Георгий Чулков - Об утверждении личности Страница 2

Идея вѣчной и безконечной воли, Абсолютной Воли, необходимо рождается въ моей душѣ, разъ я выхожу изъ тюрьмы солипсизма. Внѣ этой идеи невозможно рѣшить вопроса о путяхъ, по которымъ идутъ инди-видуумы на-встрѣчу другъ другу. Въ самомъ дѣлѣ, единство, которое опредѣляетъ личность, не допускаетъ взаимодѣйствія Я и Ты, если нѣтъ среды, которая, по самой природѣ своей, начало множественное претворяетъ въ единство. Къ этой абсолютной волѣ стремится личность изъ глубочайшей своей сущности…

Только эта Абсолютная Воля полагаетъ безусловное утвержденіе жизни. Въ ней раскрывается единственная возможность соединить себя съ міромъ.

Весь міръ разлагается на систему воль и вновь созидается въ Единой Волѣ. Въ этомъ взаимодѣйствіи отдѣльныхъ воль – реальная жизнь, воистину реальная жизнь, т. е. та жизнь, которая всегда сверхраціональна и всегда сверхчувственна. Воля – вотъ основа бытія. Принципъ жизни – свобода воли. Во избѣжаніе недоразумѣній, я долженъ сказать, что вовсе не отрицаю закономѣрности душевныхъ актовъ, которыя развиваются подъ знакомъ воли. Подъ волей часто разумъютъ наши желанія и хотѣнія, которыя, конечно, несвободны и подчинены закону необходимости, но не о нихъ говорю я. Пользуясь извѣстной терминологіей, я скажу: да, наша воля не свободна постольку, поскольку она находить себѣ выраженіе въ нашемъ эмпирическомъ характерѣ, но въ то же время она независима и свободна, раскрывая свою сущность въ характерѣ интеллигибельномъ. Въ этомъ утвержденіи мы не найдемъ противорѣчія, разъ мы согласимся съ тѣмъ, что характеръ интеллигибельный изначальнѣе характера эмпирическаго. Только въ бытіи этого изначальнаго характера я не сомнѣваюсь; бытіе моего эмпирическаго характера подлежитъ сомнѣнію, а о бытіи другихъ существъ я могу только предполагать.

Я не могу быть увѣреннымъ въ реальности другихъ существъ, если я исхожу въ своемъ міросозерцаніи изъ природныхъ законовъ и законовъ мышленія: я нахожу непосредственную связь съ другими существами только въ Абсолютной Волѣ, только чрезъ нее. Сами по себѣ мы отдѣлены другъ отъ друга на вѣкъ.

Всецѣло замкнутые въ себѣ мы безнадежно одиноки и слѣпы, и только то Единое, что включаетъ въ себя множественность, освобождаетъ насъ отъ изолированного существованія. Въ этомъ Единомъ мы познаемъ доугъ друга и дѣйствуемъ другъ на друга.

Итакъ психологически и гноселогически взаимодействіе личностей опредѣляется волей? а религіозно это вааимодѣйствіе характериауется, какъ любовь, какъ Эросъ.

Въ нашихъ исканіяхъ наша вѣра совпадаетъ съ нашимъ первоначальнымъ волевымъ опытомъ, опытомъ сверхчувственно-эротическаго характера.

Этотъ изначальный опытъ ведетъ насъ къ утвержденію нашей личности въ свободѣ и любви. Такимъ образомъ наше міроотношеніе не опредѣляется какою либо аксіомой, которую мы признаемъ безусловной и положительной истиной. (Мы далеки отъ такого высокомѣрія!) Наоборотъ, мы ищемъ пути для утвержденія нашей личности въ самой жизни; наше міросозерцаніе обусловливается не теоріей и не метафизической спекуляціей, а нашими воленіями и нашими поступками; сначала – жизнь, а потомъ – философія; философія намъ нужна постольку, поскольку вообще нужно формальное научное знаніе; но мы жаждемъ не столько теоріи, сколько цѣльной жизни; мы снова ставимъ вопросъ «что дѣлать?», который такъ честно и такъ наивно разрѣшали русскіе гуманисты шестидесятыхъ годовъ.

Устанавливая практическое первенство нашей воли надъ разумомъ, мы однако не станемъ отрицать того значенія, которое имѣетъ теоретическое знаніе, какъ источникъ свѣта, лучи котораго падаютъ на грани нашей жизни. Теоретическій разумъ опредѣляетъ границы плоскостей, изъ которыхъ построяется наше многогранное существованіе.

Я постараюсь теперь кратко охарактеризовать главныя религіозно-культурныя направленія, которыя заявили о себѣ за послѣднее время въ нашей литературѣ. Всѣ эти религіозно-культурныя теченія имѣютъ своимъ источникомъ то волевое устремленіе, о которомъ я говорилъ сейчасъ, которое опредѣляется вопросомъ; какъ жить? Что дѣлать?

