Проводник - Алёна Митрохина Страница 2

Отец произносил имя с рычанием, похожим на тигриное: «Ррродди», а в мамином варианте имя перекатывалось и журчало, словно прохладная водица по нагретым солнцем камушкам – «Род´д´и», мама слегка картавила и почему-то чрезмерно смягчала звук «д».

Маленький Родион долго думал, что его настоящее имя и есть – Родди. Конечно, звучало оно не по-русски, да и в целом – не привычно, но его это не удивляло. В садик и другие детские заведения Родя не ходил: не из-за излишней болезненности, просто с ним всегда было кому быть и заниматься, мама в своей библиотеке трудилась по полдня, а обе бабушки, уже пенсионерки, устраивали чуть ли не соревнования по поводу того, с кем проведет день внук. Его бесконечно чем-то завлекали, увлекали, развивали, водили по выставкам и музеям, повторяя, что только интеллигентный человек чего-то да стоит в наше опростившееся время.

Со своим настоящим, официальным, именем Родион-Родди столкнулся только в школе, и это стало для него открытием, почти откровением. Поначалу на него он даже не откликался, но потом ничего, привык. Ему нравилось, что теперь у него получилось два имени – для своих и для чужих, а с двумя именами стало и два Родиона, и домашний Родди весьма отличался от Родиона общественного – так ему казалось.

Постепенно вариант «Родди» почти исчез из употребления, даже мама, когда хотела приласкать или ободрить, все чаще говорила обычно-привычное Родя или Родиончик. Папа, с годами превратившийся в угрюмого молчуна, предпочитал незатейливое «сын», безо всякого называния – ни ласкового, домашнего, ни повседневного, официального – никакого. Поэтому, когда при первом же знакомстве с Раей, состоявшимся, как это часто бывает, у кого-то в гостях, она в ответ на его «Родион, приятно познакомится!» с коротким смешком взяла его под руку, сказав «Какой еще Родион? Никакой не Родион! Только Родди, конечно! Много ты понимаешь…», ему не оставалось ничего иного, как крепко сжать ее широкую, почти мужскую ладонь, и пойти дальше по жизни вдвоем, навстречу, так сказать, светлому будущему…

Да и как было не пойти? Забытое почти, из детства, имя, прозвучало как пароль, кодовое слово, объединившее двух, совершенно незнакомых еще пять минут назад людей. Словно разведчикам, жившим долгие годы под глубоким прикрытием, поступил приказ выйти на связь – и они вышли. Неважно, что Рая поначалу совершенно не понравилась Родиону: крупные руки, широкие плечи и, в отличие от интеллигентного Родди, из простых – мать домохозяйка, отец – фермер, поселивший жену и дочь в городе, а сам проводивший почти все время в деревне; сама Рая – портниха, обшивавшая нестандартных клиенток на дому. Но разве соратников выбирают? Разве обсуждаются команды того, кто там, намного выше и намного разумнее?

Будь Родион хоть чуточку внимательнее, то во время частых чаепитий в Раином, без затей, доме, он обратил бы внимание на немногочисленное книжное собрание Раиного семейства. В серванте, на полках, отведенных под библиотеку, скромно пылились немногочисленные тома: подписное, в коричневой обложке, собрание сочинений Достоевского, такое плотное и нетронутое, что сомнений не возникало – ни «Преступление и наказание», ни «Бесов», ни все остальные труды Федора Михайловича в этом доме не читали; краснели золотобуквенные Вальтерскоттовские приключения средневековых рыцарей, пятый том чуть выдвинут: в нем хранилась припрятываемая Раиным отцом скорее традиционно, чем по необходимости, заначка, о которой все знали, но не трогали – из уважения, да и денег хватало, фермерство процветало, обеспечивая семью с избытком; разноцветными корешками пестрела другая известная классика – Пушкин, Некрасов, Гоголь, всё – почти новое и наверняка толком нечитанное.

Но одну, нижнюю, полочку заполняли потрепанные книжицы в бумажном формате, та самая серия «Уходя навсегда, возвращайся…». И если бы Родион догадался пролистать хотя бы одну из них, то наткнулся бы и на Родди, и на Райли, и, конечно бы понял, что приключениями синеглазого героя зачитывалась и его, и Раина мамы, да и, вероятнее всего, сама Рая тоже. И Раино всегдашнее «много ты понимаешь…», произносимое ею часто и по многим поводам, утратило бы в Родиных глазах всякий сакральный смысл, кроме одного – навязчивая фраза-паразит, междометие для связки слов, только и всего…

Но Родя не догадался, книжиц с нижней полки в руки не брал, и женился на Раисе в полной уверенности, что она и есть его судьба, его рассекреченный в нужное время и в нужном месте соратник.

Родионова мама, когда Родион впервые привел Раю к себе домой познакомиться, невзлюбила ее моментально – мезальянс. Разливая чай в тончайший, почти прозрачный фарфор, казавшийся в широких Раиных ладонях игрушечным, мама поинтересовалась: «Милочка, а чем Вы занимаетесь?». Простодушная Рая, поднеся чашку высоко, к самым губам, дуя на горячий чай так, что под носом моментально выступили крупные бисеринки пота, не смущаясь ответила «Да я шью на дому, могу и Вам пошить. Правда я все больше толстым шью, для них в магазинах плохой ассортимент, а Вы вон какая стройная, для Вас и в магазине можно много чего купить». Мама, действительно очень стройная, сохранившая какую-то балетную, аристократическую стать усмехнулась, посмотрев поверх Раиной головы в Родины настороженные глаза и произнесла, сжав в невидимую ниточку узкие бледные губы: «Шлея, значит…», после чего вышла из комнаты, и чай Родион с ничего не понявшей Раей допивали вдвоем.

А ведь узнай мама о такой почти мистической связи Родионовой и Раиной семьи, как давно прочитанный роман, о таком странном совпадении, когда сочиненная невесть кем невесть какая небылица вдруг обрела вторую жизнь, причудливо реинкарнируясь в их реальную, а не придуманную историю, то, возможно, смягчилась бы, приняв этот неравный союз как знак чего-то бОльшего, наделила бы его тайным смыслом и была бы к Рае более благосклонна. Но очень долго, до самого рождения долгожданного внука Мячеслава или, как все его звали, Мячика, мама принимала Раю в своем доме только по большим праздникам, когда собиралась вся семья и объяснить появление Родиона без жены становилось решительно невозможно.

Но, впрочем, жаловаться Родиону было не на что, жили они с женой без страстей и любви, но в спокойном согласии, одним словом – соратники.

Внезапный удар по голове прервал Родионовы размышления. Больно стукнувшись об антресольное дно, Родя остановил полет над самим собой и с осторожным любопытством, вытянув длинную шею, вновь посмотрел на собственное тело и лицо, неподвижно уставившееся в зеркальные створки шкафа. У самого пола зеркальная поверхность была заляпана грязными брызгами, отлетавшими от