Сергей Семенов - В благодатный год Страница 2

– - Сколько-то выручишь?

– - А тебе много надобно-то?

– - Да как сказать! рублей пятнадцать выручил бы -- обошелся: заплатил бы оброк, наступит, да купил бы рукавицы с валенками, да для харчей кой-чего, да на мельницу с маслобойней осталось бы, вот и обошлось бы дело.

– - Пятнадцать рублей все выручишь, -- немного подумав, сказал Селиван.

– - А выручу, -- молвил Клим, -- значит, и остатный овес не трону; будут еще какие нужды -- лен, когда улежится, продам да исправлю, как-нибудь обернусь.

– - Что ж, помогай бог, кто себе добра не желает.

– - Да, вот что еще нужно купить, -- вдруг вспомнил Клим, -- крышку на седелку да Николке своему доску грифельную с букварем, -- шибко просил шельмец.

– - Что ж, учиться хочет?

– - Просто отдыху не дает: все в училище просился, -- отдай да отдай, тятька, в училище. Я говорю: глупый, если бы училище-то в своей деревне было, ну тогда бы можно, а то почесть три версты, ведь тебе там надо фатеру приискивать, харчи возить, да в чужих-то людях, как ни на есть, нужно и обувку, и одежонку, и бельишко получше, а где нам на это взять?.. "А как же, говорит, другие-то ребята выучатся, а я так неграмотный и буду?", а сам в слезы ударился. Ну, жалко мне его стало. -- А ты, говорю, коли хочешь -- у них учись. Приедут они на праздник-то домой, а ты и попроси кого из них показать тебе. Послушался мой парень. Ономясь пришел Вихарного мальчишка, Петюшка, из школы, -- он и пошел к нему, просидел утречко, бежит сам не свой: "Тятька, тятька! я семь слов узнал. Петюшка говорит, что мне букварь нужно покупать да доску: он меня кажинный праздник будет обучать". -- Ну, ладно, -- говорю, -- вот на базар поеду, куплю.

– - Ишь ты, -- улыбнувшись, молвил Селиван, -- что значит мальчишка-то -- и похозяйственней; а у меня твоя крестница все только насчет нарядов и заботится; такая ведь мразь, под стол не согнувшись пройдет, а вчера вечером лепечет: "Тятька, на базар поедешь?" -- "Поеду". -- "А мне какого гостинца купишь?" -- "Какого же, говорю, плетку ременную". -- "Нет, говорит, плетку не надо, а купи мне платье золотистое да платок французский".

– - Ишь ты, паршивая! -- молвил Клим и весело рассмеялся.

– - Огари-и-стая девка! -- протянул Селиван и еще шире улыбнулся.

Через полчаса кумовья въехали в Чередовое, пробрались стороной за закоулками на середину села и остановились около двора одного знакомого сельчанина. Выпрягши лошадей и задав им корму, они остановили воза и пошли глядеть, что делается на базаре.

Базар, действительно, собрался большой, все село было запружено им. По сторонам дороги вдоль улицы были раскинуты палатки торговцев. В палатках было навалено в огромном количестве и бакалея, и красный, и теплый товар, и разная посуда. На площадках расположились ссыпщики и скупщики хлеба. Между палатками на проулках пестрою толпою кишел народ, а в народных толпах толкались разносчики с калачами, спичками, замками, крестиками и всякой мелочью, ходили бабы со связками грибов, слонялись кошатники, забирая конский волос, щетину и шкуры опойков, льняные закупщики метались, отыскивая продажный лен. Толкотня, шум, гам, ругань и колокольный звон переливались в холодном осеннем воздухе, резали уши, били по вискам и наводили на свежего человека какую-то одурь, от которой он сразу не мог и опомниться. Кумовья раза два прошли по рядам, скользя по всему глазами и тщетно стараясь уловить что-нибудь путное слухом. Но этого им не удавалось: торговая волна еще только бурлила перед их глазами, но не захватывала их. И только очутившись на одной площадке, на которой широкой рекой текла закупка хлеба, они очувствовались и остановились и стали глядеть, как идет закупка. Постояв с минуту, кумовья увидели, что хлеб берут с большим разбором, цену дают невысокую, и, несмотря на это, от продавцов отбою нет: так их много понаехало. Уж целые груды мешков лежали, насыпанные как только можно завязать, несколько десятков возов стояли, нагруженные полным-полно, а хлеб все везли и везли.

– - А дело-то не хвали, -- чмокнув губами и тряхнув головой, сказал Селиван, -- цена-то на хлеб упала.

– - Что ж ты поделаешь? -- сказал Клим и, как-то грустно сморщив лицо, поправил шапку на голове.

– - Пойдем поглядим, что в другом месте деется, -- проговорил Селиван.

В другом месте было то же, а еще в одном уже кончили закупку: все мешки и воза у торговца были заняты и все деньги израсходованы.

– - Надо скорей продавать, а то и брать, пожалуй, не будут, -- молвил Селиван.

