Натиг Расул-заде - Заказчик Страница 2

- Я ведь часто сюда приезжал, - продолжал он. - Все некогда было, недосуг, иной раз, правда, прилечу на день-два по делам, какие уж тут звонки, востречи... Не звонил. Думал, что теперь звонить, будоражить, все в прошлом... У тебя семья, у меня... Но сейчас захотелось увидеть тебя. И знаешь, почему?

- Кажется, знаю, - сказала она.

- Да, - кивнул он. - Ты - единственное настоящее, что было в моей жизни. Как я мог уйти, не повидав тебя, - вдруг он заплакал, - Видишь - произнес он сквозь слезы, - Я никогда не был сильным.

- Не это главное, - проговорила она. - Ты всегда был живым, полным жизни....

- Она не стала успокаивать его, но когда он заплакал, она тут же поняла, поверила что скоро его не станет. Она задумчиво смотрела, как тихо он плачет, и курила. Потом они долго молчали. Она подняла свой бокал, пригубила, отставила, но тут же снова подняла и на этот раз выпила все до дна. Он тоже выпил, нехотя, давясь, но все выпил, поперхнулся, немного покашлял.

- Отвык, - сказал он.

- Как там твои? - спросила она.

- Нормально, - сказал он.

- Сын, небось уже школу закончил?

- Нет, уже закончил институт, - прежнее ровное настроение возвращалось к нему, и она в душе порадовалась этому, желая отвлечь его от тяжелых мыслей.

- Что ты говоришь?! - всплеснула она руками. - Институт уже?

-Да.

- Время летит.

- Да... Морока с этими институтами...

- А что такое?

- Да что... - сказал он. - Сначала экзамены устраивают -брать не хотят, потом опять экзамены - не хотят выпускать... Но, слава богу, кое-как доконали... Твои как?

- Мои оба еще в школе учатся, - сказала она. - Мужа недавно оперировали, она внезапно осеклась, спохватилась, что затронула нежелательную тему, глянула на него мельком, но ничего не изменилось в лице его.

- А что у него? - поинтересовался он.

- Киста, - ответила она. - Сейчас уже нормально, - она помолчала нервно затянувшись сигаретой. - Давай о нас поговорим... Кстати, я недавно читала твой рассказ в журнале, - вспомнила она и вся засветилась, -Мне показалось, он обо мне.

- Все, что я писал, так или иначе о тебе, - сказал он ровным голосом, и фраза вышла вовсе не высокопарной, чего можно было бы ожидать от подобной фразы, а вполне нормальной, будто он просто делал сообщение, доводил факт до ее сведения.

- Как твоя жена? Она?... ей тяжело сейчас, бедняжке... Она не знает, сказал он. - К чему? И не надо, чтобы знала...

- Ты обманываешь меня? - спросила она, усмехнувшись. -Но мне приятно, что ты так говоришь,

- Нет, не обманываю. Дома не знают. Я подумал, если скажу это будет невыносимо - истерики, каждый день видеть их глаза, и знать, что им все известно, все бы перевернулось вверх дном, не было бы покоя, к чему?..

- Но как тебе удавалось скрыть?..

Это началось не так давно. Я большей частью оставался один.

Уходил на другую квартиру, когда становилось совсем невыносимо...

Конечно, она что-то подозревает, порой, осыпает меня вопросами, смотрит подозрительно, я, грешным делом, даже думаю, что ей кажется, я по бабам хожу, но я говорю: поеду, поработаю, и ухожу на другую квартиру... Вообще-то, мы с ней... - он не договорил, задумался, она подождала, но не дождалась и спросила:

- Что?

- А? - рассеянно отозвался он, забыв, что хотел сказать, прислушиваясь со страхом к себе, чувствуя новую волну нарастающий шквал приступа, готового разразиться, и моля бога, чтобы не сейчас, не в ее присутствии, сам уже спокойно относясь к таким приступам боли, зная, что недолго, скоро все закончится.

- Ты о жене говорил, - напомнила она. - Сказал - мы с ней- и не закончил.

- Мы с ней? - поморщился он, вспоминая, - не помню, что хотел...

- А вы с ней - что? - спросила она. Он немного подумал и произнес:

- Мы с ней так и не научились понимать друг друга. Мне кажется она, как была мне чужой в первое время нашего супружества, так и по сей день...

- Она не понимает тебя? Он опять поморщился.

- Это совсем другое. Что значит - понимает, не понимает? Конечно, не понимает, если часто я сам себя не могу понять. И я тоже ее не понимаю. Но это совсем другое, мне и не нужно такое понимание... У на с тобой было совсем иначе.

- Может, мы тогда просто были молоды?

Да, и это тоже, - согласился он. - И нам не надо было понимать друг друга, помнишь?

- Помню, - сказала она. - Ты прав, нам и не надо было. Это не выразишь словами...

- Поэтому мы и разошлись, - улыбнулся он почти радостно, вдруг поняв, что скорее всего, приступа видимо сейчас не будет, временно боль отступила, пощадила, хорошо, подумал он, ложная тревога не хотелось бы сейчас перед ней потерять человеческий облик.

