Михаил Бобров - Страшная сказка Страница 2

***

Туман окутывал болото на уровне пояса, и маги нащупывали дорогу посохами. Срезать для этого палку попроще не было с чего: мир вокруг состоял из гнуса и воды. Насекомые облаком колыхались вверху, а пахнущий гнилью пар подымался от невидимой воды снизу. Черно-белый слоеный пирог; Левобережье, затопленное бесконечными дождями. Деревья уже почти все сгнили и попадали; по ним-то сейчас люди и шли, потому что кочек было негусто. Один из магов был медведь, коренной здешний уроженец. Дорогу он частью помнил, частью чуял, частью нащупывал. Двое других были Следопыты и тоже могли кое-что предвидеть в плане безопасности дороги. Так что отряд продвигался. Вот только очень уж медленно.

***

Медленно осела на землю тьма. Сумеречное время тянулось долго и тревожно. Человек шагал теперь неспешно, размашисто, часто останавливался, принюхивался, прислушивался. Лес вокруг него постепенно сходил на нет, почва делалась все мягче и ниже, и болотной сыростью пахло с каждым разом отчетливей. Звуки ночного леса отходили все более за спину; а спереди по ходу не долетало практически ничего. Иногда, правда, чудилось словно бы чье-то множественное дыхание или хлюпанье воды под тяжелыми шагами большой компании; но всякий раз человек соображал, что стук собственной его крови в жилах слышнее всех этих звуков, следовательно они всего лишь померещились. Будь над болотом хотя бы ветер, разобраться в запахах и звуках труда бы не составило; но ветра-то как раз и не было. Человек вышел на опушку и разом раскрылось перед ним черно-белое звенящее озеро: до головы болезнено белесый слой испарений, а выше колеблется и зудит комарье, да столько, что и неба не видать. Поспешно погрузился он в этот пирог, нижний ярус раздался перед ним и долго не хотел смыкаться позади, и по следу ночного путешественника ножевым разрезом в белой подушке протянулось черное узкое ущелье.

***

На Ущелье Кин так и не оглянулся. Я же постоял немного на камне над поворотом, да и то холод как-то не дал мне расчувствовать: вот, из дома ухожу. Я тогда еще верил, что вернусь скоро. Если бы я знал, кто мои мать и отец из почти двух тысяч населения города, я бы, может быть, плакал. Или не ушел бы. Не знаю.

Мы с Кином Нагатой шли на восток, все глубже в горы, все выше, все ближе к тому месту, где в погожие ночи горела зеленая большая звезда, насылающая на землю ветер. Мы приближались к родным местам Нагаты, и это было видно особенно отчетливо по его лицу: он все чаще улыбался, а его кривая ухмылка куда-то исчезла. Шли мы ночью, под луной и звездами. Во-первых, опасались пограничников, во-вторых, спать ночами мы не могли из-за холода, а костер жечь было не из чего, горы чем выше, тем меньше в них растет. Так что отсыпались мы днем, прямо на нагретых солнцем камнях, благо, солнце не скупилось. А вечером мы, как волки, натягивали на себя темно-серые куртки, прыгали, вслушиваясь, не позвякивает ли на нас какая-нибудь металлическая вещица, пряжка или застежка, и неслышно ставили ноги на тропу сегодняшней ночи. На привалах Нагата говорил, а я слушал. Его слова были неправдоподобны, дики, ужасны... Но и беспощадно логичны. Только теперь я понял, почему нас учили, в основном, логике, умению слушать, умению задавать правильные вопросы, и почему нам не открывали знаний просто так, а натаскивали на них, как охотничьих зверей сначала натаскивают на подранках. Цель учителей типа Кина была научить нас искать и находить знания самим - и доверять тому, что мы нашли, каким бы неправдоподобным это ни покажется на обычный взгляд.

Цель других учителей, да и вообще большинства людей там, в Ущелье, и вообще в том государстве, из которого мы вырвались - теперь только я понимал, почему Кин так говорит! - цель этих людей была другой. "Может быть," - говорил Нагата, - "Даже куда правильнее нашей." Но я всякий раз вспоминал хихиканье, с которым класс уходил в темноту, считая, что оставляет меня на растерзание розгам, и как-то сомневался в его словах. "В том месте, куда мы придем, люди ничуть не лучше," - так отвечал Нагата на мое сомнение. Я же опять не верил, ведь откуда бы тогда взялся сам Кин? Кин теперь не отмеривал ответы, а говорил много и подробно, а я все спрашивал, неужели там, куда мы идем, у нас не будет времени поговорить... А Кин сказал, что, может быть, не все дойдут - а нас только и было двое - и я опять надолго замолк.

***

В мутном воздухе проявилась темная фигура. Когда она приблизилась, стало видно, что это человек, закутанный в плащ, и что под плащом у него что-то тяжелое и одновременно объемное, такое, что неудобно держать в руках. Болото под его ногами хлюпало и смачно чавкало. Падай, миляга, - просило болото, - Ты только упади, а уж я тебя ждать не заставлю.

