Устами младенца. Соцгород – 2 - Светлана Геннадьевна Леонтьева Страница 2

поделили, завод раздербанили. Но самое главное осталось – дух прежний. Потому что идёшь и слышишь всплеск красных флагов, гимн слышишь в первозданном звучании, побудки в шесть утра. И пора вишневый компот пить да шаньги с творогом масляные есть, а ещё рыжики да опята. Они на окраине растут. Ох, уж эта окраина – цветистая, одноэтажная. На крылечке важные старухи сидят, сплетничают. Можно трамвай пустить, можно метро построить, но никогда Миргород не переделаешь, а Соцгород тем более. Люди там особенные, они истинные. И сам Соцгород сопротивляется, отпор дает несправедливости, оговорам, разграблению. Сама земля у него такая. Не подлежит вымиранию. И люди живут там долго, честно и праведно. Хотя и с ними случается всякая оказия… Устами сахарными надо прикасаться к святому, чтобы не мерещились разные вурдалаки да волколаки. Руками чистыми. Глазами открытыми. Так и в церкви может нечисть померещится. Вот и иди к чистому ручью, горсть воды набери да лицо омой. Авось и ересь блазнится перестанет, и партер с партой срифмуются сам собой, и слово цiрк перестанет произноситься без выпендрежа. Да и себя побереги, ибо Пульхерия Васильевна – хотя и добрая женщина, но грузди может с поганками спутать да к обеду поднести ненароком. А если чего мерещится, так крестись и приговаривай: «Сама виновата, что масло разлила, что трамвай поехал, что голова садовая, кого винить кроме себя?» А люди в Миргороде, хотя скучные, но приветливые, в Соцгороде люди простые, они это слово цiрк поганым считают, вот не любят они этого, поэтому и побить могут. Бывало, соберутся целой толпой и угрюмо так, молча к дому двинутся. Им уже это слово поперёк встало, изжога у них. Грибы есть не хотят, сливу варить перестали в чанах. А смерти никто никому не желает. Зачем на похороны тратиться? Гроб покупать, чулки с резинками? Пусть все живут, кто виновен и не виновен. Вот только груши плохо растут, а то и вовсе вянут. Поэтому их в компот не положили. А чего нет про то и говорить не следует. Бывало, руку запустишь, чтобы грушей похрумкать, а нет груши. Ни одной. Поэтому говорить, что у тебя грушу слямзили – это грех. Нет у тебя груш этих. И не было. Может, они были да кончились. А новые ни в Миргороде, ни в Соцгороде не водятся. И говорить, ой, как хороши были плоды сочные, ой, как ими питались, ой, как радовались, это вранье. Кроме груш ещё яблоки ели, вишни, черёмуху в сахаре. Да и груши-то росли кислые, не то ли что есть их, в руках держать не хотелось, в них червяки да плесень была. Просто из уважения было сказано, что память хорошая, что груши запомнились. Чего запоминать, если нет этого? В Соцгороде сейчас свой сад развели – там пчёлы мёд собирают, даже персики теперь растут и виноград дивный вьётся. Хочешь вина? Приходи, дадут! И не горюй, не переживай, не терзайся сам и других не трожь. Мы люди – добрые, право, верящие в лучшее, в душевное. А эту мелочь, что под ногами валяется, эта гниль и чернятина – кому она нужна? Никому. Всё истлеет, испреет. Пар будет над землёю! Воздушный, синий. И поплывём мы в берёзовых ладьях, в берестовых люльках. Ой, как хорошо в них. И пусть будет так.

2.

Хотя в Соцгороде многое, что по-другому. Аккуратные открытые дворы, клумбы. И главное много домов построенных в прошлом веке. Сталинки. Идти по широкой улице, под солнцем, о, это небо – мягкой волной над тобою, его можно ощущать дыханием. И не случайно, что Пульхерия Васильевна получила эсемеску с незнакомого номера. Для Соцгорода – обычное дело. Ибо сюда тоже докатились волны коммерции. Каждый день нам звонят бесперебойно рекламные компании, продавцы, навязывающие свой товар, фирмы, продающие свои услуги, салоны красоты и медицинские центры. Сначала Пульхерия не хотела читать это, сообщение, но затем, вернувшись домой после неудачной сделки, пообедав, женщина прилегла отдохнуть и всё-таки решила прочесть, ибо любопытство взяло верх.

Эсэмэска была прелюбопытнейшая. У Пульхерия даже пересохло в горле. Она привстала с дивана, нащупала ногами тапочки, зачем-то надела их и ринулась на кухню за очками, чтобы получше разглядеть текст. С некоторых пор после сорока пяти лет у Пульхерии Васильевны стало ухудшаться зрение, поэтому приходилось щуриться, вглядываться. Но Пульхерия «берегла лицо», лишние морщины были ни к чему!

Пульхерия прочла весь текст, у неё затряслись руки. Задрожали мелко пальцы, испарина обожгла лоб. А щёки! Щёки залились румянцем то ли от стыда, то ли от трепета и ликования. И эта слова…эти фразы… они словно серебряные, Пульхерия повертела телефон в руках – не заблестели ли пальцы, не осыпалась ли пыльца слов на кожу? Не эсэмэска, а сплошные ягоды, сладкие и сочные.

«Милая моя, девочка, деточка, зайка, комочек мой пушистый…решил написать тебе. Точнее, я всегда мечтал это сделать, но не решался потревожить тебя, моя суженая, моя ненаглядная, любовь всей моей жизни. Да что там жизни! Всей моей сути существования! Помню твои горячие губы, твои руки лебяжьи…О. как они обнимали меня, как тянулись ко мне, как гладили моё тело…помню распахнутость коленей твоих, помню запах, помню всю тебя – нежную, голую, словно смесь творога с мёдом в руках моих. Помню, твой трепет, как рыбка ты в моих объятьях трепещешь…Позвони, если сможешь, если ты уже не замужем. Я так и не женился. Точнее был не один, был с другой, но овдовел. Твой Мишка косолапый…»

Номер телефона был незнакомый. Или забытый. Или просто стёртый за ненадобностью. Да это естественно! Столько лет прошло…времён…

Но кто он этот Мишка косолапый?

Нет, Пульхерия не была женщиной ветреной, но на протяжении всей её жизни у Пульхерии были романы, также были лёгкие романчики и пара случайных встреч. Но не более.

Теперь надо вспомнить, кого она называла Мишкой косолапым? Да многих! Даже детей гуляющих во дворе дома. Юношу, которого просила передать деньги кондуктору на билет, сотрудника на работе:

–Эй, Мишутка, Ёжик, Зайчик, мне вон тот договор передай, пожалуйста.

Или:

– Сынок. Ёжик, Зайчик, Котик, сходи в магазин за хлебом…

Или бывшему мужу:

– Птенчик, Васик, Котик…

Пульхерия, вообще, так разговаривала. У неё всегда был вкрадчивый тон, ласковые нотки в голосе. Психолог, к которому Пульхерия ходила на сеансы, всегда ей советовал: говорить с людьми надо кротко, нежно, чтобы достичь своих целей, и улыбку, улыбку надо тянуть, как пальцы в балете. Тогда у Пульхерия случился кризис, просто жить не