Мальчик, девочка и лес - Борис Борисович Петров Страница 2

больше не били. Старшие хвалили его, отличали учителя в школе, и он вырос в юношу уважаемого, перспективного – теперь уже его ставили в пример младшим. Он коротко стригся, занимался спортом и холил короткие усики под носом. Шея молодого человека уплотнилась, стала короткой и толстой, и он уже не мог выглядывать из окна так, чтобы видеть клочок леса, да и глупо получилось бы – взобраться с ногами на диван, как в детстве; он выходил теперь на балкон, только чтобы покурить.

Он почти забыл о девочке, но, бывало, бродил по кварталу в безотчетной тревоге, всматриваясь в женщин, и не раз у юноши щемило в груди, когда он издалека видел тоненькую фигурку в простеньком платьице. Тогда он убыстрял шаг, но, приближаясь, молодой человек видел, что ошибся – на скамейках сидели другие девушки; они косились на него кокетливо, но рассуждали о моде и шоппинге, а он в этом ничего не понимал. Скучно юноше становилось с такими барышнями, и одиноко он жил – не с кем поговорить.

И он копил обиду и лелеял ее в себе, тяжелую и сладкую. И он подумал, что, возможно, он отыщет девочку в лесу. Где ж еще?

Как-то молодой человек набрался храбрости, завернул за угол, дошел мимо аптеки до гастронома, обогнул ТЭЦ, еще раз повернул, перешёл дорогу и встал на лесной опушке, отмахиваясь от насекомых.

Пыльно здесь оказалось и душно. Корявые березы перемежались красной сосной, чья кора шелушилась и была слишком тонка для того, чтобы делать корабли. Грязно-белые березовые стволы были утыканы острыми гвоздями, по которым весной стекал слезно горький сок. Предлесная полоса заросла лопухами и колючкой, а дальше виделся завал – серая умершая древесина, годная разве что на костер. И часто ее тут жгли: много кострищ пачкало землю, у дороги сухую и рассыпчатую, а дальше болотную, хлюпкую, вязкую. И жили тут разве что пауки – мохнатые твари с измазанными белесым ядом жвалами.

Молодой человек обводил лес холодными серыми глазами, и лес отвечал таким же недобрым взглядом, давил, гнал назад, шелестел сумеречными кронами:

– Уходи, ты здесь чужой.

Он попытался сделать шаг, другой – вглубь, в неизведанное, непонятное, но что-то его держало, тянуло назад, словно приковывало к городу, оставшемуся за спиной. Кто больше давил: лес ли презрительной невидимой рукой упирался в грудь, не пуская в себя, или город властно звал назад своего питомца?

Там, впереди, была чаща; плотное темно-зеленое пространство, от которого юноша стал задыхаться, еще даже не войдя туда. Мошка облепила лицо; он шарахнулся и задел липкую паутину, и она порвалась с тихим противным треском, повиснув клочком на носу. Визгливо и пронзительно трещали какие-то мрачные птицы.

Мокрая ветка хлестанула по лицу, и, приученный двором давать сдачи, испуганный молодой человек ударил в ответ и стал обозленно лупить по деревьям; ему казалось, что он борется с гигантом, хотя он скакал, кричал и молотил лишь воздух и кору.

Мужчина бился, пока не расшиб руки в кровь, и отступил, пораженный и обессиленный, но перед тем, как окончательно изгнать его в город, солнечный зайчик больно ударил по глазам, словно напоследок пнул побежденного.