не требуется, за все тайно УПЛОЧЕНО ПЛЕМЯННИКОМ, а требуется лишь МУЖСКАЯ СИЛА, чтобы сопроводить гроб до места его конечного назначения. Что мы и сделали, когда пришла черная машина похоронного бюро "Ритуал"... Немного постояли около разверстой могилы. Ветер трепал кудри Вадима Б., а наши с Владимиром К. кудри он не трепал, потому что я к тому времени уже изрядно облысел, а Володя почему-то был стрижен наголо, если мне не изменяет слабеющая не по дням, а по часам память.

- Ну, мы пошли, - сказали мы, когда окончательно закончилась скорбная работа ловких могильных лопат и нанятый могильщик виртуозно придал земле, покрывшей тетку, известную всем кладбищенскую форму округлого, удлиненного прямоугольника, не забыв установить временную табличку с ее инициалами, фамилией, датой явления в этот мир и ухода из него, а также поломать свежие розы, купленные нами в процессе похорон, дабы их тут же не украли кладбищенские воры.

- Как пошли? А помянуть? - сказали нам армянка, ингерманландка и наша соотечественница. - Все уже приготовлено, а иначе получится не по-русски, подытожили они.

Так мы и оказались вновь в этом маленьком домике, где вскоре заблестели бутылки с водкой, перемежаемые обильной закуской, включающей в себя высокую стопку исходящих паром блинов.

Дело молодое - мы, надо признаться, изрядно переволновались тогда, проголодались и с аппетитом уплетали все те куски, которые подкладывали нам на тарелки заботливые женщины, и сами не чуравшиеся спиртного. В разговоре о жизненном пути покойной выяснилось, что она сильно переживала содеянную ею клевету, перед смертью целовала портрет племянника и злобно ругала большевиков за то, что они принудили ее сделать ЭТО, а она, тем не менее, все равно умирает. Общественно-политическую обстановку в стране наши сотрапезницы оценивали критически, с использованием ненормативной лексики, но о деятельности писателя С. тоже отзывались неодобрительно, именуя его "хорошим гусем".

- Ну, мы пошли, - наконец-то решились мы, когда погребальный стол был наконец опустошен, наши аргументы в защиту писателя С. иссякли, да к тому же и обстановка становилась странноватой, если не сказать грубее. Лица пьяных баб заалели от выпитой водки, одна из них затянула матерную частушку, другая все курила да курила, пуская дым красивыми кольцами, а третья публично сняла лифчик, на секунду продемонстрировав его содержимое и объяснив свой поступок тем, что он ей сегодня ЧЕГОЙ-ТО СИЛЬНО ТРЕТ.

- Как пошли? А кисельку? А сладенького кисельку, милые мальчики? захихикали и забормотали они, приближаясь к каждому из нас на опасное расстояние.

Мы и выскочили на улицу, где уже была ночь, но светила светлая луна, сопровождаемая мерцанием тоже довольно ярких звезд. Лаяли собаки. Старухи гнались за нами среди деревянных домов полтора квартала с развевающимися волосами, трясущимися частями тел и хриплыми зазывными воплями, как в аналогичном романе древнеримского писателя Петрония.

Но молодость, как всегда, взяла свое, и мы избежали погони, счастливо попав на последнюю электричку до Москвы, радостно обсуждая случившееся. Владимир К. в 1987 году умер в казенной больнице от затяжной болезни, чуть-чуть не дожив до своей посмертной славы, Вадим Б. погиб у так называемого Белого дома в дни называемого так Второго коммунистического путча 1993 года. Я, родные, как видите, пока еще временно живой, как и все остальные жители Планеты. Как и все вы, родные...

3.

- То есть я, конечно же, все знал, но соображал весьма смутно, как следует проникать в Кремль. Потому что в последний раз я был там с отцом в 1958-м, когда СТАЛИ ПУСКАТЬ... С билетом, без билета? Не помню. Помню, отец был в тапочках на босу ногу, потому что страдал от мозолей. Видели Царь-пушку, Царь-колокол и Спасские ворота. Другие разы не считаются. В студенчестве был пьян до посинения, с девушкой вышел со встречи Нового года 1968-го, где все валялись на полу, а она мне не дала. Вместо этого гуляли по ночной Москве, дошли от площади Восстания аж до Кремля, куда, естественно, не пустили. Другой раз актеры какие-то тоже пьяные везли среди ночи в 1978-м, один купил подержанную машину, обмывали, сдуру завернули в Кремль через Боровицкие ворота. Охрана очень смеялась, но ментам не сдали. В 1988-м тоже пытался осмотреть святыни, да помешала демонстрация против тоталитаризма, по Воздвиженке шли и кричали около Министерства советской обороны "Коммунисты - палачи". Последняя попытка была с сыном-женой осенью 1993-го, воскресенье. Удивило, что все кремлевские ворота заперты на крепкие засовы в огромных дверях. Оказалось - путч. На Кутузовском громили СЭВ, и толпа гуляла под пулями, как в Парке Горького, идиоты. Тогда же Белый дом болванками бомбили, выкуривая оппозицию.

Вскоре после этого и ОНА мне позвонила, известный театральный критик, ударившийся в политику. Хорошо писала, пользовалась уважением в обществе демократов. Знаете, как бывает, - из дому только хочешь выйти, телефонный звонок. Раз звонок, два звонок. На третий раз она звонит, уважаемая, никогда раньше не звонила. Мы, говорит, составили письмо против фашизма и коммунизма. Здравствуйте, очень рад. Я вам сейчас его прочитаю. Письмо длинное, против фашизма и коммунизма. Слышно плохо. Спешу. Конечно, говорю, ставьте мою подпись, какой разговор. Спасибо. Потом читаю в "Известиях" текст сильно другой, против фашизма много, против коммунизма маловато. Ладно, думаю, будет урок лоху, чтоб не лез, куда не надо. Однако и методы, думаю, у новых-то, понимаешь, - читают одно, подписываю другое... Ладно, если надо для неокрепшей демократии, то годится, хотя и нехорошо, стыдно влипать в глупости под влиянием либеральной жандармерии из Салтыкова-Щедрина и текущей жизни.