Еще недавно въ русской литературѣ исключительно господствовало то философско-общественное направленіе, которое не совсѣмъ точно характеризуется словомъ позитивизмъ. Я подчеркиваю моментъ общественности потому, что у насъ русскихъ почти не культивировался позитивизмъ академическій: русскіе писатели всегда связывали свое философское воззрѣніе съ нѣкоторыми соціальными планами и (въ-сущности), объявляя себя атеистами, тѣмъ не менѣе пытались создать нѣкоторое цѣльное міроотношеніе, т. е. религію. Невинный соціологическій субъективизмъ боролся съ наивнымъ матеріализмомъ марксизма, и одинокій голосъ Вл. Соловьева звучалъ для общества, какъ пророчества безумнаго. Въ девяностыхъ годахъ началось разложеніе марксизма, какъ цѣльнаго міросозерцанія. По счастію, это не отразилось дурно на практикѣ соціалистическаго движенія. Революціонное движеніе росло стихійно, не нуждаясь, очевидно, въ опредѣленномъ философскомъ міропониманіи: среди соціалистовъ мы можемъ встрѣтить теперь и матеріалистовъ, и поклонниковъ Маха, и неокантіанцевъ, и даже мистиковъ.

Кризисъ марксизма, какъ міросозерцанія, опредѣлился съ выходомъ въ свѣтъ сборника «Проблемы идеализма». Эта книга имѣла чисто формальное значеніе: русская интеллигенція училась школьной философіи, изучала Канта и Фихте и вотъ представила, наконецъ, публикѣ рядъ рефератовъ, свидѣтельствующихъ о добросовѣстности и прилежаніи учениковъ. Въ сущности «Проблемы идеализма» трактовали почти о томъ же, о чемъ тщетно твердилъ неудавшійся «Сѣверный Ветникъ».

Совершенно самостоятельно, независимо отъ нашіхъ интеллигентскихъ направленій, возникло религиозаное движеніе, которое нашло себѣ выраженіе въ «петербургскихъ религіозно-философскихъ собраніяхъ» и въ журналѣ «Новый Путь»{«Новый Путь» далъ цѣлый рядъ блестящихъ богословскихъ статей и велъ горячую полемику съ представителями оффиціальнаго православія. Но – къ сожалѣнію – въ высшей степени небрежно редактировался отд 23;лъ общественно-политическій. Въ немъ иногда появлялись статьи явно-реакиіонныя, которыя смущали нашу интеллигенцію, хотя темныя политическія тенденціи въ корнѣ противорѣчили самой сущности журнала. Въ апрѣлѣ 1904 г. лроизошли измѣненія въ составѣ редакціи журнала и съ этого времени журналъ сталъ относиться болѣе внимательно къ общественно-политической программѣ.}.

Въ редакціонной статьѣ зтого журнала мы читаемъ слѣдующіе заявленія: «Мы стоимъ на почвѣ новаго религіознаго міропониманія. Мы поняли, что осмѣянный отцами „мистицизмъ“ есть единственный путь къ твердому и свѣтлому пониманію міра, жизни, себя… Мы поняли, что ни самодовлѣющій индивидуализмъ, ни наивный альтруизмъ не могутъ выдержать своей исключительности и своей противоположности. „Какъ я могу отдаться самому себѣ, когда этимъ отнимаю себя у моихъ ближнихъ?“ – „какъ я могу отдаться моимъ ближнимъ, когда этимъ отнимаю себя у себя самого?“ – раэрѣшеніе этой антиноміи возможно только въ религіозномъ пониманіи міра»…

Послѣдніе мѣсяцы существованія «Новаго Пути», а за тѣмъ годъ журнальной работы въ «Вопросахъ Жизни» характеризуется не столько богословскимъ творчествомъ, сколько академической работой. То, что было создано трудами «Религіозно-философскихъ собраній», нашло себѣ философскую формулировку, и что самое главное вполнѣ опредѣлились три идейныхъ центра, вокругъ которыхъ сосредоточились религіозныя исканія. Опредѣлились религіозно-культурныя направленія, которыя нашли себѣ, послѣ эакрытія «Вопросовѣ Жизни», различное литературное выраженіе.

Вотъ зти группы я попытаюсь кратко охарактеризовать.

Первая группа заявила о себѣ основаніемъ «Христіанскаго Братства Борьбы» и опубликованіемъ сборника «Вопросы Религіи». Сущность этого религіозно-общественнаго направленія характеризуется, какъ христіанство, и даже еще опредѣленнѣе, какъ православное христіанство. Несомнѣнно, что это идейное движеніе представляетъ большой интересъ и прежде всего потому, что православіе далеко еще не изжито народ-ной массой, и появленіе новыхъ идеологовъ стараго вѣрованія свидѣтельствуетъ о нѣкоторомъ броженіи въ православно-христіанскихъ кругахъ. Признавая безусловно всю православную догматику, православную церковь и авторитетъ апостоловъ и даже букву апостольскихъ посланій, сторонники этого міросозерцанія вносятъ, однако, нѣчто новое въ практику православной жизни.

Это новое – активное участіе въ освободительномъ и соціалистическомъ движеніи. Само собой разумѣется, что «Христіанское Братство Борьбы» фактически порвало окончательно съ оффиціальной церковью, но оно все еще продолжаетъ мечтать объ идеальной православной церкви, какой она должна быть по ихъ мнѣнію.

Эти христіане-соціалисты понимаютъ, конечно, что до послѣдняго времени, да и въ наши дни, православіе являлось и является наилучшей опорой для темной реакціонной политической силы, но они думаютъ почему-то, что это явленіе было случайно. «Создалось историческое недоразумѣніе», пишетъ одинъ изъ сотрудниковъ сборника «Вопросы Религіи». Однако, читая ихъ сборникъ, убѣждаешься, что р?лигіозные искатели, вернувшіеся къ православію, не только не разрѣшили «историческаго недоразумѣнія», но и сами пришли къ роковымъ и безысходнымъ противорѣчіямъ.