Человек не остановился, прошагал с уверенным выражением лица, но заплетающимся, усталым шагом. Затем из тумана появился второй, третий, еще группа, и еще трое, и еще четверо, взявшиеся за руки, как пьяные гвардейцы на прогулке. Так же они шатались, так же, когда упал один, все прочие тоже едва не рухнули в грязь. Кое-как устояв на ногах, они все доплелись до островка, выглядевшего посуше и побольше прочих кочек, и там повалились прямо наземь. Потом один из них рывками поднялся на колени, с видимым усилием встал. Вынул откуда-то из глубины одежд кожаный мешочек, а оттуда что-то очень маленькое, и долго вертел непонятный предмет перед глазами, стремясь нечто разглядеть на нем. Мир между тем чуть посветлел. Странная компания зашевелилась. Видимо, восход солнца имел для них какое-то значение, потому что трое из них засуетились вокруг человека, принесшего неудобную тяжелую вещь - помогали ему установить ее примерно посередине островка. Другие между тем, тяжело ступая, разошлись вокруг и встали кольцом, лицами наружу. Кто-то в кругу принялся высекать огонь.

Внезапно рванул ветер, лежалую облачность слегка проредило. Стало немного виднее по окрестностям: чахлая болотная растительность, низкие кустики, жухлая трава, деревьев нет, сыро, тускло. Недвижимая черная мертвая, гнилая вода, от которой уже темными облаками поднималась вонь и комарье.

***

Кроме звенящего облака комаров на поляне не было никого и ничего, а человек, похоже, ожидал найти здесь кого-то или что-то, знакомое ему. Не то, чтобы не был он знаком с комарами - скорее, напротив, успели прискучить друг другу - но, видимо, шел гость все же не к ним. Во всяком случае, комарам он не обрадовался. Недоуменно пожал плечами и внимательно огляделся вокруг. Поляна, в центре которой он стоял, имела круглую форму, а вокруг грозно шумел крепкий еловый лес, в самый раз душу черту продавать - если бы на душу путника хоть такой покупатель позарился. Трава на поляне была вытоптана во многих местах, дерн взрыт чьими-то ногами, но те ли это были, кого человек ожидал здесь найти, либо же просто дикие звери, по характеру следов различить было никак нельзя. Человек хмыкнул, встал на колени и внимательно разглядывал следы некоторое время. Вдруг он резко вскочил и одним движением махнул на край поляны, под еловые ветви, и замер там, сторожко прислушиваясь: где-то совсем рядом глухо и яростно взревел боевой рог.

***

Звук рога еще затихал над болотом, а маги уже все были на ногах, принесенный каменный алтарь гордо торчал посреди островка, и пылал факел в руках распорядителя обряда. Таиться больше не было нужды: на след их опять напали, но, судя по сигналу рога, враг был на достаточном отдалении, чтобы маги успели совершить то, зачем добирались. Распорядитель хрипло, торжествующе рассмеялся - не как книжный пропыленный мудрец, а как азартный игрок на банке - и нараспев произнес:

- Вот собрались для ритуала... - и маги отвечали ему поочередно:

- Зонтгори...

- Менсси...

- Сунг Сам...

- Нисо... - и, в числе прочих, человек, принесший тяжелый камень под своим плащом, он волновался заметно больше других:

- Кин Нагата.

***

Кин Нагата оказался магом и наследником многих знаний старого мира. Переварить это оказалось потруднее, чем умение летать. Сначала я думал, что колдунами там были все. Понять, чем наследники имперских знаний отличаются от самих имперцев, поначалу оказалось тяжеловато. Все, что я знал, полезло по швам, многажды рвалось, а, когда, наконец, склеилось, то выглядело очень странно, с дырами и прорехами, незаданными вопросами, и сплошь исходило ужасом перед размерами и величием яркого внешнего мира. Как сказал Нагата, даже в наружную куртку от такого не спрячешься. (К слову, эта его присказка вошла у нас в поговорку еще когда я жил в Ущелье) Для себя же я уяснил вот что: давным давно Империя была велика и покрывала весь континет. А на других континентах, соответственно, были другие Империи. (Как будто одна была недостаточно ослепительна!) И они, понятно, не поделили мир. Чем они друг друга угостили, я до сих пор не понимаю. Но последствиями оказалось все это: наша горная держава с ее князьями, состоявшая из шести-семи горных долин, которые даже на окраине Империи считались когда-то задворками - местом, куда имперцы (язык не поворачивался называть их людьми) прилетали (долго не мог поверить, что они тоже ходили ногами) просто отдохнуть - все равно, как я выглянул бы на уступ полюбоваться звездами. А на восток от нас огромный горный массив, а за ним лес, настолько большой, что его можно перейти только за два-три месяца непрерывного путешествия, а вокруг множество государств, правителей... Людей, наконец! В первый раз, когда Нагата занимался разведкой дороги и смотрел в свой кристалл, я из любопытства глянул через его плечо - и отшатнулся, потому что я - увидел. Увидел глазами весь мир с высоты доброй вершины, и облака не мешали. Мир был цветным. Яркие желтые пятна полей, лесов, просто луговой зелени, синие руки рек, наши серые горы - у нас тут все всегда было серым, яркие камни попадались редко, их отдавали князю, или еще выше. Даже наши звери - пепельно-дымчатые охотничьи ирбисы - резко отличались от броских, полосатых тигров. Только волки, закидывающие головы к небу, словно отвечающие моему взгляду в кристалл, были узнаваемого, близкого, привычного серого цвета.