Майя Немировская - Перешагнув порог Страница 2

Старые американцы! Эти седые румяные старушки с клипсами в ушах и туфлях на шпилечке. И моложавые, с юношески прямыми спинами старики. Они достойны восхищения. Давным-давно все они приехали из разных стран Европы России, Польши, Венгрии. Они до сих пор в разговоре иногда перемешивают английскую речь с идиш. Тяжко работали всю свою жизнь - держали мелкие бизнесы, лавочки, мастерские. Сейчас они на отдыхе. Живут себе - не тужат, нисколько не задумываясь о завтрашнем дне. Тщательно следят за уровнем холестерола, содиума в крови, долго изучая этикетки на продуктах в супермаркете. Неторпливо ужинают вечерами в уютных ресторанчиках. Престарелые леди подолгу стоят у витрин ювелирных магазинов. Ведь, казалось бы, все это уже не должно их волновать Но видно, именно так и сохраняют они интерес к жизни, к долголетию.

Фэй сидела среди давних соседок и тоже участвовала в разговоре. Иногда даже обменивалась какой-нибудь колкостью с соседкой, видимо по давней привычке. Но чувствовалось, что ее здесь уважают. И так не хотелось ей, когда подходило время, уходить в дом.

- Что, уже пять? - Люба перехватывала тоскливый ее взгляд. Она покорно шла в дом, и оставалась одна до следующего утра в большой пустой квартире.

И как-то тревожно было по утрам подходить к двери. Вначале прислушивалась, слышны ли какие - нибудь шорохи в квартире и лишь потом вставляла ключ в замочную скважину. А Фэй будто и не ложилась вовсе, все так же бродила в надетой на нее свечера ночной рубашке и халате.

Как-то после обычного ланча в Джуиш Центре, в пятницу, кто-то предложил Фэй остаться и поучаствовать в "самодеятельности" В том же обеденном зале, староста, худенький шустрый старичок вместе с папками с текстом песен, раздавал всем по пластиковому стаканчику кошерного вина или сока - на выбор.

А потом зазвучали песни. Разные то были песни. И "Америка, Америка", и "Кузина" и даже "Май штейтэле Бэлц". Старики пели на удивление свежими голосами и лица их розовели, появлялся блеск в глазах. Заброшенные так давно и так далеко, на другой конец света, они оставались, наверно, в душе теми самими евреями из штэйтл, о которых с таким чувством пели... ... И вспомнился Любе хор ветеранов в ее родном городе. Те старики пели так же громко с ярко освещенной сцены и так же молодо блестели их глаза. Лишь песни были другими. И забывались им на время и болезни, и пенсия, едва хватающая на проживание. И сейчас, глядя на этих поющих старых американцев, показалось ей на миг, что не было никакого отъезда, не было всех ее перемен и что вот сейчас закончится концерт и снова закрутят ее нелегкие и такие привычные будни....

Незаметно Фэй стала прывыкать к ней. И хоть по-прежнему не могла без своих обидных придирок, все же как-то смягчила свой нрав. Иногда рассказывала о себе. Как приехала в Америку совсем юной девушкой с матерью и сестрами. Как вышла замуж за такого же эмигранта. Вначале муж портняжил у хозяина. Затем открыл свой небольшой бизнес и она тяжко трудилась в нем. Затем, после "Великой депресии", когда дела их пошли получше, она оставила черную работу, отдалась дому, детям. Но продолжала и дальше влиять на ход их бизнеса. Была у нее деловая хватка, чутье на нужных партнеров, на выгодную сделку. Потом уже и дети унаследовали дело, расширили его и сейчас два ее сына владеют небольшой швейной фабрикой. И они вполне обеспеченные люди. Имеют хорошие дома в Лонг-Айленде И взрослые внуки получили хорошее образование.

Рассказывая, Фэй временами замолкала, устаившись надолго в стену с фотографиями. И казалось, что она видит перед собой все, о чем говорит. "Вся в пршлом" - вспомнилась известная картина. Маленькая, сморщенная старушка, прожившая такую большую жизнь.

Однажды позвонил старший сын, чье дежурство с матерью было в воскресенье и спросил Любу не могла бы она побыть попозже, и помочь матери одеться к его приходу. У него же, семидесятилетнего, в этот день назначена была ответственная встреча... по гольфу.

Фэй была неспокойна, возбуждена весь день. Уже одетая в нарядную кружевную блузу и белые чулки, она ходила из угла в угол, все время поглядывая на настенные, с большим циферблатом часы. Вместо шести, сын приехал в восемь. Приехал вместе с женой, высокой моложавой дамой с ослепительной улыбкой. Он обнял мать. Невестка ограничилась лишь "хау ар ю". Но Фэй просто засветилась от радости. Они уехали все вместе к родственникам на званый ужин. И Люба радовалась, что в этот вечер старушка будет не одна, и все гадала потом- оставят ее ночевать у себя или нет. Нет, не оставили. Привезли поздно ночью домой. Но зато Фэй потом еще долго рассказывала всем, какой хороший был ужин перед домом, на лужайке, как ее обхаживали и внуки, и правнуки-вся семья. И хотелось спросить - как же так, такая хорошая, дружная "фэмили". А не лучше ли старой, ставшей беспомощной матери доживать свой век с кем-нибудь из детей или внуков. Быть в их окружении, не чувствовать так остро свое одиночество. Но не решилась спросить, знала - не принято.

Но Фэй как-то сама разоткровенничалась

- О, у меня был выбор. Они спросили меня, что я предпочитаю. Что будет лучше для меня - дом престарелых или оставаться у себя. Никто не предложил переехать к ним. - она замолчала, задумавшись, потом добавила грустно -- Но я бы и не согласилась. Зависеть от настроения невестки? Нет. Как оно должно быть, так пусть и будет. "Итс зэ лайф"

С этим вопросом здесь все в порядке. У детей своя жизнь. Она на них не в обиде. Многие сверстницы- соседки еще завидуют ей, когда сыновья по очереди приезжают по выходным и. прогуливаются с ней под руку перед домом, на виду у всех. Иногда ведут ее обедать в ближайший кошерный ресторан А потом, выполнив свой сыновний долг, оставляют ее одну. "Итс зэ лайф"-говорит она, вздыхая...

И продолжает жить. Жить до конца