Она внимательно, чуть удивленно посмотрела на него, не понимая причину его радости, заискрившейся на мгновение в тусклом, почти старческом взгляде.

- Это было все равно, что постоянно находиться одному,

- пояснил он, стараясь, чтобы она поняла, что замечание это шутливое и потому изо всех сил удерживал на лице готовую сползти беспричинную улыбку, мы были почти что одним существом.

- Я понимаю, - сказала она.

- Это было слишком хорошо, чтобы продолжаться долго,-стал он дальше развивать свою мысль.

Ей стало немного неприятно, что од так объясняет.

- Понимаю, - поспешно повторила она, - наверно, ты прав,

- она грубо, по-мужски раздавила очередной окурок в пепельнице, взглянула на него, - Ты как? Не холодно?

- Нет,-сказал он.-Нормально.

- Ты побледнел. Может, закрыть форточку?

- Как хочешь, - он поднялся, прикрыл форточку окна, за которым шел мокрый снег.

Некоторое время он стоял у окна, потом подошел к ней, погладил ее по голове. Она прижалась щекой к его руке.

- Как тебя, курилку, дома выносят, ёшка-маёшка?

- Выносят, - сказала она. - Вперед ногами. Но я снова прибегаю.

- Тепло тут, - сказала она после небольшой паузы.

- Единственное достоинство этой квартиры, - сказал он.

- Ты боишься? - неожиданно спросила она. Он ответил не сразу.

- Не знаю, - снова помолчал, продолжил, - Все-таки, это такое обычное дело - помереть. Чем ты старше, тем больше вокруг тебя умирают, привыкаешь... Но разве к этому можно привыкнуть, если человек умирает в первый раз? У него же нет никакого опыта.

- Перестань, - спокойно сказала она и тихо проговорила еще, - Мне будет нехватать тебя.

- Конечно, боюсь, - вдруг сказал он.

- Я очень хотела бы помочь тебе, - произнесла она, -очень, - она беззвучно заплакала, крупные слезы обильно полились по покрасневшим, чуть разопревшим щекам, тушь размылась стала стекать по щекам постепенно светлеющими дорожками. Он вспомнил цирк своего детства, клоуна разбрызгивающего фонтанчики слез на потеху смешливой публики. Он с участием смотрел на дорожки от слез на ее щеках, на ум пришло отвратительное сравнение с печеным яблоком, по которому ползают черви. Его чуть передернуло. На себя посмотри, подумал он, посмотри в зеркало на себя, бурундук.

- Очень хотела бы, - повторила она с чувством, и ему стало жалко ее.

- Просто думай обо мне, - сказал он.

- Ты это узнаешь? - спросила она, чуть оживляясь. -Почувствуешь?

- Нет, конечно, - пожал он плечами, - просто будет приятно знать, что ты думаешь обо мне.

- Я буду думать о тебе, - сказала она и повторила, чтобы он поверил до конца, - Я буду думать о тебе.

- Хорошо, - сказал он, - спасибо. - Он налил ей в бокал водки

- Выпьешь?

- Хочешь, я останусь? - опросила она. Он покачал головой. И вдруг усмехнулся.

- Помнишь, как я хотел стать знаменитым писателем? -спросил он, задумчиво улыбаясь, будто вспомнил что-то смешное.

- Да, - она тоже улыбнулась точно такой же улыбкой, чего-то ожидая хорошего. - Конечно, помнило, ты был такой... честолюбивый

- Не получилось,- сказал он просто, продолжая улыбаться.

- Нет, отчего же,- стала она торопливо возражать,- ты ведь достаточно.

- Не получилось,- повторил он спокойно,-и теперь я рад этому.Она уже не стала спорить зная его, зная, что сам скажет, если захочет.

- В последнее время я много думаю о разном... Раньше много работал, мало думал, времени на такие пустяки не оставалось, теперь - наоборот, много думаю... и совсем почти не работаю...

О разном...О ЖИЗНИ...О том, как она сложилась, как могла бы...

И это естественно, что еще делать перед смертью, как не приводить в порядк мысли?

- Прошу тебя, - сказала она, делая останавливающий жест рукой.

- У меня есть такая повесть, где главный герой - писатель тяжело болен, умирает, теперь я сам стал им, стал персонажем своей повести. Забавно... знаешь, - проговорил он после небольшой паузы, - по-моему, в знаменитых людях есть что-то ненастоящее, - продолжал развивать он свою мысль, - они живут ненастоящей жизнью. Ты знала это?

- Нет, - сказала она. - Это важно?

- Нет, конечно, что теперь важно?

- Перестань.

- Да ерунда все это, - сказал он. - Отнесись к этому...

Впрочем, как хочешь отнесись...

Боль, как всегда, неожиданно захлестнула его, все-таки, застала врасплох, когда он расслабился, оглушила на миг, на лбу его выступила испарина, он скрипнул зубами.