– - Нужно поторопиться, -- сказал Клим.

– - Пойдем, -- проговорил Селиван.

И они пошли к своим возам, взяли на спину по мешку и разошлись в разные стороны, каждый в такое место, где забирали его хлеб.

Подойдя к торговцу, забирающему семя, Клим опустил свой мешок на подстилку, развязал его и крикнул:

– - Эй, почтенный! погляди-ка семечко у меня.

Торговец нехотя повернулся к ному, взял в горсть семя, поглядел на него, подул, взвесил на руке и отрывисто проговорил:

– - Много ли его у тебя?

Клим сказал.

– - Почем?

Клим оторопел и, сбитый с толку тоном торговца, не знал, сколько запросить: он боялся назначить дорогую цену -- как бы не отбить торговца, и думал, как бы себя не обидеть. Подумав с полминуты, он как бы несмело проговорил:

– - По рублику бы не грешно.

– - Без гривны, -- отрезал торговец и отвернулся от мужика.

– - Прибавь по пятачку хоть еще! -- взмолился Клим.

Торговец больше не разговаривал.

Клим почесал затылок, нагнулся к мешку, хотел было поднять его и идти к другому заборщику, но, увидев, что и у других толпится немало народу, и вспомнив примету старинных людей, что если не продать первому, то не выгадаешь и у второго,--- крякнул, опустив опять мешок, и проговорил:

– - Ну, ладно, держи; сейчас еще принесу.

И, положив мешок у ног торговца, Клим стал таскать к нему другие мешки.

Когда Клим перетаскал мешки, торговец взял низенькую широкую мерку и гребло и, поставив ее на подстилку, велел мужику насыпать ее. Клим насыпал меру, ему пришлось досыпать из другого мешка: дома он насыпал в каждый мешок по три меры и еще с прибавкой, а тут целой четверки не хватило. Клим остановился.

– - А ты, почтенный, должно быть, шибко верхи пускаешь, -- заметил он торговцу, -- семя-то не хватает.

– - Мерил как следует, -- грубо проговорил торговец, -- и мера законная. Видишь печати?

– - Вижу, да только что-то не того… Я дома ровно по три меры в мешок-то насыпал.

– - Я не знаю, по скольку ты дома насыпал и чем ты насыпал; ты, може, дома вместо меры-то жениным чуняком мерил. А мы покупаем на свою меру; хочешь, отдавай, а не хочешь, убирайся, -- не нуждаемся.

Клим прикусил язык и стал высыпать другие мешки; в тех тоже не хватило. Из двенадцати мер еле-еле набралось одиннадцать.

Получив деньги за семя, Клим пошел продавать овес. Овсом он хоть и отмерялся, но цену получил самую дешевую: всего два рубля с четвертью.

Стал считать, сколько всех денег получил мужик. Вместо пятнадцати рублей, которые он так рассчитывал получить, едучи дорогой, -- насчитал двенадцать с копейками. Клим низко опустил голову и закручинился.

"Вот тебе раз, -- сказал он сам себе, -- почти трех рублей не хватает до того, что загадал давеча. Как же это быть-то?"

Он стал снова перечислять свои нужды и разгадывать -- хватит ему этих денег на покрытие их или нет. Для этого он забрался на телегу и по пальцам стал высчитывать, сколько на что ему нужно. Долго он то загибал, то отгибал пальцы на левой руке и, высчитавши все, проговорил сам с собою:

"Если на оброк пойдет меньше семи рублей, да валенки с рукавицами подешевле купить, да на мельницу денег не оставлять, а отдать мукой, а крышку к седелке совсем отложить покупать, то, може, и натянешь, а если не так, то ни за что не хватит…"

И он почувствовал, как в сердце его вливается жгучая горечь и быстро наполняет его; вот она заполнила всю грудь ему, вытеснила воспоминание о той радостной надежде, с которой он ожидал этого дня и с которой так стремился на этот базар, и помутила свет в глазах.

– - Тьфу ты, черт! -- сердито отплюнулся Клим и соскочил с телеги, подпихнул к морде лошади клок сена, ткнул ее кулаком в бок и проворчал: "Ну, жри, что ли!" -- отошел от повозки и пошел опять по базару…

Опять раза три прошел по рядам Клим, но ни перед чем не остановился, ни к чему не прицепился. Он не знал, на что ему потянуть деньги, с чего начинать покупать. Он хотел было идти по ряду четвертый раз, как на повороте ему встретился ихний староста и проговорил:

– - А, живая душа! С выручкой, что ли?

– - С выручкой, -- угрюмо молвил Клим и заправил пальцы за кушак.

– - Ну, так давай, пока горяченькие-то, а то истратишь на что и не расплатишься.

– - А сколько тебе? -- спросил Клим.

– - Сколько? Чай, сам знаешь: семь рублей шесть гривен оброку да два рубля десять пастуший.

– - Как семь шесть гривен? Прежде ровно по семи сходило! -- удивился Клим.